***
Пятая ночь пешего путешествия по пустыне, наконец, закончилась. Перекусив остатками еды в рассветном полумраке, мы забрались в вырытую на день нору, чтобы забыться тяжелым сном. В горле першило от едкой пыли, сухой воздух раздражал ноздри, но воду следовало экономить. Мы оба это понимали. Когда я молча отобрал флягу у жадно припавшей к ней Анаконды, она только кивнула, извиняясь взглянув на меня. Заложив вход в нору броней шагохода, мы улеглись рядом на кусок грубой ткани. В глазах Анаконды, сверкнувших в тусклом свете фонарика, что покачивался под потолком, я прочитал страстное желание. Что ж, девочка, мне очень жаль, но не сегодня. Нам обоим понадобятся силы, чтобы выбраться из этого адского пекла живыми. Она поняла все по моему взгляду – страстно поцеловала, прикусив мою губу выступающими клыками, и молча положила голову мне на плечо. Разве один вид такого древнего и полумертвого создания, как я, не должен вызывать глубокое отвращение у молоденьких девочек вроде нее? Мы встретились в первый раз, когда, завершив очередной заказ, я прогуливался по нижним ярусам подвесных улиц промасленного индустриального города. Странно: не могу вспомнить его название, сколько бы не пытался. Я шуршал бумажками в карманах и, пребывая в самом благостном расположении, искал, где бы провести остаток ночи. И немного приключений на свою задницу до кучи. Ноги несли меня через бедные темные кварталы, сырые, зловонные, заброшенные и замусоренные, меж стен, изрисованных пестрыми орущими граффити. Знающий человек мог бы по этим меткам понять, где нынче проходит подпольный поединок роботов, почем свежая дурь и кого спрашивать о молоденьких распутных остроухих девках. В моей памяти смешалось столько разных городов, что поиск нужного шифра был невыполнимой задачей. Наконец, выпитое накануне пиво вынудило меня тормознуть у стены и справить малую нужду прямо в пасть нарисованного на стене странного многоглазого монстра. Не прошло и двух минут, как в темном замусоренном переулке, открывавшемся справа совсем рядом, возникло какое-то шевеление, и тонкий девичий голос с самой вызывающей и будоражащей нутро интонацией вопрошал: «Эй, красавчик, не хочешь немного поразвлечься?» Вот оно, спасение! Разумеется, все это было ловушкой, которых я видал сотни тысяч. Гении мыслят параллельно, а дураки – вовсе одинаково. Стоит мне пройти сквозь неприметную дверь, которая непременно обнаружится в конце переулка, как двое парней со станнерами вырубят меня, обшарят карманы и вышвырнут в мусорный контейнер. Им даже не нужно убивать меня, главное – убраться подальше, пока я не очнулся. Однако, миниатюрная, миловидная и стройная девушка с короткой стрижкой и острыми ушками сулила хоть какое-то развлечение. Трое мордоворотов расстались с жизнями по моей прихоти. Не то, чтобы мне хотелось убивать, просто у них были пистолеты, а я очень люблю свои ножи. Пол комнаты был весь залит кровью. Стены, кожаный диван, приземистый стеклянный столик с порножурналами и маленькими пакетиками дури, вызывающее белое платьице девушки с глубоким, но практически абсолютно бесполезным декольте, ее кружевные чулки, миловидное личико – все было в алых подтеках. Оглядев изуродованные трупы своих хозяев совершенно безразличным потухшим взглядом, девушка подняла глаза на меня и начала медленно расстегивать платье. Ей было семнадцать, когда мы встретились в первый раз. Острые уши указывали на высокое происхождение, но были слишком короткими. Размером с человеческие. Полукровка, стало быть. Тонкие брови и волосы чернее ночи подтверждали мою догадку. У «высокородных братьев» волосы были пшеничного цвета. Если бы природа наградила эту девчонку пышной грудью человеческой женщины помимо стройного и жилистого тела остроухой, быть бы ей танцовщицей в баре. А так… Что ж, миловидное треугольное лицо, аккуратный нос, высокие скулы и чувственные губы с лихвой искупали этот недостаток. А пронзительному оттенку больших зеленых глаз позавидовала бы любая. Впрочем, за свои четыре сотни лет я знавал женщин гораздо красивее. Мне ее не хотелось. Я молча запахнул и застегнул ее платье, вытер кровавые потеки со щек и хрупких плеч, даже поправил ее прическу, чему девушка несказанно удивилась, после чего так же молча указал рукой на дверь. Дважды повторять не пришлось. Помню, в тот день я трижды поблагодарил себя за прихоть купить плащ и штаны с гидрофобным покрытием. Девчонка нашла меня в доках, когда я готовил свой шагоход к отбытию спустя три дня после того случая. Ее волосы свалялись, платье было изорвано, на чулках виднелась пара разрезов, а левый глаз заплыл уродливым синяком. Пилоты косились на нее, облизываясь и посвистывая. Позже я понял почему: у ее платья не было спинки. Она была оторвана. Как сегодня помню наш разговор. – Эй, ты, – крикнула девушка. – Возьми меня с собой! От такой наглости пилоты соседних шагоходов хрипло и похотливо рассмеялись. Однако, мне было наплевать. Спрыгнув с борта своего «Бессмертного», я сунул баллончик краски в карман плаща и подошел к ней. – С какой это радости мне брать с собой бездомную девчонку в рваном платье? – совершенно спокойно поинтересовался я. – Ты убил моих хозяев, – ответила полукровка. – Их дружки по банде хотели наложить на меня свои грязные лапы, но я свернула шею главарю и сбежала. Если ты не возьмешь меня с собой, они найдут меня и растерзают… – Но сперва как следует вы… – Заткнись! – рявкнул я. Метательный нож вонзился в толстую фанеру ящика в паре сантиметров от уха небритого и толстого пилота в грязном комбинезоне. Похоже, он ожидал вилочный погрузчик и решил скоротать время за банкой дешевого пива. Удовлетворившись амплитудой, с которой тряслась его банка, я обернулся к девчонке и выжидающе уставился на нее. – …Они будут мучить меня, если найдут, а потом убьют, когда я стану бесполезна. Сделаю все, что ты захочешь. Буду твоей подстилкой… – с этими словами она положила тонкую ладонь на низ живота, томно прикусила губу и закатила глаза. – Мне это не нужно, – безразлично ответил я, развернувшись на каблуках и направившись к шагоходу. – Если хочешь ехать со мной, тебе придется отработать проезд другим способом. Стрелять умеешь? Спустя всего лишь долю секунды за моей спиной раздался выстрел, а вслед за ним певучий звон. Обернувшись на звук, я обнаружил в руке девчонки архаичный револьвер с рукояткой из