Принц, хваран, советник и торговец

Хакён изломил бровь, глядя на принца, который подволок прямо к прутьям какой-то табурет, уселся на него. Упёрся ладонями в колени и вздохнул шумно, будто ему предстоит какая-то большая и нудная работа. Хакён не издавал ни звука. Он наблюдал. И слушал. Голос Тэгуна растекался по спёртому воздуху, как терпкая полужидкая субстанция. «Знаешь, чем меня пугали с детства? Точнее, кем. «Змеиным мальчиком». Он младше меня и может выглядеть безобидным. Но на деле обладает намного большими знаниями и умениями, чем обычный человек. И сам таковым не является в полной мере. Мальчик, который придёт и заберёт у меня всё. Потому что он тоже принц». Хакён выломил брови ещё красноречивей, но не шелохнулся. А Тэгун продолжал. «Помнишь предыдущего монарха? Ты мой одногодка, поэтому, как и я, знаешь его лишь по рассказам – мы были слишком маленькими, когда его не стало. Будучи моим родным дядей, он воспользовался болезнью своего старшего брата, моего отца, и узурпировал верховную власть. Пробыл он на троне всего два года, но мы наслышаны, сколько дел он успел натворить за это время. Но не о том сейчас мой сказ. Знаешь ли ты, что при нём была одна крайне загадочная персона? Числилась она королевской лекаркой, но многие говорили, что она нечто гораздо большее. Многие пытались свергнуть и убить дядю, но ни у кого этого не получалось, пока она была рядом. Не было яда или хвори, от которой бы она не знала средства. Вытаскивала буквально с того света. И зачала от него новую. Была эта лекарка, говорили мне, ничем иным, как чадом имуги, оттого и силы у неё небывалые. А сын, что она родила, не просто унаследовал её дар – в его жилах смешалась кровь имуги и земных королей. Пускай и берёг дядя лекарку, как зеницу ока, всё же убили её, а за ней и монарха-узурпатора. Но никто так и не понял, куда делся младенец. И вот с тех самых пор мне рассказывают эту историю, раз за разом одну и ту же. О том, что однажды этот мальчик-имуги, повзрослевший, набравшийся опыта и сил, может вернуться. И наконец исполнить мечту многих поколений своих предков. Стать драконом*». Хакён еле удержался от зевка. Такая скука вдруг одолела им, что эта история принца, больше похожая на страшилку, которую придумали придворные, чтобы нервировать наследника и поселить в нём вечное чувство тревоги, не вызвала в нём ничего, кроме приступа раздражения. Хакён не особенно пытался это скрыть, поэтому его рот немного скривился от неудовольствия. - И ты рассказываешь мне эту дворцовую байку, потому что?.. Тэгун метнул в него взгляд исподлобья. - В последние годы я тоже относился к этому, как ты сейчас. Пока наш медиум не сказал мне, что во дворце объявился имуги. - Да-а-а? – тихо протянул Хакён с каменным лицом, даже не стараясь изобразить заинтригованность. – И кто же? - Да швец же, ты, балда. Мужчина устало прыснул. Провёл ладонью по лицу. - Ты этого швеца хоть видел? Нечеловеческая сила? Какой-то чудесный дар? Королевская кровь? Прости небо, имуги?? Он??? - Я навёл справки, Хакён. Всё совпало. Это точно он. Тэгун смотрел на него с упрямством почти не мигая, и у Хакёна мелькнула мысль, что если во дворце и водятся змеи, то вот она, главная кобра, прямо перед ним сейчас. Только глуповатая какая-то. Не притворяется же? - И ты всерьёз считаешь, что он приходил предъявить свои права на трон? - А зачем ему ещё здесь объявляться? Не принцессе же тряпки шить? – голос принца был крайне серьёзен. – Если не больше. - Что же «больше»? - Можно только догадываться, чего может пожелать имуги, когда овладеет целой страной. Хакён лениво окинул взглядом камеру вокруг него и принялся потирать висок. - Ну я всё понял, – до неприличия спокойно молвил он. – Ты меня сюда как изменника заточил. При желании и в содействии перевороту обвинить можешь. Тэгун набрал в лёгкие воздух, но собеседник его перебил: - Одного понять не могу, – Хакён