Болезнь.

Шинья болен. Болен давно, сильно, и, кажется, неизлечимо. У его болезни нет точной формулировки, симптомов или медицинского названия. Зато эта болезнь нашла свое место в ряду психических расстройств. Одержимость. Звучит, как приговор, к которому никак не был готов светловолосый. И, возможно, никогда не будет готов. Один взгляд на Курето — и его бросает в дрожь, руки трясутся, а голос теряет привычную уверенную тональность. Чтобы хоть немного взять себя в руки, ему приходится прикладывать огромные усилия. Шинья одержим. Одержим старшим братом, почти до фанатизма. Ему плевать на не одобряющие взгляды друзей и солдат, на их тихий шепот за его спиной, когда он направляется в кабинет к старшему брату, умоляя всех известных ему богов вперемешку с демоном не дать сорваться. От голоса старшего брата дрожат колени, снайпер еле держится (благодаря демону) на ногах, выслушивая очередные замечания по поводу вылазок и операций. — Ты должен быть серьезней. Шинья тихо, почти беззвучно усмехается, думая о своем. Как бы он отреагировал, если бы голубоглазый рассказал о своих чувствах? Бред. — Ну и какова причина твоего отсутствия на собрании, Шинья? — отложив документ в сторону и скрестив руки на груди, спросил брюнет, собираясь выслушивать оправдания его безответственности и мысленно репетируя над монологом, как не следует делать члену семьи Хиираги. Карие глаза выжигали дыру в голове светловолосого, пытаясь проникнуть туда и узнать все, о чем думает этот ветреный генерал-майор. Тот лишь легкомысленно улыбнулся на такое заявление, пожав плечами. Но за этой маской беспечности скрывался неподдельный ужас и страх, который до краев переполнял Шинью, когда он оказывался один на один с будущим главой рода Хиираги. Столкнувшись с этим уничтожающим все и вся взглядом карих глаз, юноша внезапно осознал, что сейчас ему было просто необходимо придумать какое-нибудь более-менее правдоподобное оправдание своего внезапного прогула. — Что? Разве было собрание? Меня никто не предупредил, — с самым что ни на есть, удивлённым видом ответил снайпер, посчитав этот вариант ответа более подходящим. Блондин вновь улыбнулся, скрестив руки за спиной и слегка качнувшись вперёд-назад. Мысленно решив для себя, что пора бы и честь знать, тот спиной, медленно двинулся в сторону выхода, будто надеясь уйти незамеченным. Заметив слабенькие попытки сбежать, Курето сжал руку в кулак, не сильно стукнув по столу, отчего вещи на столе задрожали. — Да ладно? Тебе, генерал-майору Имперской Демонической Армии, члену семьи Хиираги, не сказали, что каждую неделю в одно и то же время собрание? — со злорадной ухмылкой спросил брюнет, наигранно удивленно приподняв брови. Шинья мог обмануть кого угодно, даже отца, если это требовалось, но не Курето. Он чувствовал людей, может, эта способность передалась ему от отца, как часть ДНК, но факт есть: Курето чувствует ложь и страх, именно то, что ненавидит и что ставит на один ряд с трусостью. — Почему. Тебя. Не было? — вновь повторив свой вопрос, генерал-лейтенант спросил уже более серьезно и ужасающе, не сводя глаз с «жертвы». Шинья, казалось, дрогнул вместе с вещами, что стояли на столе мужчины. Затравленным взглядом, в котором теперь читалось лишь презрение к старшему брату, тот смотрел на своего собеседника, нервно сжав за спиной ладонь в кулак. — Я не появился по личным причинам. — Уже более серьёзным тоном старался ответить тот, хотя нотки немой преданности и подчинения все же проскальзывали в его голосе. Младший Хиираги до последнего не хотел говорить всей сути недавнего происшествия, которая повлекла за собой утерю контроля над демоном. Курето обязательно посчитает это проявлением слабости, так что лучшим вариантом будет просто умолчать об этом. Курето зло прищурился, словно отыскивая тем самым правду среди лжи. Когда Шинья сменил свой беззаботный и жизнерадостный тон