Воспоминание.

Юнги вдыхает холодный чуть морозный воздух вместе с дымом ментоловых сигарет и закрывает глаза. Шумная улица за его спиной тонет в звуках: смех, множество диалектов, голоса взрослых и детей, гул машин, шуршание шин по асфальту, навязчивая мелодия очередного хита и тихий, едва различимый шепот ветра. Мин задыхается от дыма и уши закладывает от гама. Он сколько себя помнит, не любил суету и людей, но так получалось, что они все равно проникали в его жизнь. Окурок летит вниз и доживает свои последние моменты. Говорят, каждые сорок секунд в мире происходит одно самоубийство. Молодой человек сильнее кутается в пальто, одетое явно не по погоде и натягивает шарф повыше теплыми, на удивление, руками. Юнги ныряет в темноту переулка, сегодня ему надо расслабиться и избавиться от ненужных мыслей. Прокуренное помещение захудалого бара встречает его не самым радушным приемом. Юнги вздыхает и сразу же держит путь к барной стойке сделанной из дешевого дерева. Да в принципе все здесь напоминает о второсортности заведения, что не может не удручать. Радует то, что дебош никто не устраивает, лишь парочка завсегдатых пьяниц изредка переходит на повышенные тона, но тут же быстро успокаиваются под средством новой порции дешевого соджу. Мин в прямом смысле слова устало плюхается на высокий барный стул и подзывает к себе бармена, выбирая между дешевым и горьким соджу и таким же дешевым и отвратительным виски, выбирает, что странно, второе. Алкоголь обжигает горло и из прокуренных легких вырывается сиплый кашель, Юнги прикрывает рот и нос тыльной стороной ладони, жмурится до слез в уголках глаз и порывисто выдыхает, проводя по осветленным взъерошенным волосам пятерней, пытаясь их хоть как-то пригладить. Бармен добродушно усмехается и подливает еще, а Юнги не против. До ужаса хочется в теплую кровать и чашку крепкого свежеприготовленного кофе, но дома холод из-за неоплаченных долгов и растворимый порошок, который лишь отдаленно напоминает вышеупомянутый напиток. Раньше такого не было, потому что вместо Сеула был Дэгу, а вместо съемной однушки — родительский дом. Впрочем, слишком часто он стал вспоминать это «раньше». От этого и пришел сюда в надежде забыться хотя бы на ночь, когда-то помогало, но сейчас, если честно, не очень. Юнги складывает руки в замок под подбородком и склоняет голову набок, впечатывая холодный темный взгляд в ряд с бутылками алкоголя. Бесцельно, потому что не понимает в этом от слова совсем, но раз пока есть возможность различать буквы, то почему бы и нет. Очередной глоток янтарной жидкости, которая напоминает больше чистый подкрашенный спирт, нежели дорогой напиток с названием «виски», но мужчина довольствуется тем, что есть в арсенале. И вот, последние посетители в обнимку покинули заведения, оставляя Юнги и бармена один на один. — До которого часа вы работаете? — До двух. Юнги тяжело вздыхает и протягивает стакан с целью его наполнения. В голове надежда на то, что он успеет напиться до этого времени, а еще мимолетная мысль о том, что он бы ему такого не позволил. Мин снова жмурится и трясет головой, отгоняя непрошенные мысли, запивая их алкоголем. Но вновь вспоминает сегодняшний звонок матери, которая просила зайти в церковь, но Мин Юнги, конечно же, ее не послушался. Не потому что не хочет следовать указаниям мамы, а потому что не верит и не видит смысла. Его все равно не вернуть. Мин судорожно выдыхает, дрожащими руками доставая сигарету и чиркая зажигалкой, бармен учтиво уходит на другой конец стойки, предусмотрительно оставляя несколько бутылок рядом. Он снова не справился с эмоциями, он снова погряз в воспоминаниях. Чем ближе этот злополучный день, тем чаще Юнги просыпается от кошмаров, тонет в воспоминаниях и зарывается в самобичевании, вполне заслуженно, как он считает, выливая всю грязь и вину на себя. Кто-то говорит, что, взрослея, человек сильнее забывает моменты из детства, Юнги же до сих пор в мельчайших подробностях помнит их первую встречу. Мину было шесть, а ему всего четыре. Они были соседями, ничего особенного, так часто бывает, только вот Юнги рос слабым, поэтому мало выходил на улицу. Это был первый выход за последние полгода. Все Юнги было словно в новинку, а особенно новый сосед, что выглядывал из-за калитки с нескрываемым интересом и будто бы с восторгом. И как только мать Юнги дала разрешение на вход, мальчишка тут же подскочил к слегка озадаченному Мину. — Я Ким Тэхен! Юнги было сложно сходиться с людьми в виду своего слабого здоровья, но, казалось, дружбы Тэхена хватало на двоих и постепенно мальчишка со странной, но безумно яркой улыбкой все чаще появлялся в семейном гнездышке семьи Мин. Юн начал привыкать, открываться все больше, даже по яростному совету новоиспеченного друга начал обучаться игре на фортепиано. Время шло, здоровье Юнги крепчало, и он