нахмурился, поведя головой. – Ты узнал о том, что я их отпустил, явно раньше прошлой ночи… получается, даже сутками ранее… почему же тогда целый день возился со мной, пока у меня было недомогание? Вёл себя как ни в нём не бывало? Даже буквально прошлой… ночью… Мужчины пересеклись взглядами как-то резко: были бы клинки, тот ещё был бы скрежет. Глаза и принца, и младшего советника горели холодным огнём, будто оба затаили друг на друга обиду, каждый – свою. Тэгун беспокойно облизнул губы. Разомкнул их, но осёкся. Прервал зрительную дуэль и понурил голову. Хакён тем временем сузил глаза. Но вдруг улыбнулся и откинулся спиной к стене. - Игрался со мной, как с загнанной добычей. Жаль было вот так сразу отказываться от любимой игрушки, а, Тэгун? А всё почему? – уголки губ мужчины самодовольно вздёрнулись, не без нерва. – Потому что ни с кем больше ты себя так не чувствовал, верно? Хакёну бы сейчас молить о снисхождении, о шансе заслужить прощение, уверять в чистоте помыслов и преданности короне. Но какая-то горячая обида вдруг резко вскипает в нём и стремительно разъедает внутренности, выпаривает кровь из жил и, вероятно, остатки инстинкта самосохранения. Хакён не такой нарцисс, как сидящий перед ним, но себе он цену знает. Гордость Хакёна начинается и заканчивается там же, где и сам Хакён, она – главный источник его сил, его стержень, что заполнил собой существо своего владельца до кончиков пальцев. Если он позволил себе быть кем-то очарованным, это ещё не означало, что он перестал представлять из себя целостный монолит. В довесок вспоминаются слова Хонбина о том, как Тэгун заставлял и Воншика, и Хакёна делать то, что им не нравилось. Мужчина усмехнулся про себя: если бы всё было так просто. По крайней мере, в их с Хакёном случае. Скорее небо упадёт на землю, чем младший советник Ча позволит кому бы то ни было его поработить, и каждый экстаз, который он словил в удушливой хватке наследника, был настоящим. Но вместе с тем что-то было решительно не так, не должно, неправильно. И вовсе дело было не во всех этих условностях – что социальных, что физических, что каких бы то ни было других, которые многие могли назвать как причину тому, что их связь позорна. Нет, дело был в чём-то другом. В чём-то, что касалось только их, их личностей, их естеств. Резко став физически близкими до лютой боли, оба думали, что отворили все ворота и двери, но всё равно будто продолжали биться лбами о какую-то невидимую стену. Невидимую, но непреодолимую, в кровь, сбивая череп и кулаки. Черпали и черпали широко, плавали и захлёбывались, но никак не могли напиться. Этот парадокс уже начал выматывать, а каждый ход приводил всё к одному и тому же тупику. Неужели оно так и закончится? - Я… – наконец роняет Тэгун рассеянно и тихо. – Хотел понять твои намерения. Думал, что смогу тебя простить. Перед глазами Хакёна живо пронеслась сцена в купальне. Мужчина ещё тогда поймал себя на мысли, не кажется ли ему, что наследник будто бьётся в бессильном отчаянии на грани с остервенением. Не показалось. Открыть рот и произнести слова? Поговорить по душам? Нет, видимо, это для королевских особ слишком моветон. Теперь Хакён проронил шумный вздох. - Ты готов верить в небылицы про полукровку-имуги (который ещё и принц, с ума сойти) и не веришь мне… человеку, который нянчился с тобой ради твоего же блага, хотя и своих-то дел, признаться, всегда по горло. Тэгун сделал брови домиком, глядя куда-то в сторону. - И что? Если бы я выполнил твой указ, ты бы ко мне стал лучше относиться? Я бы убедил тебя в своей преданности? Ты бы смог держать рядом того, что погубил других, пускай и по твоему капризу? - Речь не о моём капризе, а короне и судьбе страны… - Ради всего святого, Тэгун!! – Хакён больше не мог это выносить. – Ты сам-то в это веришь? Сам-то себя слышишь? Принц поджал дрогнувшие губы и резко встал. - Зря только время