голоса, который дико злил Хиираги, на более взрослый и серьезный, тот не сдержал слабой усмешки, которая, по сути, не имела никакой основы. Но генерал-лейтенант знал — нет, не так — он чувствовал, что Шинья что-то недоговаривал. И это «что-то» должно быть очень унизительным. Хиираги встал, выпрямив спину, спрятав руки в карманы брюк, сверху вниз смотря на брата. — У тебя не может быть личных причин. — Все так же серьезно сказал мужчина, чуть склонив голову, замечая каждое движение приемного Хиираги, чьи нервы, словно струны, были натянуты. Как же манило сыграть на них. Курето слегка дернул уголком рта, не прекращая смотреть на Шинью. Он все думал, размышлял, предполагал, что же такое случилось с приемным Хиираги, почему он пропустил собрание? Хотя, к черту собрание, Курето тоже плевать на это, но, как известно, мы многое делаем из того, что нам не нравится лишь потому, что такого требуют обстоятельства. — Вот как, — хмыкнул Курето, подходя к Шинье, вздернув его голову за подбородок, заставляя тем самым смотреть на себя. Пальцы, обтянутые перчаткой, сжимали челюсть, словно желая раздавить, унизить, уничтожить. Самое приятное в этой ситуации — Шинья никак не может сопротивляться. Ни здесь, ни где-либо еще. Он просто обязан подчиняться, а это генерал-лейтенант любил. — Ты можешь обманывать кого угодно: своих друзей, подчиненных, даже самого Ичиносе. Но меня тебе не обмануть. — Голос с оттенком металла слишком громко прозвенел в комнате, после чего вновь наступила тишина, такая мертвая, что Курето слышал дыхание сводного братца. — Итак, думаю, мне не стоит повторять вопрос, — с лживой ухмылкой произнес Курето наигранно-нежным и заботливым тоном, в противовес этому сжимая челюсть голубоглазого сильнее. Шинья же продолжал жечь мужчину презрительным взглядом. Но как только чужие пальцы сомкнулись на его челюсти, тот недовольно хмыкнул, перехватив запястье генерал-лейтенанта свободной рукой и с силой сжав оное. Их игра в гляделки превратилась в своеобразную войну, в которой победу может одержать лишь один из них. Но что было самым ужасным, так это то, что сама сущность Хиираги Курето подавляла волю юноши, заставляя беспрекословно подчиняться. В итоге, Шинья первым сдался под этим напором. Первым отвел взгляд в сторону. Он в очередной раз проиграл. Проиграл своим же слабостям и…чувствам? Тот усмехнулся собственным умозаключениям, однако все ещё не решался поднять взгляд, чтобы ещё раз заглянуть в эти холодные карие глаза, от взгляда которых так и веяло смертью. Приемному Хиираги больше ничего не оставалось, кроме как улыбнуться своей привычной мягкой улыбкой, слегка прикрыв глаза. Он прекрасно знал, что Курето это злило больше всего, поэтому не упустил возможности хоть как-то поиздеваться над сводным братом. Однако отчётливый стук биения его сердца, казалось, эхом разносился по всему пространству кабинета. Кровь стучала в висках, создавая неприятные пульсирующие ощущения. Снайпер был взволнован и напряжен, но упорно пытался скрыть это за маской полного безразличия. — Именно, старший братик Курето. Тебе не нужно вновь повторять свой вопрос, ведь ответа ты на него все равно не получишь. Сопротивляться бесполезно, ты это и сам знаешь. Курето забавляло, когда кто-то слабый пытался обхитрить, обмануть, сделать вид, что сильнее. Это ведь не так. — Знаешь, что меня в тебе бесит, — неожиданно для самого себя прохрипел Хиираги, резко прижав Шинью к стене с неконтролируемой силой, что почувствовал в руках импульсы столкновения. Неприятно. Шинье же это должно было доставить, как минимум, слабую боль. Брюнет отдернул руку, перехватив запястья младшего «брата», с силой сжав их, выворачивая. — Ты пытаешься показаться сильным, но ты такой…жалкий. Тебя нужно было убить сразу же после того, как сестрица Махиру предпочла тебе Ичиносе, — Хиираги зло выплюнул эти слова в лицо Шиньи, не сводя темных