Принц, хваран, советник и торговец

Воншик изучал комнату внимательно, с искренним любопытством. Каждую половицу, каждый предмет мебели и утвари, каждый пустой угол, каждую торчащую под потолком балку и неровность в стене. Размеры у комнаты были средненькие, а всё, на что ни падал взгляд, имело слегка пошарпанный вид и во весь голос говорило о том, что всем, что там находилось, уже пользовались и не раз. Но вместе с тем ничего не выглядело грязным, даже напротив: поблёкшие цвета половика, штор и белья свидетельствовали о том, как много их стирали, царапины на полу и стенах – о том, как тщательно их вымывали, а посуда и ставни вовсе блестели, как будто их начистили аккурат к приходу дорогих гостей. Закатное солнце разлилось в помещении, как жидкая субстанция, перемешавшись со стойким ароматом душистого османтуса, что изобиловал прямо под окнами. Воншик нисколько не был удивлён, когда Джехван сообщил ему, что в дне езды от Горы Синих Сосен есть небольшой постоялый двор, который держит его хороший приятель. Всё происходящее, начиная с момента воссоединения с хёном, теперь сопровождалось чувством облегчения. А вместе с тем – абсолютной нереальности, будто полуденная грёза. В Воншике вдруг проснулся юноша, наблюдавший окружающий мир с полнейшим восторгом от буквально каждой мелочи, будто впервые их видел. Молодой человек решил наслаждаться этим состоянием и жадно изучал глазами каждую деталь, что попадалась ему на пути и вызывала интерес, вдыхал каждый запах и вслушивался в каждый звук, будто хотел запомнить этот день посекундно, высечь его в своей памяти так, что не стереть. Взгляд набрёл на стоящую в углу кровать, автоматически воспроизводя воспоминание о произошедшем буквально пару минут назад. Как друг Джехвана с улыбкой приветствовал его и его спутника и уверял, что непременно подберёт лучшую комнату. - Только, чур, с нормальной кроватью, дружище, – постановил мужчина. – Перекантоваться на матрацах мы всегда успеем. У нас впереди долгий путь, и нам бы надо хорошенько выспаться. - С двумя кроватями у меня номеров нет, Джехван-а, – качал головой тот, – ты же знаешь. - А кто сказал, что нам не хватит одной? – не моргнув глазом, молвил торговец. – Нам больше и не надо. Вон та твоя комната под чердаком. Там всегда была прекрасная постель. Смерив приятеля и его спутника продолжительным взглядом, владелец постоялого двора молча протянул Джехвану ключ и таинственно улыбнулся. Воншик стушевался, вспоминая это, и поймал на себе взгляд развернувшегося к нему хёна. - Если всё будет тихо, то предлагаю задержаться тут на денёк! – деловито предложил он. – Тут очень хорошо и спокойно. Харчи – так себе, но ты не вздумай этого говорить вслух: местный повар очень раним, да и как человек хороший, не стоит его обижать. - Думаешь, за нами может быть хвост? – уточняет Воншик, складывая свой узел на тумбу. - Никогда не стоит исключать и такую возможность. Воншик механически покивал. Джехван тем временем подошёл к нему и принялся пихать кулаком в предплечье. Младший пропустил смешок, беспомощно жмурясь. - Хён, ты всё ещё?.. - Да, хён всё ещё злится, – то продолжая пихаться, то переходя на шлёпанья, со всей серьёзностью отозвался мужчина. – Я чуть с ума не сошёл – так волновался. Перепугался за тебя, бестолкового… Никак отойти не могу. - Хорошо, побей меня, если тебе становится легче. - Да уж если бы! - А что тогда пихаешься? - Сил на тебя нет, вот почему! Страдальчески улыбаясь, Воншик положил голову старшему на плечо. - Устал? – спросил его Джехван. - Ну… так, – мужчина вяло пожимает плечом. – Думаю, ты устал ещё больше: у тебя была такая напряжённая работа во дворце. - У тебя тоже, – подмечает тот и хлопает его по спине. – У тебя тоже… И Воншик в самом деле чувствовал весь груз накопившегося переутомления на своих плечах, который оттягивал их вниз, и повис на торговце, просто повис без зазрения совести, зная, что тот его ни за что не уронит. «Я так соскучился», – эти слова Джехвану выдохнули куда-то в