***
- ...wa ja? - жрец, отступив, оглядел старейшин. - Maru, - Да'Джин сложил морщинистые ладони на изголовье посоха, - zhu - Nothl'arani. - Ja jan'maruni! - Даззл потряс головой, хмуро покусывая губы, - ja mosharu o hakkar dazun Nothl'garazanai! - Nama hakkar - atal'aranai, - сердито бросил седой косматый патриарх За'Нарраши. - Aranai o Dazuun, - чуть смягчила резкие слова Га'Хвата, - Nothl'maruni, janzi tabar. Vagarai. Vajarai. - Jan... Goh, - Даззл склонил голову, подчиняясь старшим, и нехотя проговорил вежливое прощание, - unh jara harzama Nothl. - Goh. Жрец покинул просторную хижину старейшин и раздосадованно стукнул кулаком по прикопу. Растревоженные ездовые ящеры зашипели, вскидывая морды вверх и хлопая хвостами по крупам. Следящий за ними тролль неодобрительно проворчал что-то себе под нос, но лезть к жрецу не посмел. Даззл сбежал со ступеней и решительно двинулся к своей хижине на отшибе деревни. Всюду царило заметное оживление: мужчины-воины собирались на войну, женщины деловито кружили рядом, помогая по мере сил. Даззл вновь ощутил лютую ярость, ведь старейшины отказали ему в законном праве отправиться со всеми на эту войну. Знак Нотла на спине жег кожу как никогда раньше позорным клеймом ответственности. Жрец в очередной раз пожалел, что прошел обряд посвящения, и среди сотен других Нотл выбрал именно его. Старейшины называли его ребенком и не собирались выпускать божественное благословение из своих рук. - Dazz'le! Dazz'le! - к нему с криками подбежала ватага детей, окружила, хватая за руки и рукава зеленой джомы, потянула куда-то, возбужденно крича, - Aj'Rani vaman hijo!.. Жрец вздохнул и послушно свернул за детьми; все разбитые колени и локти доставались ему, как самому молодому целителю общины, не наделенному никаким авторитетом. Искоса наблюдая за своими пагодками, которые с упоением перебирали собственноручно изготовленные луки и копья, Даззл испытывал нечто близкое к зависти. И, ловя себя на таком неподобающем жрецу чувстве, пытался думать о чем-нибудь еще. Почти машинально залечивая глубокую рваную рану на ноге Адж'Рани, Даззл старался выкинуть из головы глупые мысли и ненужные сожаления. Вообще, ответ на все вопросы был очевиден - чужак. Чужак, спасенный жрецом от смерти, чужак, благословленный от Нотла бессмертием, последний уцелевший из своего племени. Даззл прекрасно знал, как сильно Хускар ненавидит его за спасение, ведь это был момент слабости, а слабость для воина - позор. Жрец и сам понимал, что совершил непоправимую ошибку, вернув Хускара от самых врат Нотла, когда тот уже пребывал в мире богов. Теперь же врата Нотла навсегда закрыты для воина. Это было в начале лета, а ненависть жила до сих пор, и на ее основании появилось много других, странных чувств. - Wa, ja zul'tora, - Даззл отодвинул занавеску и вошел в хижину. Внутри царила приятная прохлада с запахом сырой земли и трав. Хускар сидел на шкурах и менял обмотку короткого копья. Изогнутый кинжал, покрытый огненными рунами, лежал у него в ногах. Даззл фыркнул и поинтересовался: - Wuh, garazanai, zhu path'majan? - он подошел к столу и снял вялый лопух с глиняной миски, - мм... toka. - Janz, - отозвался Хускар, перерезая кожаный шнурок возле узла, - hurha? - Ja maru, - цыкнул Даззл и бросил лопух на стол, вздохнул, - wa-wa, ja gor'hun. Zhu... nurah? - Ja nur, a ja majonu, - Хускар аккуратно отложил оружие в сторону и встал. - Tori'kata, - жрец поежился и устало сказал, - wa, wuh toka... - Har'raj, - воин схватил его за локоть и нетерпеливо дернул к себе, - ja varah - huhra? Даззл раздраженно клацнул зубами и зашипел - Хускар резко куснул его за плечо, прокалывая кожу клыками. Жрец дернул рукой, ворча: - Anijamari! Marahan. Ja varah - janzi. Thura! Хускар нехотя разжал пальцы и отпустил Даззла. Тот примирительно потерся затылком о чужое плечо и указал на стол: - Toka!***