глаз от него, которые, кажется, стали еще темнее от гнева. — На что ты годен? О, я кажется, знаю. Быть подстилкой для солдат и офицеров, только так заслуживать их уважение. Курето почти не контролировал себя. в голове бегущей строкой было одно слово: «Сломать, сломать, сломать!». Второй рукой он сжал горло снайпера, чуть приподняв того над землей, для своего удобства, приблизившись к лицу. — У тебя нет никаких прав в этой семье. Ты лишь вещь, которого купили для своих целей. Самые отборные и унизительные слова лились изо рта генерал-лейтенанта, взгляд был прикован к лицу бедного парня, а руки сильнее сжимали тело, пытаясь таким образом выдавить хоть какие-то эмоции из него. Курето никогда не отказывал себе в удовольствии поиздеваться над людьми (врожденный мазохизм), не особо выбирая между физической и моральной болью. Он давил сразу на обе точки, ломая людей, как в прямом, так и переносном смысле. — «Рано или поздно ты сломаешься, Шинья. И тот, кто это сделает, буду я.» Ведь об этом ты сейчас думаешь, братик Курето? — прохрипел тот, внезапно ощутив, что почва, буквально, ушла у него из-под ног. Юноша заморгал, будто пытаясь навести резкость… Спину от удара о стену жутко саднило, из-за чего Хиираги пришлось стиснуть зубы и терпеть. Что-то связывает тугим узлом. Что-то не даёт морально упасть, поднимает с колен раз за разом. Вынуждает бороться. Терпеть все эти унижения. Но мысли путались, а душевное смятение не давало покоя. Долгое время Шинья пребывал в таком состоянии, явно размышляя о чем-то своём. Но что-то не давало ему немедленно кинуться на будущего главу рода Хиираги, в попытке убить его или хотя бы оглушить, чтобы появилась возможность сбежать. Что-то бликовало перед глазами, словно тот солнечный зайчик, сбивая с ориентира. Генерал-майор поздно понял, что от нехватки воздуха стремительно стал задыхаться. Багровый оттенок лица постепенно сменялся на светло-синий. — Я сейчас задохнусь… — так же хрипло оповестил мужчину тот, надеясь пробудив в оном хоть каплю сострадания или хотя бы милости. Хиираги стиснул зубы, проигнорировав первую фразу в свой адрес, подавляя в себе желание хорошенько приложить Шинью головой о стену, разбив тем самым череп. Содержался, молодец, теперь дай ему вздохнуть. Курето резко разжал пальцы, сделав небольшой шаг назад, позволяя Шинье упасть. Не медля ни секунды, генерал-лейтенант присел на корточки, прижав за плечо светловолосого к стене, тихо и спокойно прошептав: — Я могу отнять у тебя все. Друзей, свободу, жизнь. Я твой воздух, Шинья. Рука с плеча переместилась к шее, сжимая ворот кителя, тем самым надавливая на горло краем формы. Температура в кабинете то взлетела вверх от жара злости Курето, то опускалась до запредельно низкой температуры из-за льда Шиньи. Сострадание, милость, пощада… Хиираги не знают эти слова, для них это пустой звук. Брюнет грубовато провел пальцами другой руки по щеке приемного, отчерчивая скулу и опускаясь ниже, к подбородку. Подцепив пальцем и вновь повернув голову в свою сторону, Курето слегка надавил на подбородок, заставляя приоткрыть рот. В таком состоянии Шинья ничего не может сделать, по глазам видно, что он все еще где-то, не здесь. Воспользовавшись такой ситуацией, мужчина впился грубым поцелуем в губы Шиньи, проникая языком в рот, проведя кончиком по ряду зубов, не заходя дальше, слабо прикусывая нижнюю губу, чувствуя бешенную пульсацию под тонкой кожей. Вот сейчас температура снова возросла. Голубые глаза удивленно сверкнули в полумраке помещения. Сердце пропустило пару ударов и будто рухнуло куда-то вниз, оставляя после себя лишь тёмную пустоту. Именно в этот момент весь мир для младшего Хиираги перестал существовать. Шинья впал в секундное замешательство, явно не до конца осознав, что произошло. Пару минут назад его с приложенной силой вжимали в стену, перекрыв доступ к кислороду, а теперь он уже