воротник его накидки, как кручину, о которой с завываниями поётся в самых тоскливых народных песнях. Джехван ответил взаимностью на крепкие объятия, прислонился своей головой к его. Погладив по спине, прошёлся ладонью вверх до шеи и затылка, на ощупь развязал ленту, утягивающую волосы в высокий конский хвост, и оные рассыпались ему на руки. Воншик механически проронил вздох облегчения. - Поди, забыл уже это ощущение? – почти без улыбки усмехнулся торговец. - Угу, – тихо отозвался тот. Подумав, приподнял голову и приблизил губы к уху старшего. – Ханбок меня тоже стесняет. Так что можешь снять и его тоже. - Одна-а-ако, – протянул мужчина, глядя на него округлёнными глазами, в ответ на что Воншик изобразил смущённый смешок. - Что? Не хочешь? Со всей этой придворной лихорадкой и лютой суматохой Джехвану казалось, что он успел забыть, каково это – просто держать этого хварана в объятиях и слушать его раскованные речи. Но, конечно же, это было обманчивое впечатление – он всего лишь, как и сам хваран (пускай и бывший), очень сильно истосковался. Джехван изо всех сил не думал о том, отвлекался как мог, гнал мысли взашей. Но сейчас уже не было ни причин, ни каких бы то ни было возможностей сдерживать этот натиск – особенно когда Воншик стоял вот так и льнул хуже кота. Что-то внутри Джехвана щёлкнуло, когда донсен беззастенчиво зарылся пальцами ему в волосы на затылке. - Даже просто стоя вот так, я уже безмерно счастлив, – выпалил старший искренне. Воншик обнял его ещё сильнее. - И я. И я… – эхом отозвался он. – Просто немножко дразнюсь… прости. Джехван в свою очередь отзеркалил жест младшего и тоже прошёлся рукой у корней его волос, глядя на него так ласково, что Воншик проронил едва слышный возглас. Тронувшись уголками губ и бровями, Джехван будто передумал говорить что-то вслух и поцеловал его в скулу. Жадно приложившись к губам старшего, Воншик почувствовал себя так, будто припал к лесному ручью после длительного заточения в самой тесной и душной тюрьме. Ощущение уверенного ответа быстрым речным течением унесло его сознание и разлило чувство такой гармонии, что хотелось выплакать целое море. Воншик вместо этого лишь крепче прижимал торговца к себе, будто боясь, что каждое мгновение что-нибудь страшное может выскочить из-за угла и отнять у него всё, что осталось. Воншик не позволит, Воншик не отпустит. Воншик будет цепляться за Джехвана, как за своё желание жить. - Не бойся, теперь только мы с тобой… – будто прочитав его мысли или идеально интерпретировав его жесты, принялся приговаривать Джехван. – Больше не надо лихорадочно просыпаться на рассвете и сломя голову куда-то нестись. Больше не надо расставаться по утрам. Слышишь? Как мы и хотели… Всё будет по-другому… Не бойся… Воншик и хотел бы самоуверенно ответить «Я и не боюсь», но, зажмурив глаза, не мог заставить себя так нагло врать. И не хотел. Поэтому слушал и слушал слова хёна, будто принимал лекарство от тревоги ложками, и кивал, кивал. И снова целовал. Ночь Воншик провёл в беспокойном сне. Он постоянно ворочался и дёргался, то бегая, то прячась от каких-то созданных наваждением недоброжелателей, и пытаясь при этом что-то защитить. Или кого-то. Кажется, это была небольшая птица, что сидела у него за пазухой. То есть Воншик был в этом уверен, но временами вдруг обнаруживал, что она пропала, и в груди сразу становилось так пусто и холодно, будто что-то вынули прямо из неё. Это леденило душу до кончиков пальцев, обдавало волной панического страха. Вынужденно отвлекаясь на спасение собственной шкуры, мужчина едва не плакал от досады и беспомощности, тоскуя по своей птице, и безмерно радовался, когда вновь видел её рядом. Но стоило ей в очередной раз пропасть из складок его ханбока, в глазах темнело от одной мысли, что Воншик может в этот раз её просто не найти. Наверное, он успокоился только ближе к рассвету, провалившись в более глубокую фазу сна, как в тёмную яму. Там было тепло и глухо, что после безудержной погони воспринималось как