Ближе к вечеру, когда на долину опустилась прохлада сумерек, и в небе показался белый диск луны, Даззл отложил в сторону каменную ступку с комьями нерастертого порошка. Посмотрел на свой посох-хиккалу, стоящий в углу, и пробормотал: - Atalai'Nothlrani shagaz. Zhu mai. Ja rah zul'atari. - Zhu? - фыркнул Хускар, - "maru", huh. Hah! Даззл дернул плечом: - Ja janzai! Ho Da'Jin wata'guri tut mam'tot! - жрец изобразил руками, словно кого-то душит, - wah'ra ja - zul'atari. - Waj'na zhu - Nothl'arani, - ухмыльнулся Хускар, тыкнув пальцем в спину жрецу - точно в символ бога, - Go ha atal. Даззл увильнул от прикосновения и вскочил на ноги. Занемевшие мышцы потянуло, и жрец недовольно скривился. На крюке, грубо вколоченном в стену, висело яркое ритуальное одеяние лилового цвета. Бирюзовые нашивки украшали широкие рукава и подол. Даззл распустил пояс на своей блекло-зеленой джоме и снял ее. Аккуратно свернув, положил на ящик и потянулся за ритуальной джомой. Хускар красноречиво ухмыльнулся, наблюдая за жрецом и проговорил со смаком несколько фраз. Кончики ушей Даззла покраснели, он поспешно закутался в одеяние и затянул широкий пояс с длинными концами. Взял посох в руки и посмотрел на воина: - Ja waraz. Zhu zhos warazi. Хускар лениво зевнул, показывая клыки. Даззл покинул хижину. Пока он собирался, заметно стемнело. С гор спустился туман, укрывая долину серым маревом. Луна пожелтела, впитав ночной свежести, и с озера доносился лягушачий хор. На деревенской площади уже зажгли костер перед ритуальным каменным помостом-святилищем. Да'Джин в белом балахоне был похож на привидение. Он стоял перед огнем и оттуда командовал младшими служителями Нотла: подготовка к ритуалу шла своим чередом. Даззл приблизился к старейшине и вежливо поклонился, бормоча: - Ja warazai, huh atal'Nothlrani. - Atari'Dazzle, - старейшина кивнул и грозно закричал на детей, - fuh! Fuh! Janz'maruni wo! Dazz'le! Жрец вздрогнул от неожиданности. - Roho'janai sakra'hosta a ma'warazi unh. - Goh, - подчинился Даззл и отправился к дому старейшин. Рядом с ним находилась яма, огороженная копьями. На дне ямы ютилось трое троллей со светло-зеленой кожей - две женщины и подросток. Их руки были так крепко связаны, что под веревками запеклась кровь, а пальцы омертвели. Даззл подозвал сторожей и велел им отвести пленников к помосту и запереть в клетке. Словно услышав его слова, одна из женщин задрала голову и пронзительно закричала: - Waha'janzoga! - Vira, - равнодушно пожал плечами жрец и наклонился почесать пятку. К площади постепенно стекалась вся община. В свете костра виднелись лица: ожидающие, напряженные, предвкушающие. Старейшины гордо сидели впереди, дети кружили рядом, стараясь угодить старшим - вовремя подать воды или отогнать широкой веткой дым костра. Воины пришли с оружием. Даззл, переплетая волосы в ритуальную косу, краем глаза заметил Хускара - воин все-таки пришел. Большинство жителей общины до сих пор относились к нему с недоверием и презрением, а другие просто боялись огромного воина, благословленного Нотлом. - Go tija, - Да'Джин встал и поднял руки, - za'bujin, za'bunai, Nothl'maganji zagra moshari nama hakkar! - Mosharu