Dirty thoughts

Дин смеется. Чуть склоняет голову направо, и на его плечо спадают тонкие пряди волос. Темно-русые, отливающие ярко-золотым в лучах солнцах, что заглядывает в окно. Занавески отдернуты, и поэтому светло-желтый луч ласкает нос мужчины, перемещается на шею, кидает каплю света на грудь и перескакивает на стену, вырисовывая там лишь ему одному ведомые узоры. Дин продолжает улыбаться. Комната наполнена светом и теплом. Обивка дивана мягкая, кресла жмутся друг к другу, окружают кругом журнальный столик, на котором стоят три чашки чая, лежит небольшая горка конфет, пестрящая разнообразными фантиками и названиями, большими буквами на бумаге. Винчестер-Новак чуть наклоняется вперед, тянется за леденцом на палочке. Его ловкие пальцы быстро расправляются с упаковкой — бумага шуршит весело, почти играючи — и конфета отправляется в рот. Дин крутит пальцем тонкую палочку, перекатывая сладость на языке, чуть прикусывает зубами. Слышится слабый хруст. Дин слегка морщится, а потом смеется. Конфеты вредны для зубов. Он отлично это знает. Но иногда так хочется. Мужчина жмется к Кастиэлю. Кладет голову на его плечо, скрытое тканью свободной рубашки, обхватывает ладонями его предплечье, водит пальцами по открытым участкам кожи, поджимает ноги под себя, скидывая домашние тапочки. Они с глухим стуком приземляются на пол, покрытый ковром. Дин утыкается подбородком в плечевую косточку своего мужа, а потом мокро целует в щеку. Смеется. Он поворачивает к нему голову, смотрит пару секунд, затем быстро целует мужчину в лоб и возвращается к разговору. Сэмюэль Винчестер ,брат Дина, сидит в доме молодоженов уже несколько часов. В своих руках он вертит полупустую чашку остывшего чая. Жидкость перекатывается по блестящим стенкам ровно и плавно. — Я могу найти тебе работу на радиостанции. Кастиэль обещал ему помочь с работой. Кастиэль обязательный. Он выполняет свое обещание. Сейчас именно об этом и идет разговор. Сэм рассеянно кивает. Новая жизнь в Ванкувере оказалась несколько иной, чем он представлял. Или же он просто неудачник. В груди зияет пустота. Словно оттуда выкорчевали что-то важное, значимое и такое нужное. Или же это просто бредни сознания, замаявшегося и уставшего парня? Наверное, Сэм просто слишком привык к нечисти, привык, что он —охотник. Раньше была цель, были четко огороженные рамки. Дай человеку свободу в действиях,словах, и он не будет знать, что с ней делать. Как Сэм сейчас. — Да, было бы неплохо, — отзывается младший Винчестер и делает глоток остывшего чая. Он любит науку всей душой. Но сейчас почему-то совсем не хочется работать в этой области. От одной лишь мысли о стерильно чистых кабинетах, белых халатах и очках, давящих на переносицу, Сэма передергивает. Будто это что-то неправильное и ложное, не такое, как надо. Пока Сэм уверен в одном — в том, что вернется к научной области знаний рано или поздно. Просто не сейчас. — Я принесу еще чаю, — говорит Дин, спускает ноги на пол, даже и не думая влезать босыми ступнями в легкие домашние тапочки, и подхватывает чайник. — Я помогу, — тут же отзывается Сэм, резко вставая.

***

Они оставляют Кастиэля одного, направляясь на кухню. Дин стал Винчестером-Новаком не так давно. Всего лишь какой-то месяц назад. Правда, заменить свою фамилию полностью отказался — ему необходима память о родителях, хотя бы в этих простых черных буквах на бумаге, значащихся в его паспорте. Кастиэль все понимал. И не возражал. Он ведь идеальный,ангел блять. При этих мыслях Сэм кривит губы. Идеальный Кастиэль «Джимми» Новак. С некоторых пор у него вновь отличная работа на радио, муж и хорошая квартира в достаточно престижном районе города. Жизнь красивая, картиночная. Сэма тошнит. Хотя и брат, и его муж вполне довольны этой жизнью. Для них не существует фальши, они не видят искусственности. Сэму же она попадается на глаза постоянно. Будто мир сделан из пенопласта. Неужели он завидует? — Чайник включи, — голос у Дина громкий, звонкий, сладкий. Сэм поспешно кивает, выполняя поручение. Делает резкий поворот и чуть не толкает Дина. Он тихо вскрикивает и хватается своими пальцами за плечи брата. Что поделать, кухня в доме маленькая. — Прости, — срывается с его губ, а руки уже обнимают брата за талию. Он сейчас близко. Сэм может рассмотреть блеклую россыпь веснушек на самом кончике носа, тонкие линии морщин в углах рта и глаз, шероховатость и неровность кожи. Сэм тянется губами к губам брата. Дин улыбается ему, выворачивается из его рук, наливает кипяток в чайник, заваривая чай, и подхватывает пузатую посудину. — Идем, — произносит он, кивая головой в направлении гостиной, и скрывается за дверным косяком. Дин не понимает. Дин не видит. Дин не осознает. Он для него был и всегда будет лишь братом. А его мысли так нечисты, так порочны, даже отвратительны. Ты грязен, Сэм. Ты искупался в этой грязи. Предал, чуть не убил, потом получил прощение, а теперь еще что-то хочешь. Его хочешь. Хочешь сидеть на месте Кастиэля, ловить взгляд счастливых глаз, чувствовать тепло и жар его тела, вдыхать аромат его кожи. Сэм на мгновение прикрывает глаза, а потом делает шаг из кухни. Он отвратителен. Он влюблен в своего брата. И понял это совсем недавно. Мир против этого, Бог против этого, Дин не ведает, а сердце просит. Глупец. Теперь ты всю жизнь будешь смотреть на его лицо, расцветающее лучами радости, при взгляде на другого. И поделом тебе, Сэмюэль Винчестер. Одно счастье — дрочить в душе, никто не запретит.