слоновой кости. Массивный ствол стоял на месте совершенно неподвижно. А в фанерном борту ящика возле головы белого от страха толстяка-пилота зияла огромная дыра. Как раз в том месте, где совсем недавно торчал мой любимый нож. Спрашивал я без особой надежды, скорее из любопытства, но такая демонстрация не смогла оставить меня равнодушным. – Убедительно. До следующего города едешь в грузовом отсеке. Там что-нибудь придумаем. Я даже отдал ей свой любимый плащ, чтобы было не так холодно среди ящиков и коробок. Она пользовалась своим телом и восприятием для достижения целей. Чтобы найти меня ей хватило всего двух деталей: электронного ключа от шагохода, висевшего у меня на шее, и, конечно же, моего клейма. Нашла, допросила и застрелила вора, попытавшегося поживиться моими деньгами за два дня до отбытия. Обчистила его карманы и отдала все торговцу информацией. Ублажила охранника, не желавшего пропускать ее в доки, где был припаркован мой «Бессмертный». Стоило приложить немного усилий, и девчонка превратилась бы в умелого наемного убийцу. Однако ей было всего семнадцать. В ее возрасте я учился в школе и вместе с одноклассниками мечтал о славе гангстера. Так что, как единственный хозяин жизни безымянной полукровки, я решил, что немного заботы с моей стороны ей не повредит. Вместо совершенно негодного платья я купил ей узкие джинсы, футболку и короткую кожаную куртку с длинными рукавами. Я был самым быстрым среди одиночек, потому денег хватало. Кожаные ботинки с металлическими мысками так же пришлись ей к лицу. После этого я отвел девушку в общественную баню, где как следует отмыл ее в небольшой мойке и попарил дубовым веником. Когда листва касалась ее кожи, девушка неловко вскрикивала, что наверняка натолкнуло администратора на неверное представление о ситуации, но мне было наплевать. А что творилось в голове девчонки оставалось для меня загадкой. Все ее тело было покрыто шрамами. Изрезано, изодрано, прострелено… Даже на пятках были следы от глубоких порезов. От меня не укрылось и то, что одежду, которую я для нее купил, она надевала с опаской. Совала руки в обувь в поисках бритв и битого стекла прежде чем надеть ее. Когда мы пришли в забегаловку, чтобы перекусить, она не притронулась к еде, пока я не попробовал каждое блюдо, что купил для нее. И вообще, все время, пока я был рядом, она не убирала руку с кобуры, где скрывался ее револьвер. Две недели мы шатались по городу, ожидая, пока придут детали для шагохода, и каждую секунду она была на пределе напряжения. Как взведенный курок. В конце концов, мне это надоело, я снял номер в «отеле свиданий», доплатив хозяину за то, чтобы отключил камеры, и говорил два с половиной часа не умолкая. Объяснил, откуда взялись темно-синие отметины на моем теле, на которые девушка так пялилась в бане. В двух словах пересказал четыреста лет своей жизни. Даже если кто-то подслушивал нас, мне был наплевать. Главное – с каждым моим словом глаза девчонки делались все больше. Наблюдать за этим процессом было весьма забавно. «Ты что, пьян?» – укоризненно взглянув на меня спросила она, после того, как я рассказал ей о том, что был конструктором первого шагохода. Конечно же, я ответил, что не могу напиться. Наверное, последние двести лет мне не хватало именно этого. Просто не с кем было поделиться событиями растянувшейся на четыре века человеческой жизни. А недоверчивая семнадцатилетняя девчонка просто подвернулась под горячую руку. Вместо разъяснений я показал ей двумерный снимок в высоком разрешении. Пока еще безымянного «Бессмертного» и себя в обнимку с каким-то парнем в желтой кепке меж его могучих двухколенных ног. Спустя десять минут исследования древних форумов с помощью голографического планшета девушка подняла на меня холодный взгляд и задала один единственный вопрос: «Зачем ты мне об этом рассказал?» Что я должен был ответить?.. Она никогда не видела своей высокородной матери. Ее беспутного отца-человека убили, когда ей было девять. Из-за крупного долга местному «шефу». Девчонку забрали и продали в публичный дом. Жрицы любви воспитывали ее как могли. В тринадцать лет ее впервые предложили. Клиент, вздумавший попытаться взять ее силой, получил в глаз столовым ножом. Девчонку, конечно же, примерно наказали, но случай не прошел бесследно. Охранники стали тайком учить ее обращаться с ножом и пистолетом. Кто-то – заботясь, кто-то – ради забавы. Она была хорошей ученицей. Впрочем, даже это не спасло ее от незавидной участи девушек, оказывающихся в публичном доме против их воли. В ее четырнадцать лет хозяин лично «опробовал» девушку, а потом отдал на растерзание охране. Она убила шестерых. Снова наказания, пытки, голод… Не желая больше терпеть убытки, хозяин избавился от надоедливой и буйной девчонки, отдав ее группе мордоворотов, что промышляли мелкими грабежами. Наверняка надеялся, что бывалые головорезы выбьют из нее всю дурь… Так девчонка из жрицы любви сделалась уличной преступницей. Дети остроухих и людей часто рождаются бесплодными. Именно поэтому красивых девочек-полукровок так ценят в борделях и торгуют ими на черном рынке тайком от властей. Судьба моей случайной спутницы была ничуть не лучше. Покупая любовь за деньги три с лишним сотни лет назад я совершенно не задумывался о том, какие ужасы в прошлом могла пережить согласная на все миловидная девушка. В те сумасшедшие времена мне было наплевать, ведь я сам был частью этих ужасов. Я не увидел ничего на лице спутницы, когда она рассказывала об этом. Ни тени страха, отвращения или гнева. Только полное безразличие. Им все же удалось сломать ее. Я мог бы и догадаться, почему она так напряжена, почему видит во мне монстра, готового в любую секунду порвать ее в клочья. Она просто не знала другого отношения к себе со стороны мужчин. Что ж, конец моей жизни теряется во мгле необозримого будущего даже спустя четыреста лет после ее начала. У меня достаточно времени, чтобы собрать и промыть от крови и грязи осколки ее разума, после чего аккуратно и точно соединить их вместе. Это явно будет интереснее, чем убийства и распутство. С тех дней я и стал звать ее Анакондой. За то, что эта девушка могла достать пятками до затылка и закинуть за шею обе коленки. За то, как напряженно вела себя со мной. За то, как охотилась. И еще за выступающие верхние клыки, слишком длинные и сильно бросающиеся в глаза. Ей не нравилось новое прозвище, но, по ее мнению, оно все же было лучше, чем «долбаная стерва». Сама она стала звать меня Четвертым.***