благо. Воншику показалось, что от тепла он и проснулся – как бы парадоксально это ни звучало. Открыв глаза, он увидел Джехвана, чей профиль чётко очерчивался насыщенно-оранжевым полусонным солнцем. Мысль о том, что он сам лежит головой на его груди, беззаветно обнимая, была настолько прекрасна, что Воншик растворился в ней, не желая больше думать ни о чём. Слушая шепчущий шелест крон и звонкие позывные пернатых за окном, мужчина думал о том, что не сдвинется с места, даже если всё его тело затечёт и вконец онемеет. Он будет вечно пребывать здесь, в этой комнате, в этой позе и будет изучать взглядом текстуру льняной сорочки Джехвана, за воротничком которой поблёскивают мелкие бусы, которые торговец носит практически не снимая. Всматриваясь в каждый приплюснутый шарик, в их неидеальную форму с изъянами и выступами, в каждый элемент узора и оттенок цветов, и находя их безмерно красивыми. «Наверное, я безумец, – вдруг упала камнем в водоём его сознания мысль. Пустила небольшую рябь. Притихло. – Но я так влюблён. И так счастлив». Джехван сопел так, будто тоже заснул глубоко только недавно. И позже выяснилось почему: безумная беготня во сне отразилась на том, как Воншик спал. Оказалось, он даже пару раз ударил подвернувшегося под руку старшего. Пришлось извиняться, а про себя Воншик удивлялся не столько этому, сколько тому, что Джехван не встал и не ушёл, а просто подождал, пока донсен успокоится, и только тогда уснул сам. - Я пытался тебя будить, но ты, пускай и открывал глаза, опять погружался в какую-то борьбу, – торговец провёл рукой ему по голове, вглядываясь в лицо. – Ты сейчас как, в порядке? Очень страшный был сон? Воншик прикрыл глаза, довольствуясь поглаживаниями по голове. - Прости, прости, хён… надеюсь, тебе не было больно. Я в порядке. Сейчас… я в порядке. Джехван кивнул. - Вот и ладушки. - Отрежешь мне волосы? – вдруг выдал тот на одном дыхании. Старший вскинул брови. - Зачем? Надоели? - До жути. Хочется освободиться. - Может, стоит пока попробовать причёску поменять? Если б я носил их в таком тугом хвосте дни напролёт, у меня бы тоже голова болела. - А как их ещё носить? В пучке? - Ну почему же сразу в пучке, – Джехван аккуратно взял в руку смольную прядь. – Видел когда-нибудь юаньских мужей? Многие носят косы. - А не будет странно выглядеть? - Тебе непременно пойдёт. Но решение в любом случае за тобой. Воншик призадумался. - Я не умею заплетать косы… – пробурчал он как-то грустно. Джехван улыбнулся. - Зато хён умеет. Помолчав немного, мужчины, не сговариваясь, вместе провалились обратно в приятную дремоту. А когда ближе к обеду они всё же спустились вниз, приятель Джехвана никак не прокомментировал то, что они не показывались из комнаты полдня, а лишь с молчаливой улыбкой накрыл им на стол. Сам Джехван назвал предложенную еду «чем Небо послало», а Воншик уплетал пресную водянистую похлёбку, остывшие и просто резиновые рисовые пирожки и ещё что-то так, будто давно его не кормили такими изысканными блюдами. Это было сложно объяснить, да и не хотел мужчина много об этом думать. Он всё смотрел на сидящего напротив него швеца, задумчиво говорившего о чём-то или даже вовсе ни о чём (было сложно понять, поскольку временами он терял нить собственного монолога, брался за другую, мог вернуться к предыдущей или начать с конца), и вовсе не отводил глаз. Джехван же чувствовал, что занимает внимание младшего всецело даже не глядя и оттого немного тушевался, что внешне в основном проявлялось улыбкой. Такой маленькой, почти не растягивающей губы, но высоко поднимающей их уголки и тем самым придающей им самую забавную форму, олицетворявшую и стеснение, и тепло. В глазах Воншика весь Джехван и был этой улыбкой, этим просветом в дверном проёме, свежим запахом хвои поутру, прозрачной росой на спелом абрикосе. Но один вопрос всё же забрёл в его голову сегодня, когда они улеглись вновь спать и Воншик удобно устроился в объятьях старшего. - Джехван… почему ты не говоришь, что я твой? Тот моргнул пару