потратил, – почти прошептал он и быстро зашагал прочь из подземелья. В порыве возмущения Хакён всплеснул руками сам с собой. Воншик долго разлеплял тяжёлые веки. Сознание, кажется, вернулось к нему, но будто бы хотело обратно в забытье. Или это тело было слишком уставшим и поэтому тянуло сознание за собой обратно в долину глубокого сна. Или скорее глубокое ущелье безкартинного сна. Воншик различил запах костра и треск хвороста. Тело всё же начало просыпаться, поскольку наконец почувствовало, как на его лицо и грудь пахнуло теплом, а спина упиралась во что-то холодное и рыхловатое – наверное, землю. - Ты как? В порядке? Джехван сидел, положив руки и подбородок на согнутые колени. Воншик смотрел на него сквозь вуаль полуопущенных ресниц и никак не мог понять, почему ему навязчиво кажется, будто торговец находится не по ту сторону костра, а по ту сторону этого мира. Воншик инстинктивно вздрогнул. Так резко, что сам себя сердито схватил за плечо. Что такое, в самом деле? Что произо… Вспышки воспоминаний врезались ему в череп неровными осколками. Мужчина увидел залитый солнцем лес, тень от листвы на улыбающемся лице спутника и полный штиль на душе, который резко изрешетил ливень стрел напавших на них наёмников. Схватку он помнил смутно и смазано, через боль в руке и плече. А в то, что его собственный разум показал ему далее, Воншик просто не поверил, – может, ему померещилось? Может, к тому времени его снова ударили по голове и он потерял сознание? Могло его воображение нарисовать картинку так ярко и чётко? Будто появилась целая прорва самых разномастных змей – от мелких и неприглядных, как ленты, до просто огромных, раз в тридцать или пятьдесят толще самых толстых морских канатов, – что окольцевали нападавших смертельной хваткой так, что их тел практически не было видно. И какой-то холодящий душу глухой треск… Воншик взвился, резко сев и припав спиной к земле – они сидели в небольшом овражке, что оказался весьма неплохим укрытием на ночь. Мужчина не мог не смотреть на спутника во все глаза и видеть, как он тогда стоял посреди моря змей, расправляющихся с их обидчиками. - У тебя было ранение. Не болит? Как голова? Джехван спросил его обыденным голосом с уже привычной для Воншика мягкостью. В уголках его губ – тень зарождающейся улыбки, но печальной, что особенно видно по глазам. Воншик оцепенел от страха, и Джехван прекрасно это видел. Даже дышал через раз. «Болит»? Воншик не чувствовал никакой боли. Разве что совсем немного?.. Только сейчас мужчина обратил внимание на то, что его предплечье и голова были перевязаны. Это помогло ему выйти из ступора. Но менять положение он не торопился. - Почти… не болит… – всё же приложил усилие и ответил он. – Чувствую себя… на удивление… нормально… Джехван улыбнулся с облегчением. Кивнул. - Вот и ладушки, – его фразу было еле слышно за завыванием ветра и треском костра. Пауза была крайне неловкой. Воншику уже самым загадочным образом было стыдно за то, как он себя повёл. Но полностью взять себя в руки фобия всё-таки не даёт, и мужчина делает тот максимум, на который способен, – предпринимает попытку непринуждённо поговорить. - Т-так… о чём это мы… Джехван шумно вдыхает. - Наши запасы уцелели, так что я пожарил остатки мяса оттуда. И лепёшку ещё возьми. Я уже поел. В такие моменты Воншик с особой чёткостью осознавал, что из них двоих он младше. Одно дело все эти загадочные, полумистические элементы и даже лекарские знания торговца, а другое – вот такие детали, которые выдавали в Джехване старшего, пускай всего и на год. - Я обещал, Воншикки… я помню. Так что ты кушай, а я пока расскажу тебе одну историю. «Моя матушка была превосходной травницей и лекаркой, которая редко сидела на месте и посещала самые разные места, помогая нуждающимся. Таким же был и мой отец, торговец тканями, кто искренне любил делиться своими находками с ценителями. Пересекшись