Salaam.

Луи глубоко вдохнул, всем естеством ощущая, как его лёгкие заставляют кости грудины и рёбра буквально трещать по швам, и медленно выдыхал, ощущая, как разваливается на части. Полуденное солнце напоминало о себе, терпко обжигая его кожу и ведя двусмысленную игру, ослепляя его своими золотистыми лучами. Он медленно моргнул, ощущая себя лунатиком, который дремлет наяву. Это абсолютно точно напоминало ему то состояние, в котором он оставил все свои принадлежности на полу своей спальни. В его голове возникла мысль о том, что широкие окна были не лучшей идеей, явно не настолько обнажённые и не в таком количестве, что солнце могло буквально править его комнатой, ослепляя его и оставляя в его глазах бело-розовые пятна. Подняв куклу, небрежно оставленную не в том месте, он переместил её в очерченный кровью круг на полу. Его руку всё ещё немного жгло в том месте, где запеклась кровь и стянулся порез. Ирония явственно ощущалась в воздухе комнаты. От мысли о том, насколько иногда колдовство могло быть подлым и стимулирующим, его брови от удивления взлетели вверх, образуя складку на лбу. Он провёл пальцами в местах, где кровавая линия прерывалась. Образовался полноценный круг. Луи был доволен сам собой и вытер кончики пальцев от собственной крови. Откусив лимон, через пару мгновений он почувствовал струйку кислого сока, ударившую ему прямо в нёбо и тут же стёкшую к горлу. От такой неожиданной встряски его непроизвольно увело немного в бок, и он сморщился, покачав головой. Луи провел пальцами по своему запястью. -Хлопковая кожа… Он сомкнул изнывающие от усталости веки, вклиниваясь в какую-то сказку, обитавшую лишь в стране, куда попадаешь, закрывая глаза. Плывя сквозь тучу ярко-синих, как небо, ирисов, он осознал, что ему нужно открыть глаза вновь. От этого осознания вернулась молчаливая, жалящая темнота. Собравшись с силами, он устало проговорил слова заклинания и открыл свои глаза. На мгновение Луи ослепил яркий свет, который звенел и переливался, заставляя мальчика видеть собственные сосуды в глазах, когда тот смотрел на что-то, кроме света. Магия заставляла его кожу покрываться мурашками, отягощала и впечатляла, когда Луи был таким же усталым, как сейчас. Он чувствовал себя слепым и едва ли был способен самостоятельно ходить, но ему нужно было найти бинты. Ненадолго он зажмурился, но через пару мгновений совершил рывок вперёд, оборачивая бинтами свою руку. Луи предпочитал быть собранным и опрятным в этом плане, поскольку у него уже был неудачный опыт с иглами и проткнутыми собственными венами. По крайней мере, он искренне пытался. Томлинсон не был из тех ведьм, которых ничто не беспокоит — у него было чувство достоинства. Когда он завершил перевязку и заткнул край бинта, он выдохнул с абсолютно чистой совестью и почувствовал себя гораздо лучше. Он моргнул, старательно отходя от той реальности, в которой ему удалось побывать. Вместо голубоватых оттенков расплывчатых ирисов к нему снова вернулась чёткость линий и розоватый цвет его комнаты, освещённой солнцем. Луи поднял свою куклу, но лишь выпрямив спину он принял решение о том, что позаботится о том, как всё это выглядит со стороны, попозже. Разумеется, если бы кто-то вошёл в его спальню, ему бы не следовала совать свой нос в это дело, но, кто знает. В конце концов, люди бывают абсолютно разными. Мальчик чувствовал себя размотанным, как катушка ниток. Ему было не под силу намотать каждую нить на катушку, и, если на то пошло — было слишком много катушек, на которые их нужно было намотать, поэтому… Он глубоко вдохнул, и опёршись рукой об деревянный пол его спальни, он принял излюбленную им турецкую позу. Откровенное изумление его собственной слабости рухнуло на его