наконец смог спокойно посещать школу. Их общение на время прекратилось, Мин погряз в учебе и занятиях музыкой, а Тэхен рос слишком тактичным мальчиком и не мог потревожить Юнги, любуясь его сосредоточенным профилем издалека. Юнги, если честно, было немного неловко из-за того, что друг сидел без его внимания, но Ким упорно продолжал качать головой и говорить, что все в порядке. А потом и сам Тэхен пошел в первый класс. И без того редкие встречи в один момент и вовсе прекратились, семьям уже казалось, что они никогда не возобновятся, а многочисленные альбомы с фотографиями отходили на дальние полки до лучших времен. Однако у судьбы были свои планы. Они встретились вновь в один из по-весеннему теплых деньков, перекинулись парой слов и договорились о встрече в кафе. Тэхен тогда только-только пошел в старшую школу, а Юн в то время во всю проходил жизненный этап становления мужчиной и время первой любви. Их первая за долгое время встреча прошла достаточно холодно, но не бесследно. Следующим пунктом был семейный ужин семьи Мин. Постепенно их общение вновь вернулось к истокам. Все в округе даже шутили, что их как магнитом тянет друг к другу, на что Юнги лишь снисходительно хмыкал, а Тэхен опускал взгляд. Кто же знал, что это было сущей правдой. Их встречи все чаще перебирались в дом, ведь оба предпочитали теплоту и уют своих комнат, а не шумные торговые центры, кафе или кинотеатры с парками перед ними. Юн очень часто играл для Тэхена и вызывал тем самым бурю положительных эмоций начиная от восторженного «Хен!» и заканчивая быстрыми и неловкими объятиями. Юнги помнит, как у Тэ начал ломаться голос. Ох, сколько же шуток тогда было отпущено, но в том и была прелесть их дружбы. На каждое слово Мина у Ким Тэ было только плаксиво-гнусавое «хен», от чего это казалось безумно милым, хоть сам Юн никогда в этом и не признавался. Еще Юнги помнит, как удивленно глазел на него Тэхен, когда он, горделиво, как раз в манере всех парней его возраста, говорил про первый поцелуй. Тэ-Тэ во время рассказа даже рот приоткрыл и привстал от удивления, внимательно слушая каждое слово старшего, а в конце выдал, что непременно хочет также. Юнги тогда так позабавили неестественно больше глаза друга и почти благоговейное восхищение. Кто же знал, что всего полтора года Юн будет стоять у сырой земли и глотать слезы. Юн помнит, как Ким Тэ прыгал и суетился вокруг него в первый день его институтской жизни. Тогда Мин был на первом курсе и его безумно раздражало, что за лето на море Тэхен вытянулся и приобрел приятный загар на бархатной коже. В тот момент они были полными противоположностями. Ими же и остались. Все чаще Юнги начал задерживать взгляд на плечах своего младшего друга, заслушиваться глубоким и бархатным голосом и, что совсем ни в какие ворота, смущаться нелепой квадратной улыбки — единственном напоминание о детских днях. Дальше, казалось, была череда самых счастливых дней в их жизни, теплых и ярких, как летнее солнце. Ким Тэ представлял, как они будут ходить в один институт, как он будет слушать работы своего хена и хвалить их в своей привычной манере: с теплой улыбкой и лисьим взглядом, ведь не зря бабушка Юнги говорила, что в душе у Тэ живет натура лисья, мягкая и пахнущая специями пряными. Но все не проходит бесследно. Шаг, оступился, упал, упустил. Никто не понял, как так вышло, но страшный диагноз в истории мальчишки с лисьей душой потряс каждого, кто знал Ким Тэхена. Юнги же не верил до последнего. Да и сейчас, если честно, не верит. С того момента все пошло под откос, ему дали год. Тэ ушел из школы, Юнги перевелся на заочное, хотя друг его отговаривал. Юн начал выпивать. Тэхен тогда очень сильно ругал друга, пинался, щипал его, но не приносил ровным счетом никакой боли, потому что боль моральная была куда сильнее. Однако Юнги прекратил на время. Расстраивать дорогого человека очень не хотелось. Юн начал курить. Тэхен в отместку тоже, за что и схлопотал по лицу от Мина, потом они не разговаривали целую неделю, но вовремя осознали ошибку и примчались друг к другу практически одновременно: Юнги застал Ким Тэ в коридоре. Он натягивал шапку в спешке, дышал тяжело и, кажется, даже плакал. Больше они старались не расставаться. На день рождения Мин подарил Тэ камеру. Друг был очень рад и смущен такому дорогостоящему подарку, но с таким трепетом прижимал к себе технику, что невольно Юнги поплохело. С тех пор камера не покидала рук младшего, он снимал все, что попадало под руку, но чаще всего конечно же Юнги, хотя молодой человек постоянно на это ворчал, выхватывал камеру и снимал Ким Тэ сам. Дурачась и пока еще плохо осознавая, что сохраняет самые красивые и драгоценные кадры в своей жизни. В один из теплых осенних дней случилось то, что должно было произойти еще очень давно. Тогда друзья решили выбраться далеко за город, в