однажды, как падающие звёзды, далее они путешествовали уже вместе, разделяя все приключения и истории друг с другом. Однажды они дошли до столицы этой страны, и её король, прознавший о таланте матушки, пригласил её служить при дворе. Отец как раз собирался в одно опасное путешествие, а матушка была против, и он уговорил её остаться пока при дворе, подождать его возвращения…» Доселе пребывавший в заворожённом ступоре Воншик вдруг поперхнулся. Молодого человека наконец осенило. - Ты же не говоришь о?.. Загадочная лекарка при короле-узурпаторе. Кто уж только ни знал эту историю. Она уже стала настоящей легендой, и лишь ленивый не пересказывал её, меняя и добавляя свои детали. Джехван медленно кивнул. - Про неё придумали множество небылиц. Вплоть до того, что меня она родила от короля… – мужчина усмехнулся без улыбки. – Но я могу тебя уверить: я сын моей матери, лекарки и травницы Ынби, и своего отца, торговца Чжухона. Воншик медленно дожевал содержимое рта. Сглотнул. - Она погибла, – проронил он полувопросительно. - Её убили, – уточнил Джехван. – Во время дворцового переворота. - Свержения узурпатора, – в свою очередь уточнил бывший хваран, – убившего наших с Дживон родителей. - И в результате убили моих. - И отца… тоже?.. - Когда пошли волнения, отец уже был в столице и пытался вызволить матушку из дворца. Её он спасти не успел, но смог найти меня. Мы бежали всю жизнь, но… его нашли, когда мне было 15. Тяжёлая пауза повисла, как большая капля росы на листке, что никак не желала сорваться и рассыпаться на десятки брызгов. Под сухой треск костра, что так напоминал звук ломающихся дверей и человеческих костей, молодым людям грезились трагичные картины вторгающихся в дворцовые покои солдат, хаос, душераздирающие стенания умирающих, плач осиротевшего младенца. Немного вернувшись в реальность, Воншик перевёл взгляд на того, в кого вырос этот младенец. - Поэтому ты путешествуешь один с подросткового возраста, – констатировал он очевидное. Джехван никак не ответил. Он молча смотрел на пламя. - Я часто вижу один и тот же сон, знаешь, – вдруг произносит он неторопливо. – Будто я часть большой семьи и у меня два брата. Два прекрасных старших брата… Много лет он преследует меня. Будто днём я проживаю одну жизнь, а закрывая глаза, оказываюсь в иной… Какое-то время Воншик не решался отвлекать старшего от его транса. Но всё же сделал это очередным вопросом: - А змеи? Джехван вздохнул после паузы. Поднял на собеседника улыбающиеся глаза. - Это так необычно, правда? – мягко произнёс он, удивляя возлюбленного. – Но веришь ли, лишь в подростковом возрасте я осознал, что отличаюсь от остальных людей. Отец никогда не выделял эту мою особенность, относился как к части меня. Говорил, что мне досталось это от мамы. Но я и представить не мог, что этот дар настолько редок… – мужчина усмехается уголком губ. – Зато знаешь, некоторые думают, что если в доме завелась змея, то она приносит богатство? Благодаря этим приметам и тем, кто в них верит, я временами мог заработать себе на хлеб! - Привораживая змей в дома? – Воншик искренне зачижморился, потому как это не вписывалось в его мировоззрение ни на крупицу. – Кошмар, кто-то за это ещё готов платить? - О да! Ведь не любая змея нужна. И не просто заманить – нужно сделать так, чтобы ей там понравилось и она осталась. И не тревожила слишком хозяев, – Джехван склонил голову к плечу. – Думаешь, многие так могут? Его жест вместе со взглядом и интонацией навели Воншика на грешную мысль, что давно они не были кожа к коже. Мужчина даже сглотнул, поражённый этим внезапным поворотом собственных умозаключений. Как человек может выглядеть так привлекательно, говоря о змеях? Небо, что происходит? Ничто не сходилось для Ким Воншика в тот момент, всё запуталось в его бедной голове и стало единой мешаниной изо всего и сразу. Отказываясь всё это систематизировать, мозг