плечи, как наковальня. Разумеется, упорность Луи была залогом его стабильности и крепости, но то, что происходило с ним сейчас — было необъяснимо. Единственным его желанием в данный момент было иметь достаточное количество сил, чтобы добраться до штор и задёрнуть их к чёрту. Или что-нибудь, что могло бы позволить ему собственноручно контролировать уровень проникающего в комнату света. Боже, конечно же, Луи любил солнечный свет, но не столько и в нужное время. Этот вечер, это плаванье в омуте с ирисами, грязной водой, пропитанной цианидом, говорило Луи о том, что его собственные чувства были столь же натянуты. Он был поразительно чувствительным в этот момент и его нос даже мог чувствовать нотки серы в воздухе. Голубоглазый вынырнул из омута, и держась за деревянный стол, встал на ноги рывком. Но едва ли в нём было столько сил, ведь до постели ему пришлось чуть ли не ползти. Когда он рухнул на кровать, лёг на свой живот и расположил голову на почти плоской подушке, его тело было подобно телу марионетки, чей кукловод резко обрезал нити. Луи устроился поудобнее в кровати, разглядывая безликую, бесцветную куклу, примостившуюся прямо посреди его ладони. Он сомкнул веки. В голове мелькнула мысль о том, что с тех пор, как он последний раз спал, прошло восемь дней. Если честно, ничего удивительного — всего лишь много тяжёлой магии на этой неделе, вот и всё. Собрав немного оставшейся магии на кончики пальцев благодаря кукле в руке, Луи провёл большим пальцем вдоль своего позвоночника. Это прикосновение сквозь полудрёму он ощущал явственно, и тяжело вздохнув, просто отдался этому ощущению. В глубине души, он чувствовал давление пальцев и на своих рёбрах. Чувствовал, как ладонь целиком лежит на его груди, успокаивающей колыбелью. Но чувство было слишком туманным, и только пальцы, ласково растирающие его спину, казались явью. Если бы он не думал так много, он бы мог стать свободным от собственных чувств, возложенных на него тяжким бременем. Когда его туманный, в конец онемевший рассудок сдался и стал дрейфовать по омуту ко сну снова, он осознал, что прикосновения к его спине больше не были магическими. Они были физически ощутимыми, сильными и стимулирующими. Эти прикосновения резко вернули его в чёткое сознание. Его грудь опалило жгучей болью, уходившей на выдохе и возвращавшейся на вдохе. Он затаил своё дыхание и вновь с опаской разомкнул веки. Немного жгучая боль перетекла в пламя, гордо горевшее прямо в груди и направляющееся вверх, прямиком вдоль отличающих знаков на костях Луи. Эта боль, умудряющаяся закрадываться даже в отметки на его костях, абсолютно его не беспокоила, как и не беспокоило то, что его дыхание перехватывало, хоть его лёгкие и усердно протестовали против такого развития событий. Гарри пытался установить связь, упорно взывая к нему. Луи с силой сомкнул веки и вновь открыл их, понимая, что он почти ничего не видит. Ему безумно хотелось отбить желание Гарри установить контакт. Но прежде, чем он сделал это, маленькая слезинка скатилась по его щеке и ворвалась в его видение. Он ожидал ужасной боли, которая сможет отвлечь его от этого жжения в отметках на его костях. Гарри успокоился и последнее напоминание о нём скрылось. Луи перевёл своё дыхание, позволяя ему сбиться и поглаживал куклу по спине большим пальцем. Таким образом, он гладил себя, побуждая ко сну и думая о том, где сейчас находился Гарри. В его голове сплошь и рядом были картины того, как Гарри прижимает свою большую руку к груди Томлинсона. Его дыхание стало тяжелее и эти картины заставили что-то звенеть в голове и бурлить в его венах. Они были связаны очень, очень старой магией. Если честно, это всё бы могло подождать и до завтра. Он надеялся на лучшее.