Shot at the Night

Кто-то назовет это свинством, кто-то посмотрит мутными глазами. Ладно, мутными глазами посмотрит большинство. Персиваль Грейвс не отличается особым послушанием. Если есть правило, он его нарушит. В его адрес давно не прилетает сочувствие, только сонные проклятия время от времени. Старое доброе уважение похоронено в судебных процессах. Персиваль уже не уверен, стоило ли возвращаться. Из одной тюрьмы посадили в другую. Комфортную. Наспех подштопали, так чтобы протянул до суда, так, чтобы совесть и репортеры умолкли. Приличия соблюдены, но Грейвс бушует, как будто ему снова пятнадцать. Семейное гнездышко и без того мрачно-темное превратили в проходной двор. Каждый волен войти и выйти, только законный хозяин не имеет права голоса. Пришло трое «церберов», ушло двое — на лицо значительный прирост населения. Дом нельзя назвать маленьким, но еще пять шесть пересменок и будет тесновато. От воздуха ничего не останется. Кто-нибудь озаботился такой мелочью как личное пространство? Персиваль не требует отчета о проделанной работе, по привычке хмурится и ищет подвох. Всюду новые лица, вооруженные, обученные. При всей гуманности, хочется разукрасить постные лица кровью, взмахом руки раскурочить окна и стены. Потом быстренько залезть в заранее скрученную петлю и помахать правилам ручкой. Кстати о ручках- запястья стерты до костей. Все самое страшное спрятано под бинтами. Время от времени проступает кровь, время от времени очень больно. Такое не починить взмахом палочки или чудодейственным отваром. С Персивалем теперь сложно. Он перестал быть волшебным, зато научился быть необыкновенно живучим и наблюдательным. Ревностные труженики прекрасно пишут отчеты о прошедшем дне. Сгорбленные буквы пляшут под диктовку, как пьяные. Тесты однообразны: ел, пил, спал. Не буянил целый час. Упоминается только фамилия, с уважительной припиской «мистер». Например: « Мистер Грейвс случайно разбил сервиз на двенадцать персон. Список предметов прилагается, восстановлению не подлежит». Нехорошо вышло с сервизом. Стоял себе в шкафу, радовал глаз, но, в какой-то судьбоносный момент, попал под раздачу. При всей изящности Обскур бывал до смешного неловким чудовищем. С людьми он еще церемонился, с набором посуды — нет. Черный вихрь перевернул столы и стулья, уложил остолбеневших магов рядышком с раскуроченной мебелью. Обскур где-то научился быть осторожным. Пострадавших не бывает. Колючее облако расползается по потолку и жизнь в доме испуганно замирает. Покойся с миром, сервиз на двенадцать персон. Покойся с миром секретер на резных ножках. Гобелен, тебя будет не хватать. Самое время бежать не оборачиваясь. Снова без спроса, снова полураздетым и босым. Экспромтом. Персиваль делает глубокий вдох и ныряет в ночь, как в холодную воду. Внутри, вопреки всем законам природы, теплеет. Фонари на улице предусмотрительно не горят, словно всю магию разом запретили. Опасность всего лишь иллюзия. Через полчаса монстр обессилит, станет безобидной тенью помещающейся в ладони Персиваля. Но разве в это хоть кто-то поверит? И замечательно, пусть не верят.