пассивно сдал позиции. Не менее пассивно мужчина подумал о том, что, возможно, он ему и не нужен сейчас. - Я хочу к тебе, – вырвалось у него на одном дыхании. Джехван смотрел на него не мигая через дрожащую вуаль огненного марева. - Иди. Воншик на карачках обогнул костёр и припал к старшему, притираясь головой, будто кот. Джехван широко накрыл ладонью его голову выше повязки и уверенно приласкал, заставляя все системы младшего окончательно капитулировать. Развязав верхний узел своей чогори, Воншик взял руку мужчины и переместил с головы себе на грудь прямо под ханбок. Изломивший бровь Джехван встретил одурманенный взгляд. - О, – только и выдохнул Джехван едва слышно. Хакён резко встрепенулся от громкого лязга: вырванный из тяжёлого мутного забытья, который не назвать ни сном, ни дрёмой, он ненароком подумал, что это ему грудную клетку вскрыли. А оказалось, открыли иную клетку. - На выход, Ча. Хакён похлопал глазами на стоящего у открытой камеры Хонбина, который не торопился ему ничего объяснять. - Почему?.. – вырвалось у младшего советника. - По приказу короля, – сухо обронил тот. Сбитый с толку, Хакён нахмурился, а у Хонбина на лице отразилось недовольство. - Не нравится? Запереть обратно? Уже позже Хакён узнает, что за те пару дней, что он сидел в подземелье, во дворце успело произойти на удивление много всего. Но самой шокирующей новостью стало изменение статуса принца. А всё почему? Потому что король прознал, что его единственный сын, который годами игнорировал своё положение и обязанности, додумался посадить за решётку свой последний данный ему шанс на исправление. Тут-то чаша терпения монарха наконец и переполнилась. Пущенная трещина хрустнула фарфором, и последний разлетелся на куски вместе с содержимым. В гневе король объявил, что давно уже думал о назначении наследником престола своего старшего внука. И что с того, что ему всего десяток лет от роду – вот ещё лет пять и вырастет из него статный муж, достойный, чтобы в будущем поручиться за государство! И здоровьем-то крепок, и все науки-то ему хорошо даются, и с мечом уже недурно обращается, и мыслит зрело для своих лет! Ни в какое сравнение с вечно витающим в облаках из собственных грёз и обид «принцем-несмеяной». Хакён долго не мог это осознать, лишь стоять истуканом и наблюдать мельтешащий поток изменений. Само настроение и атмосфера во дворце вдруг переменилась так, будто Хакёна там не было год. Временами кто-то на минутку останавливался возле младшего советника, чтобы покачать головой и посочувствовать, вот, де, он старался во благо страны сделать из наследника что-то приличное, из сил выбивался, и не его вина, что ничего не вышло, в самом же деле, а потом растворялись за поворотом, не дожидаясь от младшего советника какой бы то ни было реакции. Никогда ещё Хакён не чувствовал себя настолько отчуждённо в этом месте, что когда-то было для него всем. Работой, наукой, чаянием, домом… а в последнее время – чем-то ещё. Хакён не мог сформулировать. Сколько ни пытался… нет. Три дня он не мог делать абсолютно ничего и почти не покидал своей комнаты. На четвёртые сутки на фоне пульсирующей прямо в виски горечи мужчина позволил рефлексам поднять его тело и дойти до покоев принца. Постоять с минуту в трясине вязких мыслей. Без стука отворить эту дверь. Час был ранний – солнце ещё только собиралось рассыпать свои лучи по этим землям, – но Тэгун уже не спал. Пожалуй, только этим отличался нынешний образ принца от того, что он имел большую часть своей жизни. В остальном он как никогда походил на «принца-несмеяну»: мужчина сидел на краю постели спиной ко входу в одной исподней сорочке и напоминал собой белый высокий кувшин из тончайшего фарфора. Полый и просто звенящий пустотой. Очень опасно стоящий на самом краю. Хакён слышал удивлённый вдох и видел порыв Тэгуна обернуться так же чётко, как и то, что принцу стоило усилий