Воды осталась пара глотков. Мне удалось соорудить простенькую ловушку из полимерной пленки и обрезка пустой фляги, но конденсата, собираемого ей за ночь, не хватит и на одного. Заканчиваются запасы монтажного клея. Губы Анаконды потрескались и стали шелушиться. Гладкие черные волосы растрепались и сделались ломкими. Она сохнет, как роза, которую забыли полить. Но ее дух по-прежнему силен. Мы выберемся. И отомстим. Отомстим так, что весь мир содрогнется! Несмотря на полную бесполезность, я все еще тащу за собой кусок брони «Бессмертного». Словно что-то не дает мне расстаться с последней частью моего боевого товарища. Если бы была пара палок и моток проволоки, можно было бы сделать из него ловушку для влаги. Но мы в чертовой пустыне. Здесь нет палок. Иногда мне кажется, что мы попросту ходим кругами. Этому аду нет конца, сколько бы дюн мы не преодолели. Мне потребовалось два с половиной месяца, чтобы полностью переделать кабину, добавив кресло для второго пилота, увеличить грузовой отсек и емкости для боеприпасов, добавить пару новомодных плазменных пушек и заменить двигатели более мощными. Что ж, теперь повоюем. Можно даже попробовать пройти через развалины, кишащие бандитами. Или обогнуть по краю пустыни на юго-востоке. За это время Анаконда стала немного более открытой. По крайней мере, она больше не хваталась за револьвер при виде меня. Любая резкая смена хорошего и плохого в жизни вызывает стресс, потому я все еще старался быть с ней строгим и нагружать тяжелой работой. Но никогда не кричал на нее, отчитывая, не давал невыполнимых заданий. Хвалил и благодарил за успехи. Хотя, возможно, следовало делать это почаще – девушка была хорошей ученицей. В самом конце работ она начала оказывать мне посильную помощь в уходе за узлами «Бессмертного». То, как она стреляла, поражало воображение. Никогда не видел, чтобы смертное существо настолько быстро осваивало новое. Любое стрелковое оружие, оказавшееся в руках Анаконды, со временем становилось ее частью. Архаичные пистолеты, плазменные штурмовые винтовки, снайперские лазеры, даже тяжелые рельсовые турели. Она была внимательна и терпелива – это очень помогало. Лучше всего у нее получалось обращаться с огнестрельным оружием. Несмотря на его вес и отдачу. Однако, в схватке на ближней дистанции ей было сложно. В бою против противника сильнее ее Анаконду могли спасти только гибкость и реакция. Я был гибким и быстрым, но все же недостаточно. К тому же, я был мужчиной и двигался совсем по-другому. Найти для нее учителя-женщину, впрочем, не представлялось возможным. Поэтому обходились тем, что есть. Когда я запускал пятерню в ее волосы, желая похвалить или выразить благодарность, девушка смущенно краснела. Не думал, что это начнет происходить так скоро. Еще месяц ушел на отладку. Не так-то просто было взять и переделать одноместный шагоход в двухместный вдвоем с миниатюрной девушкой. На вопрос Анаконды о том, почему не хочу отдать работу специалистам, я ответил, сославшись на сложность устройства шагохода. На самом же деле я просто не мог стерпеть, что какой-то другой совершенно незнакомый мне механик будет рыться в узлах моего боевого товарища. У меня самого внутри все переворачивалось, стоило мне об этом подумать. Первый раз раз за время нашего знакомства я видел, как Анаконда улыбается, только во время прицельной стрельбы из рельсотронов по движущимся мишеням. Она улыбнулась уголком чувственных губ, без промаха поразив все двадцать пять целей на полном ходу. Тренировки не прошли даром. В награду я купил ей старенький «Сокол» под патрон девять на девятнадцать. Видел, как она на него заглядывается. Пришлось, как и всегда, объяснить это долгосрочными вложениями в собственную безопасность – мол, вдвоем проще защититься от жадных до чужого добра. Это ее удовлетворило, но, скорее всего, ненадолго. Первое путешествие обновленного «Бессмертного» было недолгим. Мы всего лишь совершили переход до ближайшего городка на востоке, чтобы немного подзаработать и подзарядиться – перестройка шагохода и расширение арсенала Анаконды серьезно повредило моему бюджету. Мой товарищ преодолел расстояние быстро и без неполадок. Анаконда, между тем, страдала от скуки. Все же, в густонаселенных районах за порядком следят гильдии, поэтому бандиты практически полностью истреблены или вытеснены оттуда. Я как мог развлекал ее историями из своей запредельно долгой жизни, шутил в меру сил и чувства юмора. Она даже не улыбалась, сидя в своей бронированной кабине. Ее лицо на мониторе выражало крайнее безразличие. Ну и что? Не все коту масленица. Доставив срочные грузы по назначению и как следует подкрепившись, я оставил шагоход в доках на попечение моей спутницы, а сам отправился выбивать самые выгодные заказы. Требовалось срочно закрыть дыру в бюджете, так что я старался как мог. Пару раз даже пришлось применить силу против других особенно настырных пилотов. Путешествие предстояло не из легких: необходимо было пересечь напрямик Мертвые степи – протяженный равнинный участок, по которому кочевали бандиты и сумасшедшие. Стоит наткнуться на одну группу, и шум перестрелки привлечет толпы металлистов. Вот и проверим нашу команду в реальном бою. Нужно ставить себе амбициозные цели. Пожалуй, следует называть вещи своими именами. Было жарко. Очень жарко – в тот день огонь адского пекла как следует опалил нам задние места. Однако «Бессмертный» оправдал свое название. А Анаконда – мои надежды. Даже несмотря на то, что мне приходилось вертеться из стороны в сторону, уходя от выстрелов, она стреляла без промаха, метя в слабые места вражеских машин. Шагоход получил несколько незначительных повреждений, немного потерял в скорости, но остался целым, сохранив подвижность и груз. Драгоценная статистика была собрана. А степи – усыпаны покореженными дымящимися обломками стали и кусками человеческих тел. Славная вышла битва. Мы добрались до пункта назначения через два дня, измотанные и голодные, но довольные проделанной работой. Груз был отдан, деньги получены, можно было расслабиться, перекусить и выспаться. А уже потом заняться ремонтом и разбором полетов. Я бы так и поступил… Но все было решено за меня. Не знаю, что оказало решающее воздействие – мои