раз, глядя в потолок. - Тебе нужно это услышать? Теперь паузу вынужденно выдержал Воншик, будто уже чувствуя подступающие сомнения в том, что он сам собирался сказать. - А разве не это говорят, когда любят?.. Джехван философски повёл головой. - А разве любовь даёт нам право чем-то владеть? Или вынуждает становиться объектом владения? Воншик резко погряз в мыслях, будто оступился на болоте. Джехван какое-то время подождал, будто давая ему время на осмысление. - Я считаю, что люди – не инструменты и не предметы, чтобы быть чьими-то, – продолжил он, – поэтому мне непонятно, как подобные слова могут нести положительный смысл. Вот что они обозначают, какую сторону любви? - Ну… самоотверженность… некое скрепление уз… - А разве без чувства принадлежности нет ни уз, ни самоотверженности? Воншику хотелось как-то ответить, дать понять, что он видит логику старшего и находит сказанное им резонным, но все его мыслительные процессы в тот момент сами собой, как по сигналу тревоги, мобилизовались для обработки новых идей и подходов. Мужчина не успел и глазом моргнуть, как многие вещи и понятия в его голове вдруг стали постепенно разворачиваться и открывать себя с иной стороны. Как если бы все дома на улице, давно изученной до мельчайшего камушка на дороге, вдруг самовольно поменяли своё положение, а вместе с ним – и облик улицы просто до неузнаваемости: казалось бы, улица-то осталась та же, как и здания. И черепица та же, да не та, и стены чуть иные, а окна – и вовсе, будто получужие. Каково было бы увидеть родного человека, но с другими глазами, которые абсолютно не его? Мороз по коже. Вот именно такую кашу из ощущений и мыслей, приправленную лёгким страхом перед неизвестным, и переживал в тот момент тот, кто ещё вчера был хвараном. - Ты человек служивый, – голос Джехвана не вырывал Воншика из его размышлений, а будто взял за руку и незаметно повёл за собой, – и к вам относятся как к атрибуту короны. Ваша идеология – как раз в этой принадлежности, в ней вы черпаете гордость и силы, находите цель и смысл, даже высокую миссию. Учитывая ту функцию, которую вы должны выполнять… такой подход вполне понятен. И поэтому я понимаю, почему ты так говоришь, – мужчина посмотрел младшему в лицо. – С этими словами спокойнее, верно? - Да… – медленно кивнул тот, всё ещё пребывая в процессе глубокого осознания. – Будто есть какая-то опора, поддержка… видимо, это я и подразумевал под «узами»… - Мы создания социальные и стремимся не просто быть в группе, а занимать в ней определённое место. Чтобы с нами считались, чтобы наши интересы учитывались. Отсюда желание принадлежности… - Думаешь, оно примитивно? Если смотреть с этой стороны, всё выглядит как-то тривиально и даже… смехотворно. Джехван тонко улыбнулся. - Я лишь хотел сказать, что это чувство вполне естественно и понятно, откуда у него ноги растут, – он вяло пожал плечом. – Но я считаю, что не стоит так буквально проецировать этот базовый инстинкт на все человеческие отношения. Воншик немного повернул голову в его сторону. - Например, как у нас с тобой?.. – проговорил он почти полушёпотом. - Например, как у нас с тобой, – эхом отозвался тот. Воншик провёл кончиком носа по скуле старшего, едва-едва касаясь кожи. - А какие, по-твоему, слова выразили бы лучше то… о чём мы говорим? Тот почти полностью прикрыл глаза. - Я могу сказать «душа моя» и тому подобное. Но говорить, что мне кто-то принадлежит? Я не рабовладелец. И сам я человек вольный, поэтому не могу принадлежать. «Ты принадлежишь мне, мне и только мне, – врезалось осколком в сознание Воншика острое воспоминание. – И сам собой ты теперь не располагаешь. Ты мой и ничей другой». Воншик плотно замкнул веки, отчаянно отгоняя говорящее до боли знакомым голосом наваждение. - Так как же?.. – выдохнул он, подбирая ноги под одеялом. Джехван сделал объятия крепче. Его голос слился с шорохом крон, прекрасно слышным в открытое окно, будто каждое слово прыгало с листка на листок. - Я хочу всегда быть рядом. Быть