Удача

«And I find it kind of funny. I find it kind of sad. The dreams in which Iʼm dying, Are the best Iʼve ever had. I find it hard to tell you, 'Cos I find it hard to take. When people run in circles, Itʼs a very, very Mad World.» -Gary Jules

Она почистила зубы, переоделась и забралась под покрывало, но это было настолько близко ко сну, насколько она могла добиться. Руж попробовала полежать на спине, затем на животе. Она расположилась на одном боку, потом повернулась на другой. Она так сильно ёрзала, что простыни свезлись и обернулись вокруг её ног, как кандалы. Она высвободилась из этого беспорядка и начала вставать, но смогла лишь принять сидячее положение перед тем, как остановиться. Осознание того, насколько паршивой стала её когда-то прекрасная жизнь, ударило её так быстро и с такой силой, что Руж почти ощутила, будто ей вышибло воздух из лёгких. Посмотрите на неё. Посмотрите, где она была. Давным-давно она жила на верхнем этаже здания, наполненного дорогими штучками, и где она могла остаться в перерыве между спасением мира и игрой в «женщину-загадку», и где теперь великая и могущественная Руж? Она была мелкой воровкой, живущей в дерьмовом жилом доме. Что она ненавидела больше дома или её способа выжить, так это тот факт, что она сама во всём была виновата. Это её гордость заставила её уйти из GUN, где ей нужно было просто позволить понизить себя. По крайней мере, она бы до сих пор могла получать зарплату, и её гордость стоила ей ещё полдюжины работ после. Всё это было ужасно, но настоящей вишенкой на торте была потеря Шедоу. Он постоянно использовал каждый свой шанс, чтобы попытаться помочь ей, и каждый раз она отталкивала его от себя, и почему? Потому что ей не нравилось чувствовать себя уязвимой. Даже когда она держалась на грани её прошлой жизни, она никого не подпускала близко к себе, даже тех, кто заботился о ней; тех, о ком заботилась она, тоже. Она заслужила потерять работу, она заслужила потерять Шедоу, и, если быть совсем честными, она заслужила то, что произошло в тот день, когда он ушёл. Всё же осталась часть истории, которую она не рассказала Тейлзу, и это просто потому, что она не смела снова переживать это. Даже сейчас, сидя в одиночестве во тьме, она пыталась бороться с этими воспоминаниями, но это было так же бесполезно, как и отталкивать ветер зонтиком. Рассказывая историю, она заставила это звучать так, будто в тот день не произошло ничего, кроме обмена грубыми словами. Это не было ложью, они действительно под конец орали друг на друга, но из-за злости и гордости и того факта, что она не могла позволить себе проиграть хоть что-то, даже ссору, она сказала что-то поистине отвратительное. Она не могла вспомнить, что именно она сказала, и, может быть, это и к счастью, но что бы это ни было, оно наглухо заткнуло Шедоу, и сразу, как только слова вышли у неё изо рта, она краем глаза заметила внезапное размытое движение, и, прежде чем она поняла, что это было, тыльная сторона ладони ежа столкнулась с её щекой. Воздух пронзил звук, похожий на одинокий громкий шлепок, вслед за которым послышался глухой удар, с которым Руж в боли и смятении упала на пол. Правая сторона лица пульсировала и уже ощущалась опухшей. Она осторожно коснулась рукой этой стороны лица и взглянула на неё. Ужас наполнил её изнутри при виде её собственной крови на пальцах. Она посмотрела на Шедоу, стоящего со слегка трясущимися руками. На его лице было видно ошеломление, настолько непохожее на него, что в другой ситуации это было бы смешно. Похоже, он не понял, что он сделал, пока всё не кончилось, но он не предложил ни слова извинения или утешения. Чёрт, он даже больше не кричал на неё. Вместо этого он повернулся, подошёл, словно во сне, ко входной двери, открыл её и ушёл. Она никогда его больше не видела, и лишь спустя неделю, вернувшись с работы, обнаружила, что его вещи пропали. Вскоре она ушла с работы и переехала. В том доме было слишком много плохих воспоминаний, но потом Руж поняла, что эту память нельзя оставить позади. Руж почувствовала, как что-то мокрое капнуло на её голую ногу, и на какой-то момент она могла поклясться, что это была кровь из открытых воспоминаниями кровоточащих ран. Но это была не кровь. Это было просто убегающее от неё воображение, и это было кое-что, что было гораздо хуже крови — это были слёзы. Она протёрла мокрые глаза, но это мало помогло. Как бы она не смахивала слёзы, на их место приходили новые. Не в состоянии больше сдерживать эти чувства, она как можно крепче прижала колени к груди и заплакала. Она ненавидела себя за свою слабость и беспомощность, но настоящей причиной потери контроля был Тейлз. Он прошёл через столько же дерьма, сколько и она, но между ними было два существенных отличия. Пока она сама портила свою жизнь, все его проблемы шли лишь из-за того, что жизнь любила находить невинных и избивать их. Всё, что парень пытался делать, это самосовершенствоваться, но вместо этого он узнавал, насколько трудна жизнь в реальном мире, и какое удовольствие жизнь получала, забирая у тебя всё, что ты когда-либо любил. Второе заключалось в том, что, пока Руж оставила надежду и поддалась искушению, Тейлз до сих пор пытался прорываться вперёд, и всё ещё пытался улыбаться после всего того дерьма, которое на него скидывали. Именно это вынудило все слёзы, что она держала в себе, выйти из неё этой ночью. Оказывалось, что она была не так сильна, как ей казалось, а парень как-то смог найти что-то, что бы толкало его вперёд. Это казалось неправильным. Это казалось нечестным, и она ненавидела себя за это. Руж сидела в своей комнате, плача из жалости к себе, и могла бы просидеть так всю ночь, если бы кое-что её не остановило. — Руж? — раздался голос от открытой двери спальни. Он был таким робким и тихим, что она едва его услышала. Протерев глаза, она посмотрела в том направлении и увидела стоящего в проёме Тейлза, его тело освещалось лунным светом, идущим из её окна. Она мгновенно почувствовала стыд за эти эгоистичные слёзы. — Ты в порядке? — спросил он, и Руж пришлось сдержать смех. В порядке ли она? Она ревела в темноте в позе эмбриона, а он хотел узнать, в порядке ли она? О, ага. Всё было хорошо. Всё просто, сука, зашибись. — Нет, — сказала она. — Не в порядке. Совсем… совсем не в порядке.