поля, полюбоваться звездами, Тэхен даже потащил свой телескоп, который, в конечном итоге, нес Юн. Но в целом день прошел незабываемо и весело, как и каждый до этого, ведь они хотели прожить этот год полной жизнью. Ким Тэ отснял целых четыре часа и под вечер, когда звезды наконец появились, поставил камеру на штатив и направил на Юнги, который настраивал телескоп. Вернее, куда-то в ноги, потому что камера в итоге съехала. В тот вечер Юн много узнал о звездах, ведь Тэ увлекался этой темой и мог рассказать очень многое, все говорили, что он станет астронавтом. В тот вечер Мин нарек его этим почетным званием. А потом Ким лег на траву и начал разглядывать звезды просто так, сверкая своей яркой улыбкой и говоря, что так они в тысячу раз красивее, потому что не выглядят одинокими. Мин лег на землю следом и готов был поклясться, что глаза его друга, что лежал рядом и смотрел на небо, наполнились звездами. Это было так правильно и уютно, но вместе с этим что-то не давало покоя, казалось, что Ким Тэ в этот момент собирался сказать что-то, что изменит их дружбу окончательно и бесповоротно, но, Юнги не знал, что еще менять, когда и так уже все верх дном. Тэхен перевернулся на бок и внимательно, с какой-то неестественной взрослостью посмотрел Мину в глаза. — Пока я смотрел на тебя, ты смотрел на других, но все равно давал мне надежду на что-то лучшее. Хен, я люблю тебя. Спасибо. Бывает так, что человек, который дает тебе настоящее счастье и поддержку, топит в собственных чувствах и непониманиях. Но Юнги среагировать не успевает, чувствует тэхеновские губы на своих и замирает, даже дышать перестает, всматриваясь в дрожащие ресницы напротив, словно бы ищет в них остатки тех самых звезд, что видел ранее. Почти также быстро Ким отстраняется, вновь откидываясь на спину и счастливо смеясь, как пятилетний мальчика, Юн красный, как алое зарево, совершенно не понимает, что сейчас произошло, но чувствует тепло в груди и непреодолимое желание рассмеяться вместе с Тэхеном. И это желание, естественно, побеждает. Эта ночь стала своеобразным отсчетом, их дружба стала только крепче и теплее, но с каждым днем Юнги становилось все тяжелее. Он не помнит точной даты госпитализации Тэхена, но помнит до последней секунды тот момент, когда ему стало хуже и врачи отказались поддерживать жизнь в юном теле. Но Тэхен продолжал улыбаться. Тогда Мин понял, что слезы — необходимость, потому каждую ночь наверстывал весь год, засыпая на мокрой подушке. На момент их последней встречи Ким Тэ оставалось жить всего десять часов. Юнги заходил в палату как на казнь, потому что просто не мог видеть эту улыбку и улыбаться в ответ, в тот день он получил от Тэхена маленькую флешку с просьбой посмотреть, когда он отойдет в иной мир, Мин на это ничего не ответил, лишь горько усмехнулся и поцеловал мальчишку, что неосознанно делал его жизнь ярче, в лоб, чуть задерживая холодные губы на побледневшей медовой коже, и вышел, не сказав больше ни единого слова. В ту же ночь Ким Тэхена не стало. Как и прошлой жизни Мин Юнги. Он не пришел на похороны, оставил записку, кинул в чемодан вещи да флешку и уехал в Сеул. С тех самых пор все казалось каким-то смазанным и непонятным, но Юн продолжал бороться и вновь поступил в университет, потому что Ким Тэ бы этого очень хотел. Он так и не посмотрел, что в этой маленькой флешке находится, но с последним глотком алкоголя обещает себе, что обязательно посмотрит. Молодой человек поднимается со стула, расплачивается и покидает заведение. Ночные автобусы должны ходить по расписанию, пусть и по-увеличенному тарифу, Юнги кутается в прокуренное пальто, ему уже двадцать три, но жить он перестал в двадцать. Очередная сигарета, Мин проваливается в небытие и приходит в себя только на конечной. Не помнит, как дошел до остановки, не помнит, как сел в автобус, но на улице уже виднеется зарево рассвета, а электронное табло мигает зеленой надписью «Дэгу», Мин благодарит водителя и выходит из теплого автобуса на прохладный воздух. Он уже привык к вечному холоду, ведь Тэхен покинул его душу, оставив ее открытой, потому его периодически продувает, как бы сопливо это сейчас не звучало. Триста сорок семь шагов, повернуть налево и еще сорок шагов. Он стоит у кованных ворот и не решается войти на территорию, где находят свое последнее пристанище тысячи людей. Глубокий вдох, Юнги срывается с места и по памяти находит небольшую плиту с заветными буквами. К горлу подкатывает ком. Молодой человек аккуратно садится перед могилой на колени, сквозь пелену проводит пальцами по холодному камню пальцами и словно в бреду чувствует его руки, такие же холодные. Позолоченные буквы напоминают о строках, что писал Юнги дрожащей рукой. От чистого сердца. Подарок.

«И пусть о тебе мне напоминают только старые фотографии, Спасибо, что ты был в моей жизни.»