nama hakkar! - подхватил нестройный хор голосов, некоторые вскинул вверх кулаки с копьями. - Hakkar varah: "valaja o Nothl - valaja o jara"! Za'bujin! - Za! Za! Za!.. - Goh. Atalai, Nothl'atari! Даззл медленно поднялся на помост, разглядывая собравшихся сквозь прорези ритуальной маски. В повисшей тишине отчетливо разносился звон колец в навершии посоха. Трещали угли. В клетке возле костра зашевелились пленники. - "Valaja hakkar", harazani Wan: "...kiraja zhu nam, ho kira janz'goh Nothl'garazani o sakra'viraja..." Даззл кивнул служителю, и из клетки выволокли за волосы первую женщину. Ее предварительно раздели и заткнули рот кляпом. - Wo jara atal'Nothlrani! - провозгласил Даззл, вытаскивая из-за пояса короткий ритуальный кинжал. Женщину толкнули на помост и прижали к холодным камням. - Hosta! Hosta!.. - раздались крики, и через минуту вся толпа в одном порыве подхватила, - hosta! Hosta! - Za'bujin, za'bunai, za'bujin, za'bunai, - Даззл провел клинком над головой женщины и без колебаний вонзил лезвие в горло. Брызнула кровь, толпа захлебнулась криком. В тот же миг застучали барабаны, заходясь неистовым боем. Жрец вытащил клинок, и кровь свободно заструилась по камням, образуя в выдолбленных желобках алый круг с шестью сегментами - знак Нотла. - "Atari, Akali! Nothl'arani monari bahra unh nama hakkar! Sakra'vira - nama hakkar!" Деловитые служители уже вытащили из клетки вторую женщину и распороли ей живот. Под судороги агонизирующего тела подставили широкие чаши, собирая кровь. Даззл обмакнул пальцы в алую густую жижу и нарисовал на лбу маски знак Нотла. - Za'bujin, za'bunai! Zhu - Nothl'garazani, wa hosta - o unha! Atalai! - Atalai! - Atalai! - Atalai!.. Чаши с кровью понесли сквозь толпу. Каждый спешил опустить туда пальцы или обмакнуть наконечник копья. Даззл устало огляделся и наткнулся на горящий взгляд воина. Невольно сглотнул и криво ухмыльнулся. Огонь взмывал выше крыш, вся община упивалась кровью жертвоприношения, даже старейшины окропились кровью, словно демоны Зорота. - Unha jara harzama Nothlrani! - жрец опустился на колени, плеснул крови в костер и воздел руки к небу, провожая клубы дыма вверх. Раскатисто грохнул удар в барабаны. - Nothl! Nothl! Nothl!.. - Atalai! - Atalai! - Atalai!.. Неистовый бой сменился ритмичным раскачиванием звука. Зазвенели браслеты на зульфи - женщинах-жрицах. Вокруг огня закружили фигуры в танце, извиваясь и изгибаясь. Даззл громко читал речи Нотла, стараясь не закашлять и не запнуться. Внутри все дрожало от напряжения. Перед взглядом смешивались белые пятна, красные пятна и синее гигантское небо. Служители вытащили из клетки последнего пленника. Ему развязали руки и подлечили пальцы, сунули в ладони копье. Толпа взревела. Пленника моментально окружили озверевшие мужчины. Зульфи затянули песню, прославляя Нотла. Даззл подобрал посох и медленно спустился на землю. Кровь подсохла и неприятно стягивала кожу. Жрец направился вдоль ряда хижин к небольшому холму. За ним лежало озеро, располовиненное лунной дорожкой. Даззл подошел к воде и остановился у кромки. Поверхность озера напоминала огромное зеркало без единого изъяна. Жрец приподнял маску, подставляя лицо ночному воздуху. Отбросил посох на траву и кинул сверху пояс. Джому с него сдернули чужие руки. Даззл даже не успел испугаться, прежде чем острые клыки вонзились в шею возле ключицы. Пальцы свело судорогой, жрец дернулся, забормотав: - Anijamari... Shhha... - Jaffai, - хрипло прорычал воин, прикусывая длинное ухо. - Haha! - Даззл запрокинул голову, тело наливалось горячей тяжестью. Чужие руки грубо огладили живот, спустились ниже и сжали до синяков худощавые бедра. - Waa, gonzai.. Под коленками неожиданно оказалась земля. Жрец уперся ладонями в траву и закусил губу, медленно погружаясь в вязкую невесомость. ...