низменные потребности, давние привычки или остаточное напряжение. В первый раз я затащил Анаконду в постель в ее восемнадцать. Казалось бы, еще совсем недавно я смотрел на ее жилистое девичье тело, скорее, как на предмет мебели, но в этот раз, войдя в комнату без стука, увидел женщину. С притягательными округлыми бедрами, тонкой талией, хрупкими плечиками, острыми ушками и пусть небольшой, но красивой и упругой грудью. Она не сопротивлялась. Даже наоборот. Когда я это понял, усилием воли подавил в себе яростный разрушающий порыв и постарался быть настолько нежным, насколько может четырехсотлетняя развалина с чужим лицом давно умершего человека. Я хотел доставить ей удовольствие и, благодаря большому опыту общения с женщинами, имел кое-какое представление о том, что для этого нужно. Анаконда была первой девушкой за последние двести пятьдесят лет, от которой я и сам получил удовольствие. Мое звериное нутро отзывалось на ее дыхание и хриплый голос, прикосновения к ее коже будоражили, а пронзительные зеленые глаза, затянутые пеленой наслаждения, приковали к себе мой взгляд. Не знаю, насколько давно, но она тоже хотела меня, и я исполнил ее желание. Через полтора часа, лежа рядом с ней и ощущая удовлетворение проделанной работой, я взглянул в лицо Анаконды и увидел на нем теплую улыбку наслаждения. Закинув на меня ногу и обвив руками мои плечи, она положила голову мне на грудь и закрыла большие глаза. Прежде чем уснуть, она шепнула мне на ухо тихим и ласковым шепотом, какого я никогда от нее не слышал: «Мне было очень хорошо. Ты другой. Хочу еще…» Что ж, стать для тебя отцом у меня не вышло, девочка… Впрочем, я не очень-то и старался.Значит, буду любовником. Спи, пока есть возможность. Мы прошли из конца в конец весь материк за следующие два года. Сражались в жаркой и гулкой схватке с бандитами в Туманной лощине. Гонялись наперегонки с визжащими вокруг ракетами гильдий-монополистов под городом Красный Луг. Шныряли по пропахшим маслом тесным темным улочкам «Технограда» гильдии механиков в поисках аферистов, продавших нам посаженные аккумуляторы. Перешли вброд холодное и тихое озеро Светлое за три дня, что не удавалось никому до нас. Доставили припасы в летучий город остроухих, прошмыгнув в узкий промежуток времени, пока он совершал посадку для ремонта. После стольких лет одиночества путешествовать вдвоем с Анакондой было непривычно. Сложно сойтись с девушкой, которая общается с тобой короткими фразами, да и те по большей части произносит только в постели. Однако, как бы странно это не звучало, с ней я чувствовал себя спокойнее. Как и она со мной. За прошедшее время мы слишком много раз спасли друг другу жизни, чтобы сомневаться в надежности нашей команды. Каждое утро в поле она неслышно спускалась вниз из кабины «Бессмертного», готовила завтрак, трижды стучала по его могучей ноге. Я спускался к ней, и мы вместе ели в полном молчании. После следовало благодарное поглаживание по щеке с моей стороны и теплая улыбка с ее. За два года девочка научилась улыбаться. А после мы десять часов подряд ехали в раздельных кабинах «Бессмертного». Иногда – забывая о времени в сумасшедших боях или во время дробящих зубы опасных участков пути. Иногда – помирая от скуки на совершенно спокойных и однообразных переходах на крейсерской скорости. Однако, день всегда заканчивался одинаково. Мы ужинали, наблюдали закат с крыши «Бессмертного», а как только солнце полностью скрывалось за горизонтом, Анаконда набрасывалась на меня с сумасшедшей улыбкой и дикой похотью во взгляде пронзительных глаз. Вряд ли то, что было между нами, можно назвать любовью. Скорее всего, ни я ни Анаконда вообще не имели представления о том, что же такое эта любовь на самом деле. Мы занимались сексом ради снятия накопленного за день напряжения, ради удовольствия или просто потому что можем. Она была молода и полна свежей, бушующей внутри нее энергии, я был нечеловечески стар, но мое тело все еще было отлаженным механизмом в отлично подогнанной оболочке. В самый первый раз, который мы оба запомнили на всю жизнь, девочка была совсем неопытной – спорю на что угодно: те мужчины, что ухитрились взять ее силой, делали все как придется. Что ж, два года полностью исправили ее неопытность. Анаконда была хорошей ученицей. Я дарил своей девочке много подарков. Просто потому что мне хотелось. Теперь отговорки в духе «долгосрочных вложений в безопасность» были не нужны. По румянцу смущения, каждый раз возникающему на ее щеках, и теплой радостной улыбке я мог безошибочно судить о том, что Анаконда воспринимает подношения как знаки внимания с моей стороны. Как бы действительно не решила влюбиться в меня!.. Хотя, буду честным с собой – если эта во всех отношениях милая девушка с характером опасной рептилии на поле боя и повадками дикой пумы в постели прольет по мне хотя бы одну слезинку, я смогу спокойно проститься с бесконечно долгой жизнью. Впрочем, если даже не прольет, я не стану слишком расстраиваться. После того, как я вручал ей очередной пистолет, она, игриво улыбаясь и демонстрируя слегка выступающие клыки, протягивала мне сверток или деревянную коробку. Внутри всегда был нож. Иногда охотничий, с берестяной рукояткой и длинным граненым клинком. Иногда боевой, хищный, зазубренный и устрашающий. Иногда – и тогда у меня перехватывало дыхание от восторга – архаичный или художественно откованный из дамаска. На вопросы где она их берет, Анаконда каждый раз отвечала молчаливой и лукавой улыбкой. Мол, тебе совершенно не обязательно об этом знать. Что ж, развлекайся сколько влезет, пока я не обнаружил новые синяки на твоей аппетитной, хоть и покрытой шрамами, попке. В этом мире полно распутных женщин (лично проверял), руки прочь от моей Анаконды! Пока я жив, никто не посмеет сделать из нее подстилку. Впрочем, чем дольше мы путешествовали и чем больше ночей проводили вместе, тем меньше я сомневался в ее верности. Чем больше я узнавал ее, тем крепче убеждался в том, что, не смотря на весь холод, всю свою хитрость, расчетливость и изворотливость, глубоко внутри Анаконда оставалась ранимой и мягкой. Там, куда не смогли добраться ножи и пули. Она цеплялась за меня, как дочери цепляются за рукав своих отцов. В промежутках между дневными перестрелками и ночными «схватками». Странная мы пара. Были бы отцом и дочерью, если бы не страсть и похоть. Были бы жаркими молодыми любовниками, если бы не разница в возрасте. Как бы там ни было, ситуация более чем устраивала нас обоих. Пожалуй, мы не имели совсем ничего общего, были настолько разными, что поменялись бы местами на негативном снимке, но вместе – не важно где – мы были богами. Грозными богами бедствий, войн и смерти. Нежными и страстными богами плотских удовольствий.***