рядом, быть опорой, быть поддержкой. Разделять горести и печали, облегчать ношу. Удваивать радость и пышно праздновать победы. Делиться теплом и получать оное взамен. Воншик прижался к старшему так тесно, что тому на миг стало трудновато дышать. - Мне… так нравятся эти слова, – проронил мужчина будто немного стыдливо. – Они точно лучше, чем… – он мотнул головой, мгновение похмурившись. – Спасибо, хён. Спасибо… - Да уж за что, – усмехнулся тот тихо. - За то, что объяснил… – Воншик шумно выдохнул ему в шею. – Спасибо. Донсен ещё долго не убирал ладонь с затылка торговца, будто то ощущение, которое появлялось от проведения пальцами по коротко остриженным волосам, доставляло ему особенное удовольствие и, возможно, даже успокаивало. Когда же его собственную шею сперва накрыла ладонь старшего, а впоследствии – и вуаль поцелуев, мысли блаженно вспорхнули и разлетелись, как спугнутые пичуги с ветки. Воншик выгнул шею и грудь, закидывая ногу за бедро Джехвана. - Я счастлив быть мужчиной… и любить такого мужчину, как ты. Джехван даже замер на какое-то время. Молча смотрел в глаза, будто выискивал там что-то. И нашёл, нашёл очень быстро, и это переполнило его, как сосуд, полившись через край. Джехван прижал к себе младшего со всей силы, уткнувшись лицом ему в ключицу. - Я тоже, – наконец выдавил он из себя в ответ. – Тоже… Впервые Воншик провёл столько часов подряд в объятиях этого мужчины. За всё это время он ни разу не почувствовал, будто его что-то стесняет, душит, забирает жизненные силы и заставляет мучиться самым тёмным стыдом. Ни на миг его голову не посетила мысль, что что-то не так. Ни одна положительная эмоция не была оттенена чем-то тяжёлым или удручающим. А почему, собственно, должна была? Глаза Воншика увлажнились от одного осознания, насколько он этому… поражён? Несколько вдохов и выдохов мужчина даже не понимал причину, но как только понял, его сознание ненадолго схлопнулось под невыносимый звон в ушах. Он настолько привык подвергаться давлению и боли из-за Тэгуна, что у Воншика выработался инстинкт ожидать худшего. И терпеть. Терпеть вопреки командам организма, гордости, здравого смысла. Тепло же Джехвана вдруг действует на его тело так обезоруживающе, что каждая мышца расслабляется, а из слёзы из глаз катятся, будто крупные бусины. - Ну ты чего, а?.. – охнул на минутку испугавшийся торговец. Принялся промакивать его глаза краем пододеяльника. – Что не так? Что нехорошо? Чем помочь?.. Воншик зарыдал, как малое дитё. Каким же непроходимо наивным он был, когда думал, что давно оставил это позади. Очевидно, мрачные призраки прошлого будут ещё какое-то время следовать за ним по пятам и простреливать его, как разряд молнии, в самый неподходящий момент, хрустеть его хребтом, так и норовя сломить. Но Воншику нельзя, нельзя, совсем нельзя сломаться. Он должен выстоять. Он должен выдержать натиск, ухватиться за край борта, не провалиться в беззубую глотку бездны. Воншик оставит это позади, он будет двигаться вперёд уверенными шагами. Благо, он не один, совсем не один. И лучшего на самом деле с ним произойти не могло. По крайней мере именно эта мысль застревает в его голове, когда Джехван покрывает его лицо утешающими поцелуями. - Извини, что напугал, – винится младший. – Это пройдёт… я в порядке, в порядке. - Я понимаю. Не держи в себе. - Теперь всё в порядке. В порядке… – Воншик приложился к его лбу своим. – Спасибо, что ты рядом. Чтобы не размазывать эту тревогу и сменить настрой, младший бессовестно запустил ладони под сорочку Джехвана, очертил ими его стан и прошёлся по спине, одновременно переплетаясь ногами. Джехван выдохнул ему в скулу обрывок какого-то нежного слова. Этого было достаточно, чтобы Воншик блаженно обмяк в его руках. Следующий день они посвятили прогулкам. Быстро изучив небольшой сад вокруг постоялого двора, мужчины направились исследовать ближайшую часть леса. Просто бродили и рассказывали друг другу то, что каждый знает о том или ином растении, его полезных или опасных