чуть позже, утомленно дыша в шею воина, он поймал чужую ладонь и нарисовал на коже комочком глины незнакомую руну. - Huh? - Хускар лениво приоткрыл один глаз, - huhra? - Inner'vitajara, - зевнул Даззл и процитировал "valaja hakkar", - "...wuh loa zhala'ka zul'fia janz'goh, o bahrani jarai...'' - Ha'nai? - фыркнул воин, небрежно оттолкнув жреца от себя. Даззл, набросив отсыревшее одеяние, пожал плечами: - Na'arani. Ja path, wah'ra zhu re'jinari. - Garh! - рассмеялся Хускар, - wo zhi? Janz! Janzi! - Re'jinai jara, - Даззл внимательно посмотрел ему в глаза и снова попросил, - re'jin. - Goh, - Хускар небрежно вытер руну исцеления о траву и бросил через плечо, - ven'jun.***
Следующее утро встретило жреца в хижине, хотя он с трудом помнил, как добирался до дома. Половину дороги воину пришлось тащить его на плече, это точно. Со стола укоризненно взирала потемневшая от времени статуэтка Нотла, выточенная из дерева. - Za'bujin, za'bunai, - пробормотал Даззл, складывая ладони в молитвенном жесте, а потом огляделся. Мужчины уже ушли. Вещи Хускара исчезли. Даззл недовольно скривился и пробормотал заклинание исцеления - вчерашний вечер и его продолжение оставили на теле множественные синяки и ссадины. Лиловая волна света смыла ноющую боль и неприятные ощущения. - Dazz'le! Dazz'le!.. Aj'Mhvata vaman hijo!.. - раздался крик снаружи, подкрепленный пронзительным детским плачем. Жрец ухмыльнулся, накинул зеленую джому - жизнь продолжалась - и вышел из хижины на улицу. Солнце заставляло щуриться, играя желтыми бликами по глазам. Конец лета выдался удушливым и жарким. Старейшина За'Нарашши выполз наружу и теперь грел свои трухлявые кости на солнце. Рядом крутились младшие зульфи - изредка им перепадало колкое словечко от ворчливого старика - но выглядело селение настолько безмятежно, что у Даззла возникло внутри паническое подозрение, будто он придумал весь вчерашний день. И никакой войны не случилось. Адж'Мхвата, шмыгая носом, перетерпела, пока жрец вылечит ее ноги. Как только боль ушла, вся ватага детей унеслась следом, гикая и крича, что они дикие охотники. Даззл отбросил косу за спину, попутно вытряхнув из спутанных прядей сухой стебель травы, и отправился к святилищу Нотла. Зульфи уже убрали трупы пленников - это мясо будет неплохой поддержкой общине, пока не вернутся мужчины-охотники - и теперь на площади мало что напоминало вчерашнюю вакханалию. Черные угли сиротливо лежали в круге потрескавшихся камней. Жрец помолился Нотлу и присел возле кострища. Ему казалось, что он упускает что-то важное, в голове крутилось воспоминание о том, что он ночью попросил сам себя вспомнить... сон? Слова? Видение? Нечто, связанное с берегом и травой... мысль ускользала, как масляный угорь из сетей. Возможно, это была всего лишь мелочь, которая не имела значения утром, но жрецу нестерпимо хотелось вспомнить эту мелочь, чтобы не мучиться от неопределенности весь день. Он наклонился вперед, чтобы почесать коленку, на ум пришло кое-что другое, касающееся вчерашней ночи, и Даззл с удовлетворением пробормотал себе под нос: - Marahan anijamari... За'Нарашши так безмятежно выглядел на фоне серой стены, что думать не хотелось. Хотелось, как в недавнем