Во рту сухо уже пятый день. Голод и жажда сводят с ума. Сохранять рассудок трезвым и острым все сложнее, но мы сражаемся в неравной схватке с пустыней, постепенно осознавая, что она уже одержала верх. Там, в будущем, где нас обоих ждут только смерть и забвенье. Отчаяние. Как же давно я не ощущал отчаяния.Это чувство знакомо только тем, кто живет жизнью смертного, ведь оно – суть особая форма все того же знакомого каждому страха неизвестного. Никто не возвращается из-за порога смерти, чтобы принести хоть какие-нибудь вести. Ожидай нас всех за этим порогам бесконечные невыносимые муки, они сделались бы легче, знай мытвердо, что именно нам предстоит. Выходит, даже безумныеэксперименты остроухих не смогли полностью вытравить из меня человеческое… Мы должны выжить. Твержу себе об этом каждую ночь, глядя в покачивающийся затылок Анаконды. Мы должны выбраться. Должны жить дальше той же сумасшедшей жизнью, полной гремящих покореженным металлом битв, яростного визга двигателей и жаркого пламени нашей страсти. Должны наводить страх на наших врагов! Должны вскрыть гортани и вспороть животы тем, кто обрек нас медленно поджариваться без масла на этой адской сковородке! Повторяю каждый день, как мантру. С каждым шагом. С каждым вдохом. Мы должны выжить. Должны выжить. Должны выжить… Должны… Выжить… Должны… Выжить… Должны… Как же до этого дошло? Очень просто. Рано или поздно это должно было произойти. Сильный пожирает слабого. Две самые сильные и многочисленные гильдии – «Стальные Псы» и «Корпус Броненосцев», объединились и назвали себя властителями материка. «Механизированный Союз» предложил всем желающим присоединиться к ним в обмен на свежую еду, теплые постели, бесплатное обслуживание шагоходов и стабильную зарплату. Многие одиночки и мелкие гильдии примкнули к ним, образовав самую многочисленную армию шагоходов за всю историю. А после эта армия была обращена против всех, кто не был доволен стремительным увеличением власти «мехов», не был согласен с их идеями или просто стремился остаться в стороне. Как мы. «Остроухие братья», между тем, безучастно наблюдали за всем, паря далеко за облаками на своих огромных летающих машинах. Им не было дела до притязаний горстки глупых людей, копошащихся где-то внизу, в пыли и грязи нижнего мира. Старомодный глава гильдии «Бастион» Вильгельм Райт выступил против «Механизированного Союза», призвав всех несогласных с их режимом вступить в ряды «Армии Вольных Курьеров». Его пламенные речи, полные слов о рыцарской доблести, долге защищать слабых и чести, коей главы «Механизированного Союза» были начисто лишены, транслировались во всех городах, где еще не полоскались на жгучем ветру синие флаги, и вдохновили многих на борьбу. Вскоре армии Райта и «Механизированного Союза» сравнялись по численности. У «ме́хов» появился сильный оппонент. Что до нас… Мы не хотели воевать ни ради того, чтобы вынести на вершину олимпа жадных до богатства и власти хитрецов из «Механизированного Союза», ни за старомодные понятия о чести Райта. Нам лишь хотелось все так же шагать по этой грешной земле, продолжая свой бесконечный поход и зарабатывая ремеслом на хлеб. Но мне было ясно – если два волка вцепятся друг другу в глотки, кровь захлестнет все вокруг. Не будет ни единого безопасного места, где бы мы смогли укрыться и переждать. Так мы и стали частью «Механизированного Союза». Они обещали всем вступившим бесплатное снаряжение и сносные условия проживания. А еще их штаб располагался в «Технограде», где собрались вместе лучшие механики со всего континента, потому обещания хорошего обслуживания шагоходов не звучали так уж голословно. Встретили нас радушно. Стоило ли сомневаться, ведь о «Бессмертном» не слышали разве что глухие, да и те наверняка видели снимки. Мы участвовали во многих битвах с тех пор, не во всех одерживали верх, но неизменно поле было усыпано покореженными и развороченными жестянками тех, кто осмелился напасть на нас. Не единожды нам довелось вести в бой сотни машин с гордо поднятыми синими флагами «мехов». Удача сопутствовала «Бессмертному» и его экипажу. Лидер «Механизированного Союза», как формальный, так и духовный, нередко сражался бок о бок с нами на борту своего легкого и верткого шагохода «Сапсан», оснащенного мощными энергетическими щитами и рельсотроном. Он был высок и хорош собой. Выглядел зеленым юнцом, но говорил и поступал, как опытный стратег. А в твердости его руки не сомневался ни один из подчиненных. Тех, кто нуждался в поддержке и защите на поле боя он лично прикрывал и защищал. Те, кому полагалось быть награжденным за отвагу, проявленную в битвах, и за трудовые подвиги, получали заслуженную награду. Тем, кто осмеливался предать, украсть, убить или любым другим способом запятнать имя «Механизированного Союза», он лично зачитывал приговор. И лично казнил. У него не было имени. А под синей банданой, скрывающей лоб, на коже, не тронутой морщинами, были набиты цифры, что невозможно было стереть. Такой же номер, как и у меня. Вечное рабское клеймо. 