оказался на полу, но был все так же прижат к стене, однако неприятное чувство удушья сменилось щекочущими ощущениями где-то внизу живота. Но самое странное было то, что блондин совсем не хотел как-то сопротивляться в сложившейся ситуации. Властные поцелуи старшего 'брата' пробуждали в блондине самые похабные и непристойные мысли. Страх и удивление сменились яростным желанием получить больше, горячее. Тот зарылся руками в тёмные и мягкие на ощупь волосы, стараясь прижать к себе мужчину за затылок. Курето издал утробный рык, резко отпрянув от снайпера. На языке вертелись язвительные фразы, но при одном взгляде все мысли разбежались, оставляя их одних. Абсолютно одних. Не церемонясь, Хиираги резко поднял Шинью с пола, снова прижав к стене, но уже не так сильно ударяя того о поверхность. Одна рука преспокойно лежала на талии младшего Хиираги, придерживая. — Надо же, только не говори, что это твой первый поцелуй, — с доброй ухмылкой произнес брюнет. Не дожидаясь каких-либо слов от снайпера, Курето снова поцеловал его, уже настойчивее и сильнее, чем в первый раз, позволяя себе чуть больше, чем может позволить любой старший брат. Ах ну да, мы же о Хиираги говорим. Генерал-лейтенант даже в такой интимный момент не закрывал глаза, стараясь запомнить все эмоции, что так быстро, подобно 25 кадру, смеялись на лице Шиньи. Эмоции с каждым движением со стороны мужчины, подобно волне огромного цунами, захлестывали юношу с головой, унося в свои пучины. Шинья уже с трудом мог видеть границу между реальностью и удовольствием, буквально утопая в неизвестных ему доселе ощущениях. Столь властное поведение Курето только подстегивало Шинью на какой-нибудь необдуманный поступок, он котором он точно пожалеет после воплощения его в жизнь. Сумасбродство младшего Хиираги никогда не знало границ, и именно поэтому от него можно было ожидать все, что угодно. И беспрекословное подчинение тоже входило в это определение. Шинье вовсе не хотелось сопротивляться столь яростным нападкам Курето на его скромную персону. Сгорая от стыда и смущения одновременно, тот крепко обхватил руками спину мужчины, будто таким образом прося о защите от осуждений, ведь они, фактически нарушили естественные порядки и уклады жизни, так называемое табу. Так же в столь невинном жесте читалась и просьба о заботе, которой в жизни блондина был явный дефицит. Что ж, реакция на такое действие поистине удивила Курето: он даже слегка разочаровался, что его братец так быстро сломался под его напором. Отдернув от себя Шинью, взглянув на него с нескрываемым презрением, Хиираги отошел к окну, видя в отражении их фигуры. Зная, что снайпер это тоже видит, брюнет на показ пренебрежительно вытер свои губы о ткань перчатки, снова садясь за стол. — Убирайся. На этот раз я тебя прощаю, но чтобы завтра был на собрании. И даже смерть не будет для тебя оправданием, — серьезно, без тени каких-либо чувств, произнес генерал-лейтенант, смерив приемного Хиираги равнодушным взглядом. Заметив, как тот мешкается, Курето предпочел проигнорировать это, как ни в чем не бывало продолжая свою работу, которую до этого отложил. Шинья на пару секунд замер в нерешительности, будто пытаясь понять, как ему отреагировать на произошедшее. Но мысли путались, а тело будто перестало слушаться своего хозяина. Некая брезгливость в действиях Курето явно наложила отпечаток на все моральное состояние юноши. Он был подавлен. Подавлен собственной беспомощностью и отношением к нему старшего брата. Но, в конце концов взяв себя в руки и тряхнув головой, из-за чего волосы, подобно языкам пламени взметнулись вверх, нарушая состояние всегда идеальной причёски. — Следующее собрание я точно не пропущу. Такого больше не повторится. — мрачно ответил тот уже у самой двери, после чего повернул ручку, окончательно покидая это недоброжелательное место, что отняло у него последние душевные силы.