детстве, наковырять сырой глины на берегу озера и запустить свежих глиняных лепешек в белую бороду старейшины, чтобы потом весь день с визгом бегать от него по окрестностям - За'Нарашши за провинности лупил палкой по ногам, щедро снабжая удары комментариями и ругательствами. Даззл невольно улыбнулся и в тот же миг вспомнил, что ночью ему привиделось в полубредовом видении. Побледнев, жрец вскочил на ноги, но тут же осадил себя - не дай Нотл, старейшины что-то заподозрят. За'Нарашши, несмотря на старость, на зрение никогда не жаловался. Лениво прошагав до дома - только сила воли помогла ему сделать это именно лениво и неспешно - жрец заметался по хижине, не зная, за что хвататься. В видении он отчетливо видел смерть воина, и ему это совсем не понравилось. Чтобы умер, даже по своей глупости и беспечности, благословленный бессмертной кровью Нотла, нужно иметь достаточно сильного противника. Даззл перевернул весь свой нехитрый скарб, но так и не нашел ничего полезного. Взяв посох, жрец покинул хижину и медленно побрел к озеру. Дорогу до Зул'Доры можно было обнаружить именно за холмами возле озера. Если охотники правильно рассмотрели, то нападение на долину идет как раз со стороны Зул'Доры. Если поспешить, то можно успеть в срок. - "Valaja hakkar", harazani Two: "...mera ud'vazhumani, mera moshariani, zama towira; mera valajanari..." Из камышей вспорхнула белая выпь и исчезла за зарослями лозняка. - Nothl'arani mosharani o hakkar, - рассмеялся жрец с легкой нервозностью, и пошел по тропинке к дорожному камню - указателю. Каждый шаг наполнял тело невесомостью, и Даззлу казалось, что он не идет, а летит; впереди темнел массив лесной чащи.***
Отряды столкнулись всего через три дня пути. Воины, доведенные до исступления ожиданием, тут же устремились навстречу друг другу. Не было ни подобия строя, ни указов командующим - кто выжил, тот и победил. Врагов Хускар знал: это были племена Сухокожих и Кровавых Скальпов, каннибалов из южных земель. - Ja'Rakkal! Ja'Rakkal! - проскандировали Сухокожие, когда огромный тролль вышел вперед и с трех ударов расшвырял воинов общины Дазун'Ваты. Впереди вспыхнуло зеленым магическое кольцо - жрец врагов обратился к лоа, и ему ответили утвердительно. Мимо Хускара пролетел кокосовый орех, забитый мелкой галькой, и раскроил череп неудачно подставившемуся воину. Запоздало затрубил боевой рог и ударили барабаны. Копье Хускара обагрилось кровью; кровь, шипя и чернея, текла из небольших ран и царапин. Сладковатый запах кружил голову, во рту стоял соленый привкус предвкушения победы. Сухокожие шли волнами, но проигрывали - им было непривычно сражаться на открытой местности, на низине возле излучины реки. Высокая трава сковывала движения, путаясь в ногах, ни одно дерево-укрытие не помогало детям джунглей - в голых кустах лозняка затаиться не получалось. Вспыхивали лиловые печати (Хускар невольно вздрагивал) - служители Кровавого Скальпа призывали мощь своих лоа на помощь. Справа раздался хруст костей и чавканье - уставший тролль свежевал труп собрата и поедал сырое мясо. - Tora'Wata! Tora'Wata! - перекрикивая барабаны завопили жители соседней общины. Хускару показалось, что в гуще толпы мелькнуло знакомое лиловое пятно. Он тут же в приступе необъяснимой ярости вскрыл серповидным кинжалом мягкий живот Сухокожего и выпотрошил его как рыбу. Лиловое пятно померещилось снова, оно появлялось всюду. Схватив тролля, который промахнулся по нему ударом копья, Хускар встряхнул его и прорычал прямо в лицо: - Ja