1235. Но мы все же были совсем не похожи. В то время, как я достиг высот лишь в мастерстве грязной драки, блуде и механике, этот человек был мастером во всем, за что ни брался. Некоторые уважительно звали его гением. Другие благоговейно величали Богом во плоти и кланялись. Третьи молча завидовали, не решаясь возразить или хоть как-то выдать ненависть. Лидер видел душу каждого, с кем встречался. Даже в гуще самой страшной и грязной схватки в его собственной душе царил покой. Он не влачил существование, находя утешение в деньгах, убийствах или женщинах, как это делал я. Он жил, широко открытыми глазами глядя на грешный мир. Помню, первые его слова, сказанные мне: «Ах, вот кто украл мою четверку!» После этого я стал звать его Пятым. Жить каждый день так, словно он последний. Это было самой сложной наукой из всех, что можно постичь за жизнь бессмертного. Большую часть лекций я благополучно прогулял… Даже несмотря на то, что я никогда до конца не доверял этому человеку, он вызывал уважение. Ему хотелось быть преданным, потому что он был надежен. Как толстенная стальная свая, на которых стоят фундаменты мегаполисов. Нет. Как целый фундамент. Крах «мехов» был четырьмя годами позже. В сеть попало видеообращение Вильгельма Райта. Справедливо отметив, что простой народ устал от войны между двумя равными по силе организациями, глава «Армии Вольных Курьеров» предложил решить конфликт раз и навсегда. Он с двумя сотнями воинов-добровольцев выйдет против Пятого. Если Лидер одержит верх, «Армия Вольных Курьеров» будет распущена, а ее члены станут пополнением рядов «Механизированного Союза». В случае победы Райта доверенные советники лидера должны распустить «мехов» и объявить о возвращении к системе гильдий. Разумеется, победа Райта означала для нас с Анакондой возврат к прежней жизни курьеров-одиночек, кочующих от города к городу в поисках работы. Мы устали от войны не меньше остальных, нам хотелось покоя и мира, бывали моменты, когда я даже начинал скучать по долгим и нудным походам через совершенно безлюдные равнины, когда совершенно ничего не происходит. Между тем, победа Пятого обещала нам новую жизнь. Мы могли продолжать бороздить просторы пустошей, как экипаж «Бессмертного», выполняя поручения доставки, выдаваемые курьерским агентством. А могли осесть, забыв тяжесть ножа и пистолета, найдя себе более спокойное занятие. Как бы там ни было, предавать лидера я не собирался. Раз уж мы со спутницей, собравшись с мыслями и как следует все обсудив, ступили на этот путь, то пройдем его до самого конца. Годы, проведенные в битвах, закалили Анаконду, опалив мягкую как шелк кожу, ее ладони покрылись мозолями от рукоятей оружия, но ее сердце осталось таким же мягким, а улыбка теплой. Ей исполнилось двадцать пять, и разница в возрасте между нами начала сглаживаться. Теперь глядя со стороны можно было принять нас за парочку молодых людей, ищущих приключения на свои ветреные головы. Хотел бы я навсегда запомнить ее такой… Пройдет всего каких-нибудь двадцать-тридцать лет, и мы поменяемся местами. Постепенно девушка станет женщиной, а женщина состарится. Для меня этой проблемы не существует, но не для нее. Жаль. Хотел бы я, чтобы это милое создание всегда ошивалось рядом, вертя в руках холодную тяжесть своих убийственных игрушек… Так или иначе, все решилось в тот самый день. Двести машин добровольцев включая «Бессмертного» и во главе с «Сапсаном» Пятого вышли против двухсот машин Райта посреди Ржавой пустыни. Сам он вместе с двумя стрелками и одним механиком управлял монстром под названием «Борей». Шагоход был втрое выше «Бессмертного» и в пять раз выше «Сапсана». Однако, размер не имеет значения. Важны лишь навыки и стратегия. В начале битвы мы одерживали верх. Среди нас были опытные стрелки гильдий с запада, что уступали в меткости только Анаконде, лучшие пилоты с востока, еще более верткие и прыткие на своих внушительных по размерам машинах, чем сам Пятый на небольшом «Сапсане». Большая часть шагоходов Райта была разобрана на запчасти за считанные минуты. Вместе с лидером и еще пятью пилотами мы зажали «Борей» в клещи и вывели из строя его вооружение, пока остальные добивали остатки вражеских машин. Казалось, битва была выиграна. Всего лишь казалось, пока не ударили резервы. Все верно. Вильгельм Райт, лидер гильдии «Бастион», рыцарь по духу и поступкам, столько слов сказавший о чести и доблести в своих проникновенных речах, нарушил слово. Он привел с собой две тысячи машин, укрыв их маскировочными экранами, и еще две сотни боевых ионолетов осуществляли поддержку с воздуха. Пятый ожидал этого и скрыл от посторонних глаз три с половиной тысячи машин. Но в решающий момент половина этих сил обернулась против него. Командиры были подкуплены или подосланы и предали Пятого, как только подвернулась возможность. Какими бы умелыми не были пилоты и стрелки, численный перевес был подавляющим. Остатки сил, верных лидеру, были уничтожены. «Бессмертный» получил тяжелые повреждения и лишился подвижности. Обломки «Сапсана» валялись неподалеку. Когда же нас извлекли из недр поверженного боевого товарища, и вместе с лидером и уцелевшими солдатами поставили на колени перед победителем, я получил ответы на вопросы, что мучили меня. Пятый знал обо всем. О том, что Вильгельм Райт – бессмертный, взявший себе новое имя, мухлюет под столом, подкупая верных ему людей. Знал, но не мог карать виновных без доказательств, верша суд по собственной прихоти – шпионы Райта знали свое дело и не оставляли следов. В ответ на грязные трюки Пятый создал тайную полицию, призванную перехватывать шпионов и выводить на чистую воду заговорщиков. Это помогло, но ненадолго. Вскоре агенты лидера тоже начали поддаваться на подкуп и шантаж, а те, что были верны убеждениям до самого конца, бесследно исчезали. В резальтате даже Совет, что ведал делами «Механизированного Союза», пока Пятый вел войну, поддался разлагающему влиянию Райта. Капканы были расставлены с ювелирной точностью. Лидер был способен на многое, но он был всего лишь человеком с рабским клеймом, оставленным остроухими. Ему пришлось выбирать между честью и властью, как и каждому, кто способен вершить историю. И Пятый выбрал честь. Потому что не мог отступить, сбежать, предать идею, которую сам вложил в умы своих последователей. Он хотел завоевать материк, подчинить все гильдии, искоренить банды, а потом передать земли в руки единого правительства. «Механизированный Союз» должен был стать регулярной армией нового, объединенного государства, поддерживающей порядок, а сам Пятый – ее главнокомандующим. Все ради того, чтобы прекратить распри между гильдиями, возродить науку и культуру, повысить уровень жизни простых людей… В каком-то смысле, Пятый послужил достижению этой цели. Ведь его оппонент вовсе не хотел возвращать страну на шаг назад после того, как лидер почти объединил ее. Вильгельм Райт хотел лично править ею железной рукой, воплотить в жизнь собственные идеи того, каким должен быть мир, опираясь на силу армии шагоходов. И ради этого он был готов обманывать сотни людей красивыми речами, подкупать, шантажировать и убивать исподтишка. Вот такой вот «рыцарь». Без страха и упрека. Почему же Пятый не попросил помощи друзей? Почему не отозвал нас с Анакондой с фронта и не поставил во главе своей