сдержаться. И зачем оборачиваться, право. Он же и так знает, кто это. Тэгун молчал и не шевелился – так же, как и Хакён. Какое-то время немая сцена длилась, будто в этой комнате замер ход самого времени. Но всё же первый шаг сделал Хакён. - У меня действительно украли мой статус, – проронил Тэгун медленно, когда его фаворит присел рядом на перину. – Только не мифический кузен… а собственный племянник. Самый настоящий и прекрасно известный… Принц всё глядел в окно отсутствующим взглядом, а младший советник – на принца. Почти что с сочувствием. - Мне жаль. - Нет, не жаль, – парировал Тэгун. – Тебе точно не жаль. - Как и тебе не жаль, что ты просто взял и упёк меня за решётку, – Хакён не пальцем деланный, Хакён подхватил сразу. Но не выяснение отношений интересовало его в тот момент больше всего. – Я одного не пойму: почему ты расстроен? Ты же никогда не хотел быть королём? Тэгуну потребовалось время, чтобы сформулировать стройную мысль. - Но именно этого от меня ожидали… всю жизнь. «А теперь я не знаю, кто я», – завершил про себя его мысль собеседник и вздохнул. - Это шок из-за эффекта внезапности, – констатировал мужчина отстранённо. – Пройдёт. Даже дышать легче станет, если уже не. Рядом с собой Ча Хакён видел маленького потерявшегося ребёнка. Именно так и выглядел принц. С детства его давили грузом ответственности и пугали обилием угроз, таящихся за каждым углом и в каждой тени – до такой степени, что иной раз было сложно продохнуть, потому что или кошмарно некогда, или вусмерть жутко. Ребёнку это не нравилось, но и иной жизни он не знал. А сейчас у него отняли столь тяготившую его ношу и предоставили чуть большую свободу действий, которой он… не умел пользоваться. Застигнутый врасплох, ребёнок растерянно озирался по сторонам и абсолютно не понимал, куда теперь себя деть. - Скажи честно… ты и смерти-то тем двоим не желал? Тэгун молчал, вперив взгляд в пол. Хакён, поджав и немного скривив губы, небрежно погладил его по макушке, думая о том, насколько же этот человек запуган и запутан с малых лет. - Почему ты здесь? – вдруг спросил Тэгун. – Я больше не наследник. Хакён посмотрел на него с явным посылом, что он данным вопросом оскорблён. - Ты это серьёзно спрашиваешь сейчас? - Все ушли. Все меня покинули. Будто не было всех этих лет… - И что? - Даже твой "птенчик" перебежал в свиту нового наследника... - И? - Ты же карьерист… Выдержав паузу, младший советник тихо прыснул. - И ты считал, я делил с тобой ложе ради должностей?.. - Я кинул тебя в камеру. - Паршиво, конечно, но я знал, что не пробуду там долго. Хакён говорил всё это на одном дыхании, но, о Небо, конечно, он не был ни в чём уверен, когда вынужденно просиживал штаны в подземелье, и допускал самые различные варианты событий, включая самые трагические для него самого. А уж сколько всего плохого и тяжёлого можно надумать за целых два дня, когда не занят абсолютно ничем? - Может, ты специально это сделал? Чтобы вызвать гнев отца? Принц так удивился этому внезапному заявлению, что вытянулся в лице и наконец воззрился на собеседника глазами, круглыми, как блюдца. - Я?? - Но знаешь, надо было меня-то предупредить, – продолжил Хакён бодро. – Я бы хорошо притворился, что страдаю! Хотя не то чтобы было особенно перед кем отыгрывать… но я бы постарался! Из удивлённого лицо Тэгуна приняло самое усталое выражение. - Ну правильно, на моей стороне остался только самый дурной, – выдохнул он разочарованно, отворачиваясь. - Дурному принцу – дурной фаворит, – вновь подхватил Хакён и чуть не получил по лбу. - А если меня в ссылку отправят? - И отлично. Там ты не сможешь тайно упечь меня за решётку. - Зато сейчас ещё могу. - Нет, не можешь. - Мне даже не нужен подвал – и сарая хватит, чтобы тебя там закрыть. - Никакой сарай не удержит Ча Хакёна. «О Будда, пошёл я отсюда», – поморщился доселе подслушивавший под дверью Хонбин и удалился восвояси.