janzadai haza! - и вцепился клыками в щеку, разрывая кожу и плоть. Вкус крови в какой-то момент отрезвил, вернул воину Нотла разум. Мелькнула равнодушная мысль, что ему все равно некуда будет идти после этого боя, хотя возвращаться в Дазун'Вату было нелепо. Сама мысль о том, что он может послушным псом вернуться туда, где один бессовестный и бесстыдный жрец попросил "вернись"... нет, это было верхом глупости. И тут воин отчетливо увидел этого жреца перед собой. Даззл в зеленой драной мантии отправил во вражескую линию ленту зеленого дыма и обернулся. Устало улыбнулся, чуть прикрывая светящиеся бирюзой глаза, и кивнул. Под его ногами пульсировал лиловый круг знака Нотла. Хускар хотел зарычать, заорать на этого идиота, но вместо этого почему-то с восторженной злостью вышиб мозги первому встречному ударом лоб в лоб, вцепился клыками в чужое лицо и швырнул копье в толпу Сухокожих. Он слышал хриплый смех жреца, и его словно корежило в каком-то спазме, в смеси ненависти и облегчения. Даззл, отправив целебную волну вдоль ряда воинов, смахнул пот со лба и оперся на посох. Он радовался, что успел к битве, но уже понимал, что зря ввязался в сражение - его сил катастрофически не хватало, чтобы помочь всем. Хускар выглядел неубиваемой машиной, за ним тянулся кровавый след из выпотрошенных тел и взрезанных глоток. Рядом с воином свистнуло копье. Даззл напрягся - в воздух взвилась целая орда копий. Бросив взгляд под ноги, жрец бегло прокричал слова заклинания и выставил посох вперед. В тот же миг Хускара обнял столб лилового пламени, выметнувшийся из круга под его ногами. Жрецу вдруг стало очень легко, звуки сражения обрушились водопадом, оглушая и ошеломляя. Земля сотрясалась от барабанного боя и рева троллей. Копья частым лесом опустились на их ряды. Одно зацепило плечо и опрокинуло жреца на землю. Второе попало куда-то ниже лопатки, выбив дыхание. А дальше что-то ударило по голове, и мир поблек. Хускар, увернувшись от копья, зарычал, заметив вокруг ауру Нотла, и наотмашь махнул кинжалом; горячая кровь брызнула на лицо. Хускар прыгнул на кого-то, с силой вонзая копье в чужую грудь. Лиловый круг вспыхнул и исчез. Хускар оглянулся, но знакомой мантии не заметил. Он невольно шагнул назад, потом еще и еще, отступая туда, где видел жреца минуту назад. Тело, которое лежало в траве, конечно было мертво, как и множество других рядом. Кончики пальцев заледенели, а во взгляде воина вспыхнул тяжелый огонь. Жрец мирно лежал на животе, будто спал - Хускар за лето не раз видел такую же картину - и его руки цеплялись за землю. Из трех ран на спине сочились тонкие струйки крови; копье, вонзившееся под лопаткой, едва заметно покачивалось. Хускар опустился на корточки и тронул чужую руку, до конца не веря, что это не очередное порождение опьяненного кровью разума. Какой-то слабоумный бросился к воину, рассчитывая сбить его с ног. Хускар, не отрывая взгляда от копья в спине жреца, поймал его за горло и отшвырнул назад, оставив отпечаток крови на коже. И это кровь неожиданно вспыхнула, опаляя Сухокожего. Он взвыл и закатался по траве, пытаясь сбить пламя. Тут и там вспыхивали огоньки - кровь Нотла пробуждалась, раздавались крики ужаса и боли. Хускар не слышал этого. Он недоверчиво выдернул копье из чужой спины, ожидая, что наваждение сейчас сгинет, и круг Нотла в разрыве мантии окажется только внушением. Кто-то бросился к нему, занося меч для удара. Воин машинально отмахнулся, отбрасывая нападающего в реку. Наваждение не пропадало; и в этот момент нахлынула такая злоба и ярость, что унесла всю боль и усталость этого дня. "Inna'vitajara" - зазвенел в голове безмятежный голос Даззла. Зеленая руна на ладони вспыхнула неярким огоньком, окутывая раны и царапины лечащим светом. "Re'jin" - просил жрец, а сам не стал дожидаться... - Ja mon! - заверещал один из троллей, прежде чем Хускар разорвал его надвое. Кажется, этот был из деревушки... Да плевать; Хаккар разберется с их душами, главное - напоить божество кровью.***