тайной полиции? Там, где не справился один бессмертный, справились бы два. Один – на виду у всех, как символ своей организации и эпохи, а второй – в подполье, во тьме подземелий, как ее нерушимый фундамент. К тому же, мало кто мог бы сравниться с Анакондой в умении искать и находить. Вероятно, Пятый не считал нас достаточно надежными и достойными его доверия. Впрочем, быть может, дело совсем в другом – этого я никогда не узнаю. Гром выстрела кольта сорок пятого калибра, что оборвал жизнь лидера «Механизированного Союза», ознаменовал смерть единственного из рыцарей постиндустриальной эпохи. Последнего из людей чести. Вот и все. Глупо судить Вильгельма Райта за то, как он одержал верх. Победителей не судят. Лучшая тактика боя – тактика выживших. Кроме того, никто точно не знает, чем обернулась бы победа Пятого – скорее всего, Вильгельм Райт окажется куда более прозорливым и мудрым правителем, способным привести страну к благополучию и процветанию, в то время, как понятия о чести Пятого помешали бы ему развиваться и идти в ногу со временем. Мало кто способен быть наивнее бессмертного… Однако, речь идет не о правителях и не о пользе для страны. Речь о людях. Слабых, злобных, слепых людях, коими являемся все мы. Я, Анаконда, Пятый, Вильгельм Райт… Для меня Пятый был если не другом, то надежным боевым товарищем и примером для подражания. Райт поставил его на колени и выстрелил в лоб, чем вызвал мою жесточайшую ненависть. Как будто этого было мало – он собрал всех выживших солдат, сохранивших верность лидеру, посадил в ионолеты, дал еды и воды на пять дней и разбросал по пустыне. Видимо, ему это показалось забавным. Мне показалось бы забавным отрезать его гениталии, затолкать ему в рот, а потом насадить его голову на пику, выставив на всеобщее обозрение на площади какого-нибудь мегаполиса. И в том я поклялся, глядя, на удаляющиеся за горизонт крылатые машины, уносящие прочь нового властелина земель, что я бороздил четыреста лет. Поклялся отомстить за Пятого, за преданных ему людей, за товарищей, что были брошены в пустыне, за нас с Анакондой… И еще поклялся впредь никогда не доверять людям по имени Вильгельм.***
И вот, мы идем по проклятой Богом пустыне в надежде добраться до поля битвы, найти там припасы, хоть один шагоход, пригодный к починке, или, в конце концов, собрать из металлолома подобие средства передвижения, и на всех парах укатить прочь из этого адского пекла. Пока я трепался с Райтом о жизни, чести и совести, Анаконда молча смотрела в иллюминатор, запоминая путь. Доверившись ее чутью, я пошел следом за ней, взяв на себя роль носильщика, чтобы рассудок девушки оставался ясным как можно дольше. Спустя день после высадки мы нашли обломок брони «Бессмертного», которого увезли с поля боя на грузовом ионолете. Мы шли верным путем. Но не мы одни. Через три дня мы столкнулись с другой группой выживших. Они обезумели от жары и отчаяния и напали на нас ради припасов. Пришлось убить всех. Их кровью мы наполнили опустевшие фляги, желая сберечь оставшуюся воду. Мы пили кровь несчастных два дня. Было гадко и противно, ужасно тошнило, но только сначала. Смертельная опасность меняет человека. Превращает его в животное, презревшее честь, мораль, узы любви, дружбы и родства. Люди становятся способны убивать собратьев ради веревки и палки с острым камнем на конце. Ради куска хлеба и глотка воды. Ради литра теплой крови и шмата свежего сочного мяса… Мы должны выжить… Должны выжить… Должны выжить… Двенадцатый день пути. Припасов нет. Нет ничего, кроме веревки и бесполезного куска брони. Одежда превратилась в рваные лохмотья, кое-как защищающие от холода по ночам и днем от жары. Во рту и в носу пыль. Пыль скрепит на зубах, забивается под веки, толстым слоем покрывает кожу… Взгляд застилает белесый туман. Еще немного, и я упаду, не в силах больше встать. Девушка впереди идет медленно, покачиваясь и с трудом удерживая равновесие. На горизонте нет ничего кроме бесконечной вереницы дюн, мозолящих глаза столько дней подряд. Никакой надежды… Мы должны выжить… Должны выжить… Как же сильно хочется пить… Мы-должны-выжить… Голод сводит с ума. Мыдолжнывыжить… Должнывыжить… Анаконда… Прости меня. Я не смог тебя защитить. Должнывыжить… Лодыжка подвернулась, но я с трудом сохранил равновесие. Должнывыжить. Слышишь?.. Мы с тобой должны выжить… Что за шутки? Кто говорит? Мы должны выжить. Слушай меня… Мы должны выжить… Кто говорит? Назовись!.. Назваться… Ри… Ри-и… Ри… Вы… Выжить… Ничего не понимаю… Р-ри… Рин… Рин-го…Ринго. Ринго… Джесси… Мак-Коул…Рэн… Так мы с друзьями в школе называли друг друга, когда играли в бандитов. А потом попросту привыкли…Ринго был я. Верно. Ринго, слушай меня. Мы должны выжить. Знаю. Мы должны отомстить… Верно. Отомстить. Выжить, чтобы отомстить. Нет воды. Голод сводит с ума. Нам не добраться даже до поля битвы… Ринго. Вода есть. Еда есть. Совсем рядом. Протяни руку и возьми. Нет воды. Нет еды. Ничего нет, только я и Анаконда… Вода есть. Еда есть. Ринго. Сделай, что должен. …Нет. Сделай. Нет!.. Достань нож. Нет!!! Достань. Надрежь сонную артерию. Набери теплой крови во флягу. Пей. Не стану!.. Убей. Выпей. Съешь. Забери силу себе. Иди вперед. Отомсти. Нет… Сделай это ради нас. Иди к черту! Слышишь?! Замолчи! Убирайся прочь!.. Ринго. МЫ ДОЛЖНЫ ВЫЖИТЬ. Я обнаружил себя у подножия дюны, по гребню которой мы шли несколько минут назад. Помню, как бездумно смотрел на собственную руку с ножом, тянущуюся к шее спутницы, не замечающей опасности и продолжающей медленно плестись вперед, как содрогалось все мое тело в предвкушении того, как теплая кровь девушки льется по пищеводу в мой опустевший желудок, как влажно чавкает в окровавленных ладонях и хрустит на зубах свежая, сочная плоть… Помню, как оступился в самый последний момент, как со смешанными чувствами бессильной злобы и отстраненногооблегчения потерял равновесие и в облаке едкой пыли покатился вниз, увлекая за собой на веревке увесистый обломок брони «Бессмертного»… Боль вернула меня в сознание. Боль в ноге, пробитой куском металла, что скатился по склону следом. Мои кости заменили на титановые протезы, но с такой раной в пустыне я долго не проживу. Это конец. Для меня все битвы окончены. Выжить не получится. Я не смог остановиться. Если бы в решающий момент ноги не подвели меня, я совершил бы самый кошмарный, мерзкий и