Последний венецианский ассасин

Тихий шёпот в темноте и лишь в окно пробиваются лучи заходящего солнца. — Когда я был молодым... — шелест пера по бумаге прервало быстрое скомкивание бумаги и летящий бумажный шарик к корзине с такими же бумажными шариками в ней. Нарушило тишину тихое покашливание и тихий скрип двери. — Я просил оставить меня одного! — крикнул седовласый мужчина и закашлялся. К старику подошла женщина и погладила его по руке и голове. — Я уйду ненадолго к сестре, на тебе Мари, — сказала женщина и ушла.       Чуть позже, выйдя в поле виноградников и оливок, когда уже была полная всего этого плетёная миска, он обернулся и сразу стартовал, видя, как человек в капюшоне с клинком за спиной, что для пожилого человека, которому за семьдесят и который бежал, как будто ему тридцать или сорок лет, было подозрительно, направляется к ней. — Нет! — крикнул он, перехватывая руку и заглядывая в карие глаза девушки с выжженным на руке знаком. Знаком, от которого он ушёл пятнадцать лет назад.       Вечером того же дня, сидя у камина, София укрывала своего мужа, девушка сидела напротив кресла Эцио, смотрел в огонь. Слушая рассказ девушки, но услышав предложение о возращении, он резко встал и крикнул: — Никогда! Уходите отсюда! Побыстрее! Но его остановила жена. Она усадила своего мужа назад и сказала: — Не сегодня, сегодня она переночует у нас, — женщина сказала с нарочитой строгостью и видя, что Эцио встаёт, глянула на него. Аудиторе знал, что это за взгляд и лучше подчиниться, он махнул рукой и пошёл в спальню. На следующее утро его жена и ребёнок ушли, а он пошёл в сарай неподалёку, но заметив открытую дверь, он бросился к ней. Там стояла Юнь. Та самая девушка, которая, увидев его, воскликнула: — Это же ваши слова! Вы - тот мастер! «Когда я был молод….», — но её оборвал мужчина. — Это было тогда! Я потратил на ассассинов больше тридцати лет, а ты просишь сейчас вернуться?! Ни за что! — мужчина был груб, собираясь в город.       В городе Юнь везде следовала за старым мастером ассассином. Вдруг - над ними пролетела тень. Это заметили оба. Перед ними приземлился некий человек с маской недосамурая. Сказав что-то на китайском языке, он посмотрел на старика, Юнь тоже ответила и достала из-за спины кинжал. — О чём вы говорили? — спросил её Эцио. — Он сказал, что заберёт меня, а вас убьёт, — девушка направила кинжал над собой. — Значит, пробьёмся с боем, — сказал он и выпустил корзину с овощами из рук. Время словно замедлилось, в замедленной съёмке появились ещё двое таких же противников сзади. Эцио подхватил стоящую кочергу для углей, стоящую рядом, только корзина стукнулась и овощи начали рассыпаться, как девушка бросилась вперёд на того недосамурая с мечом, а старик - на двоих. Быстрые взмахи кинжалом парировали удары самурая, старый мастер-ассассин отбивался сначала от мечей своих двух противников, но потом сам перешёл в наступление, адреналин побежал по крови, руки вспомнили старые приемы: парировать удар, ещё раз, удар кулаком по лицу, уворот, резкий поворот,удар оружием по шее, со вторым - обернуться и резко повернуть его голову.       Так и произошло: Эцио парировал, удар первого противника, второго. Ударил по лицу первого - маска смялась, и самурай схватился за маску, второй занёс меч, чтобы ударить старика, но тот увернулся, меч звякнул об землю, старый мастер развернулся вместе с этим, занося своё оружие-кочергу. Удар по защищённому воротнику, но был слышен хруст костей, - и первый упал лицом вниз, пока второй самурай наносил новый удар, старый ассассин уже увернулся и, схватив за шею, повернулся всем телом, второй поверженный противник упал со сломанной шеей. у Юнь была ситуация хуже, чем у Эцио: она пыталась отбиться и нанести удар, но её противник был опытнее противников Эцио, поэтому он смог выбить кинжал из рук юного китайского ассассина и уже занёс руку для удара. Она перекрестила руки, чтобы защитить лицо от удара меча, но вместо этого её незакрытые части тела окрасились красным, горячим и солёным. Она раскрыла свой "замок" и увидела, что её противник лежит с той самой кочергой, которая была у Эцио. Сам же старый ассассин подошёл и протянул руку. В другой он держал её кинжал. Девушка приняла его помощь. — Настоящий ассассин не теряет своё оружие, — протянул он ей кинжал. Юнь вернула кинжал в ножны, пронеслись ещё тени: теперь они не решили испытывать судьбу и побежали назад к вилле. Убежав из города, их перестали преследовать. Вечером того же дня на горизонте появилась фигура в капюшоне. Разговаривавшие Эцио и Юнь увидели старого ассассина. Тот понял и, кивнув головой, сказал: — Тебе пора.       В следующую секунду старик отвернулся и уже не видел фигур. Повернув назад голову, не увидел он и Юнь. Они ушли, чуть позже вернулись его жена София и дочь Мария. Ночь прошла спокойно, утром вся семья собралась на базар. Пока Софья и Мария смотрели товар, Эцио присел на скамейку и стал смотреть на цветочную клумбу. К нему подсел незнакомец. — Эль Дьябло! Ненавижу этот город! То ли дело Рим! Там литой, спелый виноград - не то что тут Флоренция, — сказал он в оскорбительной манере. — Твоя проблема - не Флоренция, — хотел ответить Эцио, но сердце сделало удар и стало замедлятся, незнакомец схватил его за руку и сказал на флорентийском: -Coracho fenko* Старый ассассин понял его и взглянул на него. Тот, изуродованный шрамом у самого края рта, моргнул глазами, тихонько кивнул головой, продолжал улыбаться. — Прилёг бы ты, — сказал незнакомец и, встав, ушёл.       Эцио вдруг всё понял: пришло его время. Он повернулся в сторону своей семьи - и его усталое старческое лицо украсила улыбка. Время замедлилось, дочь, всё это время державшая маску, которую купила мама, повернулась в сторону отца. Глаза тихо открывались от ужаса, а рот кричал: "Па-па". Жена тоже заметила это и побежала к мужу, но было поздно: сердце остановилось. Над площадью пронёсся орёл с известным кличем. Так умер великий флорентийский мастер-ассассин Эцио Аудиторе-де-Фиренце. "Когда я был молод, у меня были свобода, время и любовь, которых я не видел, не знал и не чувствовал. Тридцать долгих лет прошло, прежде чем я постиг смысл этих слов и сейчас, на закате лет, он ясен мне, как никогда. Любовь, свобода, время, которые я когда-то не ценил, теперь придают мне сил двигаться вперёд, особенно - любовь, mio mean**, к тебе, к нашей дочери, братьям и сёстрам и огромному непостижимому миру, что дал нам жизнь и наполнил её смыслом. Я люблю тебя, mia*** София". Навеки твой, Эцио Аудиторе.