Спустя 20 лет. ...деревня почти не изменилась, хотя населяли ее совершенно другие тролли. Почти все знакомые ему обитатели полегли в тот день на равнине у реки. Вождем стал Адж'Рани, а старшей жрицей - Адж'Мхвата, его сестра. Оба смотрели на него со страхом, узнав, но не поверив своим глазам, ведь для них слово "бессмертие" не значило ничего. Хускар, избегавший этого места как чумы, и сам не понимал, зачем пришел. Давно улеглась ярость, уснули все сожаления и отступила ненависть. Возможно, им на смену пришло любопытство. Или простое человеческое желание избавиться от одиночества, посетив хотя бы могилы тех, кто знал его при жизни. Нелепая смерть для служителя Нотла; потерять свою жизнь только из-за собственной глупости - на территории святилища Нотла его жрецы были ограждены от смерти в любой форме. Ряд хижин кончился внезапно - пожар уничтожил несколько из них, и теперь хижина жреца стояла особняком от общины. У дома явно был новый хозяин - стены перебелены, крыша перекрыта свежей соломой. Сразу за хижиной по склону холма тянулась низкая каменная стенка - надгробие для общей могилы тех, кого не съели. Ноги сами понесли воина в ту сторону. Поровнявшись с хижиной, он замешкался. Занавесь трепыхнулась, будто весь день ждала именно этот момент. Наружу выглянул худой растрепанный тролль. Этот был другой, совершенно не похожий, какой-то более мягкий и округлый, но, отбросив черные косы за спину знакомым жестом, одернув лиловую джому, этот жрец поднял на Хускара взгляд бирюзовых глаз и неуверенно проговорил: - Wa, o re'jinari. Хускар не заметил, как сделал шаг к хижине. Жрец отступил назад, держа занавесь в руках. На его губах блуждала легкая улыбка. Воин ворвался в хижину, и знакомый запах трав и костра оглушил его, как удар щитом. - Ja wah ven'jinai... ja valajanari, hur zhu re'jinari..., - раздался сбивчивый шепот над ухом, и на пол со звоном и глухим стуком полетело копье и опрокинутая со стола медная жаровня. ...лежа на сбитых шкурах, Хускар ощущал опустошение. Вопреки опасению, это оказалось весьма приятным чувством. - Ja janz'hur o re'jarashinai, - словно оправдываясь, говорил жрец, несильно пощипывая чужую ладонь, - unh ja narhzamai o Nothl, a unh vagajanai... На спине жреца неярко мерцал лиловый круг с незамысловатым рисунком из пересеченных линий - печать Нотла. - Jani, - искренне попросил Даззл. Хускар что-то проворчал в ответ. Ему было слишком хорошо, чтобы прислушиваться к чему бы то ни было. - Wa-wa, - жрец опустил голову на чужое плечо, рассматривая стену хижины, - vamanjai, ja for'gum hur re'jarashinari... Majadai - vira. - Vira? - ожил воин, тут же напрягаясь, - zhu... shinai re'tot? - Wa, ja, - хрипло рассмеялся Даззл и лениво потянулся всем телом, - ja shinai o re'jarashinai. Nagah! Повисла тишина; вдали размеренно зарокотали барабаны, крикнула выпь. - Zhu... re'jin? - у жреца в этот момент бешено заколотилось сердце, хотя он делал вид, что ответ его не волнует. - Ven'jin, - отозвался Хускар. На деревню опускались очередные сумерки.