свойствах. Хотя Воншику упорно казалось, что Джехван явно утаивает от него добрую половину своего лекарского багажа. - У тебя есть я, зачем тебе такая куча тонкостей, –улыбнулся торговец загадочно, когда спутник в полушутку поделился своим предположением. – Я тебя вылечу от любого недуга. - Ты ещё скажи, что твои поцелуи целебные. - И руки, – уверенно кивнул тот, не моргнув глазом. Воншик запустил в него попавшейся под (наверняка совсем не целебную) руку кедровой шишкой. - Орешки!! Обожаю! Будешь? Нет? Ну, мне больше достанется. Колупаясь в шишке, Джехван пошёл себе дальше, а Воншик усмехнулся ему вослед. И не успел подумать о том, чтобы подкинуть старшему ещё шишек, раз он их так любит, заметил какой-то тревожный блеск в траве. Джехван даже не сразу понял, что раздавшийся мгновением позже резкий визг принадлежит Воншику. Обернувшись, он увидел донсена вжавшимся в соседнее дерево так, будто прирос к стволу всем позвоночником. - Что стряслось? - Змея! Змея!! – просипел тот. – Хён, и ты отойди подальше, вдруг ядовитая! Джехван изломил бровь, пытаясь выковырять языком застрявший между зубами кусочек ореха, и опустил взгляд себе под ноги. - С чего ты взял, что ядовитая? – непринуждённо уточнил мужчина. - Она такая яркая по окрасу, наверняка ядовитая! - Яркая?.. – наконец уловив движение среди густой травы, Джехван вдруг изменился в лице и буквально просиял. Он не глядя сунул шишку в свою небольшую поясную сумку и аккуратно опустился на корточки, не сводя глаз с источника радужных бликов, будто был ими заворожён. Восторг в его голосе звучал неподдельным: – Вот это да! Какая же красавица! От изумления Воншик даже немного отлип от дерева, наблюдая, как Джехван сидит себе и непринуждённо разглядывает ползущую прямо возле его ног рептилию. - Хён!.. – вспомнив человеческую речь, цыкнул он на старшего. – Ты что делаешь? Отойди подальше! - Как ты мог принять её за ядовитую? – протянул Джехван, как разочарованный учитель. – Это же маленькая лучистая змея. - «Маленькая»?! - Да, видимо, ещё подросток. Посмотри, какая милая! Что ты делаешь на поверхности? Твой дом должен быть под землёй?.. Воншик проглотил очередной вопль ужаса, поскольку змея возьми да приподними голову, потянувшись к Джехвану. - И тебе привет, незнакомка! – выдал торговец с улыбкой и кивнул. – Уж прости за бестактность, но твоя чешуя так красиво отливает на свету, что я не смог это не отметить вслух. Надеюсь, ты не сердишься. Воншик был на грани обморока, когда змея вдруг закивала в ответ, будто всё поняла, и сделала пару волнообразных движений туловищем. Сидящий перед ней мужчина мягко рассмеялся. - О, тебе даже льстит, что тебя приняли за гадюку? Ну-ну, я не буду тебя обижать, не сомневайся. Тебе наверняка непросто живётся? Готов поспорить, немало найдётся охотников за такой красивой шкуркой. Бедняжечка. - Хё-ё-ён!!.. – из последних сил просипел Воншик, сжимая скулы между ладонями. Змея так по-человечески кинула на него полный презрения взгляд, что тот окаменел. - Будь снисходительна к моему спутнику, пожалуйста: он обучен немного по-другому, это не его вина, – мягко произнёс тем временем Джехван. – Он добрейший человек и… – обернувшись обратно на него, змея вдруг зашипела и как-то не по-доброму изогнулась. Мужчина лишь удивлённо вскинул брови. – М? Он меня обижал?.. А-а-а, ты про шишку! Он вовсе меня не обижал, он просто играл… Воншик? Воншик! - А?.. – неровно отозвался тот. - Госпожа змейка говорит, что ты хотел кинуть в меня ещё шишек. Это правда? «Госпожа змейка», – сипел тем временем про себя донсен в тихой истерике, – «госпожа змейка» ему «сказала». - Я-я-я, это… в шутку… в-вовсе не хотел обижать!.. – принялся защищаться он, икая через слово. Рептилия вновь кинула на него такой взгляд, будто действительно жалела, что она не гадюка. Вдруг сделав серпантинообразное движение, она скользнула Джехвану на руку, забралась под рукав и уже через какое-то неполное мгновение добралась до плеч. Обернувшись вокруг шеи мужчины, будто