аморальный поступок в своей жизни. Ненависть и отвращение к самому себе с готовностью жгли меня изнутри. Как же так?! Почему?.. Нет, этого не могло происходить, потому что не должно быть никогда!!! Хочу исчезнуть…Сгореть в адском огне… Но потом я глубоко вдохнул сухой воздух пустыни. Наполнился его ледяной пронзительно-резкой тяжестью. И все земные метания вместе с мрачным и кровожадным зовом обезумевших демонов оставили меня лежать на песке. Я умираю. Для меня нет больше необходимости бороться. Скоро я обрету покой, которого так желал последние четыре из семи своих жизней. Провалюсь в безмолвную тьму. Войду в пустоту… Никогда прежде я не ощущал такого умиротворения. Анаконда уже съезжала вниз, подняв облако пыли и сбросив вниз лавину песка. Оказавшись у подножия дюны, она подбежала ко мне и упала на колени. Никогда не видел ее настолько высохшей, израненной и обессиленной, как сейчас. Кожа на лице девушки шелушилась от солнечных ожогов, красная сетка сосудов проступила на белках опухших глаз, некогда чувственные губы, которые я целовал множество раз, высохли и потрескались. Но это лицо, даже обожженное и изуродованное пустыней, принадлежало той, что была со мной большую часть своей сознательной жизни. Той, что стала целым миром для меня, хоть я и осознал это только сейчас, когда собственной рукой чуть было не отнял у себя это сильное, но хрупкое существо. Увидеть лицо Анаконды перед смертью в последний раз – все, о чем я мог желать. – Четвертый… – выдохнула она. Девушка зажмурилась, стиснув зубы от боли и тоски. От отчаяния и бессильной злобы на всех и все вокруг. А потом заплакала, стиснув мою руку своими маленькими мозолистыми ладошками. Но ее щеки были сухими. Я нежно дотронулся до ее лба, знакомым движением взъерошив спутанные ломкие волосы. Многое я хочу сказать тебе прямо сейчас… Столько слов… Знаешь, Анаконда, я вспомнил кое-что из своего прошлого.Еще до того момента, как остроухие забрали меня. Я вспомнил лица друзей. И лицо девушки, которая мне нравилась. Она была очень похожа на тебя, Анаконда… Но только лицом. Друзья называли меня Ринго. Своего имени я по-прежнему не помню и вряд ли когда-нибудь оно вернется ко мне. Мне хотелось бы, чтобы ты называла меня так, потому что это прозвище – одна из двух важнейших вещей, что осталось от настоящего меня. А вторая – ты. До твоего появления я знал очень много женщин. Настолько много, что сбился со счета. Но ты – особенная, Анаконда. Ты вдохнула в меня жизнь. Заставила волноваться за себя. Заставила рисковать жизнью ради себя, и сама никогда не медлила отплатить тем же. Сколько бы людей я не встречал на своем пути бессмертного, ни один из них не становился мне настолько близок. Я старался достучаться до твоего раненного сердца, собрать осколки твоей измученной души и склеить вместе, а между тем, одним своим существованием ты делала то же самое для меня. Мне было очень хорошо и тепло рядом с тобой. Я безмерно благодарен тебе, Анаконда, за то, что последние годы моей никчемной четырехсотлетней жизни были такими, какими их сделалаты. Как бы вульгарно и грязно не выглядела со стороны наша история, ради встречи с тобой действительно стоило столько ждать. Жаль… Ведь я люблю тебя, Анаконда. Да! Я – бесчувственная мертвая машина с человеческим лицом и рабским клеймом, смею произносить эти слова! Сейчас, в конце своего существования в этом грешном мире, я осознал, что все еще способен любить.Что мое проржавевшее сердце, которое вскоре окончательно остановится, все же никогда не было мертвым… Мне наплевать на шагоходы, наплевать на гильдии, наплевать на «Механизированный Союз», даже на Вильгельма Райта… на все и всех, кроме тебя, моя любимая девочка. Ты никогда не говорила со мной об этом, но я знаю: ты мечтала о тихой спокойной жизни подальше от бесконечных сражений и походов, мечтала забыть запах пороха, познать радость материнства и счастье жизни в браке…Пусть не всем из твоих желаний суждено сбыться, но ты обязательно будешь счастлива. Жаль, в твоей новой жизни не будет меня. И поделом, ведь я был ужасным эгоистом, и за это мне нет и никогда не будет прощения. Я одел тебя, воспитал и дал в руки оружие, веря в то, что подготовив тебя к жизни в нашем богами проклятом мире смогу искупить все то, что сотворил с бесчисленным множеством невинных. Я таскал тебя за собой по всей грешной земле, никогда не спрашивая, чего хочешь ты сама. Я чуть было… не зарезал тебя собственной рукой, чтобы напиться твоей теплой крови, поддался голоду и жажде, обезумив от голосов в своей голове…А теперь, когда до меня, дурака, наконец, дошло зачем судьба свела нас с тобой вместе, мне за все мои деяния пришло время отправиться в адское пекло… Я недостоин твоих слез. Недостоин того, чтобы быть в твоих мыслях. Ведь я не смог совладать со своими демонами и чуть было не убил самого дорогого человека ради собственного выживания. Пусть то, что случится сейчас, будет для меня наказанием. Смею надеяться, что этого будет достаточно для того, чтобы искупить хотя бы малую долю моих злодеяний. Знаю, ты все понимаешь. Вижу по твоим прекрасным зеленым глазам. Теперь ты сама по себе, и только тебе решать, как быть с жизнью, которую мы с тобой когда-то вместе вырвали из грязных бандитских пальцев. Захочешь отомстить за меня и Пятого – мсти. Знаю, ты способна устроить нашим врагам такой ад, что кипящий котел с грешниками, уже ждущий над раскаленными поленьями, покажется им джакузи с распутными девками. Захочешь подхватить знамя из моих ослабевших и высохших рук – «Бессмертный» в твоем распоряжении. Бери все, что можешь взять, и никогда не проси прощения. Борозди за меня просторы материка, будь властительницей пустошей – все земли этого грешного мира принадлежат лишь тем, кто может их пересечь. Захочешь затеряться среди бесчисленного множества людей в каком-нибудь шумном и ярком мегаполисе и жить тихой жизнью, забыв ярость битв – дело твое… Ты готова ко всему, что ждет тебя на твоем пути. Я всегда гордился тобой и никогда в тебе не сомневался. А теперь… Просто возьми этот нож, что подарила мне четыре года назад. Будь сильной, какой всегда была для меня. Ты должна жить. Должна выбраться из этой Богом проклятой пустыни и жить дальше. А потому сделай, что нужно. Возьми нож, переверни меня на живот, крепко стисни мои волосы, пригни мою голову к спине и… – Режь…24.05.16 03:05