узкий шарф, змея с пепельно-розоватой чешуёй триумфально переливалась в солнечных лучах всем спектром цветов, будто самое богатое украшение. Джехван пропустил смущённый смешок и почесал затылок. - Что ж, ничего не поделаешь… эй, Воншик! Отлипай от дуба! Никто тебя не съест! – рептилия вдруг разинула пасть, что-то будто даже прокряхтела и клацнула мелкими зубками. Торговец отмахнулся. – Да уж ладно тебе. - Что она на этот раз сказала?.. - Что будет смотреть, чтобы ты меня не обижал больше. Мол, хоть и не ядовитая, укусить всё равно может. Воншик приложил все имеющиеся в его физическом и ментальном существе силы, чтобы отстраниться наконец от дерева и медленно приблизиться к спутнику. Но мало того, что глаза сами не могли не фокусироваться на его живом ожерелье, так ещё само ожерелье не сводило с него своих. - Джехван… ты умеешь разговаривать со змеями?.. – наконец начав немного принимать реальность, аккуратно спросил мужчина. Старший лишь с улыбкой развёл руками. – И они тебя понимают?.. – тот повторил свой жест, и Воншик продолжил искать какое-то логическое объяснение. – Может, у тебя в роду были шаманы? - Начинаешь жалеть, что связался со мной? Джехван тонко улыбался, будто немного кокетливо приподняв плечо, но надо ли говорить, насколько прозвучавший вопрос серьёзен. И отвечать шуткой сейчас не пришлось бы. - О чём ты говоришь? Да даже будь в роду у тебя злые духи, для меня бы это не сыграло роли! – Воншик проникновенно посмотрел на спутника. – Ты это ты. Улыбнувшись шире, старший молча взял его за руку. Решив двигаться дальше, к рассвету мужчины отбыли из этого блёклого и потрёпанного, но такого уютного постоялого двора, ставшего на эту пару дней их тихой гаванью. План был в том, чтобы остановиться, перевести дух и немного поразмышлять, осознать основные вещи, обдумать, куда двигаться дальше. Осознать ничего не получилось, обдумать – тем более. Оказалось, что двух дней для этого слишком мало. Слишком амбициозный был план на такой небольшой промежуток времени, которого не хватило даже на достаточное количество объятий, что уж говорить про всё остальное. Они ещё не оседлали лошадей, а Воншик уже чувствовал такую острую необходимость повиснуть на хёне, что на миг даже всерьёз задумался о том, чтобы предложить ехать вдвоём на одном скакуне. Вторую лошадь можно было бы вести рядом и менять их, когда одна устанет. Разум Воншика говорил ему, что это уже слишком бред и надо приходить в себя (мужчина даже по щекам себя побил), но эта мысль помогла ему понять, что никаких сомнений быть не может. За этим чудным торговцем, который и швец, и лекарь, и заклинатель змей, он поедет на каждый край земли, если тот того пожелает. Сколько бы их на самом деле ни оказалось. С наступлением темноты лошади стали двигаться по лесу с крайней неохотой, поэтому путники решили разбить лагерь. Ночь была очень тёплая и на удивление не такая влажная, а подходящая для ночёвки поляна нашлась легко. Воншик провалился в глубокий беззаботный сон, стоило старшему начать рассказывать очередную историю, прямо у него на коленях. Тронувшись уголками губ, Джехван немного погладил его по голове, а затем перевёл задумчивый взгляд на трещащий в огне костра хворост. Мужчина не знал, сколько так просидел, пока не почувствовал приятный холодок, передвигающийся по его руке. Выползшая из рукава его ханбока лучистая змейка повернула в его сторону голову, будто ждала чего-то. Джехван тем временем проронил не совсем ровный вздох. - Как-то я даже сам забыл… сколько всего он про меня не знает. Змея смотрела на него своими маленькими обманчиво безучастными глазами, и Джехвану казалось, что так же на него должна бы смотреть его совесть, если бы существовало её физическое воплощение. Если бы она у него была в необходимом для порядочного человека объёме. По крайней мере, примерно таким были заняты его не совсем стройные и спокойные мысли в этот вечер. Трава у его ног тем временем шелестела, обнажая много блестящих гладкой чешуёй длинных тел.