Я счастлив

      — Прости, Саске. Другого раза не будет, — он улыбнулся, чуть приподняв уголки губ, стукнув младшего брата по лбу двумя пальцами. Легкие резко пронзила невыносимая боль, сердце дернулось, будто птица в клетке.       Ноги подкосились, и Итачи упал замертво, последний раз сделав прерывистый вдох пораженными болезнью легкими.       Темнота... Как долго он ждал этого момента, когда можно будет вздохнуть, не боясь зайтись кровавым кашлем. Он умер. Наверно, надо было грустить, но Учиха уже давно ждал смерти, ждал, словно старого друга, ждал, как наказания за свои грехи. Не было страха от осознания бесконечной темноты вокруг. Он готов был молча находиться в ней всю вечность, отведенную ему.       Его брат получит его глаза, станет сильнее. Учиха неосязаемо улыбнулся.       Итачи совершенно не чувствовал своего тела, но определенно знал, что оно у него все еще есть. Было похоже, будто он дремлет - то самое состояние, когда ты не отдаешь себе отчета о происходящем вокруг, но и не видишь сны.       Он рефлекторно дернулся - перед глазами неожиданно замелькали картинки, словно в фотопленке. Какие-то изображения Итачи помнил очень хорошо, а какие-то давно забыл и с чувством доброй грусти теперь внимательно рассматривал их. Это были его воспоминания, но видел он их как бы со стороны и одновременно своими же глазами.       Вот он сидит с углу своей комнаты, изучая длинные свитки клановых техник, как вдруг к нему забегает совсем маленький Саске и, не удержав равновесие падает носом в плечо брату, заливисто смеясь.       А здесь Шисуи зашел к ним на обед и теперь дразнит его младшего брата, а сам Итачи при этом только тихо улыбается, беззаботно наблюдая за веселой картиной. Итачи не удержал себя от улыбки и в этой бесконечной пустоте. Если и существует иной мир, то он бы хотел встретить там именно Шисуи.       Но некоторые картины были слишком яркими в его воспоминаниях — вот, словно нарочно, задержалась в мыслях та жуткая ночь. Вновь он увидел окровавленные трупы, а неосязаемая рука сама собой почувствовала тяжесть катаны. К горлу подступил ком и Учиха поспешил посмотреть на другую картинку — там они с Шисуи шли домой с задания, поедая данго.       Итачи моргнул, и в тот же миг все картинки исчезли, и он вновь увидел небо: серый брезент, из которого летят холодные капли дождя. Но он их не чувствовал — души не ощущают таких вещей в мире живых. Его тело странно и медленно потянуло вверх, словно ветром. Итачи повернул голову за плечо.       Он увидел себя, неподвижно лежащего на камнях. Бледный, худой, с болезненно-желтоватой кожей.       Окровавленный подбородок и футболка, испачканные в крови руки, пустые прикрытые глаза и застывшая на лице скорбь. В глубине души отчетливо зашевелилось чувство отвращения. Итачи не понравилось это выражение лица — он должен был до конца быть тем, кем притворялся почти всю свою жизнь – бездушным убийцей и преступником. Все-таки он не справился с миссией, не до конца.       Внимание его перехватил Саске: отсутствующее выражение лица, кровь от пальцев брата на лбу, многочисленные ссадины… «Прости, Саске. Я превратил твою жизнь в ад». Итачи протянул руку, словно желая последний раз коснуться брата, но не достал…       Тело еще сильнее потянуло вверх, и на этот раз Итачи поддался, расслабившись. Вспышка белоснежного света — и он в полной мере ощутил свое тело. Сев, он с упоением запустил руки в зеленую траву, глубоко вдохнул и по телу разлилось ощущение легкости. Он, не удержавшись, прикрыл глаза и просто сидел так, почти с упоением после стольких лет дыша летним теплым воздухом.       Поднявшись на ноги, он огляделся. Мышцы вмиг ослабли, тело перестало двигаться.       Ветер весело играл с длинными прядями растрепанных волос.       Прямо перед ним, не далее, чем в пятидесяти метрах стояли небольшие домики. Домики с гербом клана Учиха. Он, словно завороженный побрел к небольшим деревянным воротцам, которые отделяли домики от зеленого молодого леса. Дойдя, он остановился не в силах пошевелиться — в конце каменистой дорожки стояли две фигуры — женская и мужская. Они смотрели на него, он был в этом уверен. Но тут женщина не сдержалась и побежала к нему. Метрах в двух от Итачи она замерла, будто не веря своим глазам.       — Итачи? — прошептала она надтреснутым голосом, большими темными глазами глядя на Учиху.       — Мама, — только и смог выдохнуть он. Женщина сделала пару стремительных шагов к сыну и крепко обняла. Мать оказалась ниже него сантиметров на семь. Итачи задохнулся — вот она, его мама, после стольких лет вновь обнимает его, а он просто стоит.       — Ты так вырос, — дрожащим голосом произнесла она, еще крепче прижимая сына к себе. Нежный, тихий голос был еле слышен - в ушах у юноши звенело. Ее плечи легонько подрагивали, и Итачи неловким движением, от которого он уже отвык, аккуратно обнял мать в ответ. Итачи не мог сказать сколько времени прошло. Наверно, он еще никогда не был на столько счастлив. Но мать чуть-чуть ослабила объятия и, опустив руки отступила.       Чуть позади нее стоял Учиха Фугаку.       — Папа… Мама… Простите меня, — Вот они, его родители, давно ушедшие и любимые, смотрят на него после стольких лет. Без ненависти, а наоборот с грустью и пониманием. — Я был плохим сыном.       Маска, надетая им почти десять лет назад, наконец упала и разбилась. Из его глаз сами собой потекли слезы, а фразы не хотели идти и вырывались отдельными словами. Его трясло, сердце готово было разорваться от боли, страха, непонимания собственных чувств, в которых он привык разбираться. Задыхаясь, он пытался сказать хоть что-нибудь, но не мог даже поднять глаз, посмотреть на родителей.       Его щеки коснулась нежная рука. Итачи дернулся от неожиданности, но тут же замер, неуверенно поднимая глаза.       — Ты очень добрый ребенок, Итачи, — мягко произнесла Микото, вытирая сыну слезы, словно маленькому ребенку. Такие давно забытые касания еще сильнее раскачали эмоции юноши, но он постарался взять их под контроль, хотя и получилось это до ужаса плохо.       — Вы знаете?.. — сквозь судорожные вдохи начал было он, но резко оговорился. Все-таки это секретная миссия и секретной она осталась даже тут, несмотря ни на что.       — Да, — просто сказал Фугаку. Он глядел на сына, и в глазах его читалась гордость.       Юный Учиха не знал, что говорить дальше. Как сложно разговаривать с людьми, которых ты убил собственноручно, особенно если эти люди — любимые родители.       — Как и ожидалось от моего сына, — видя замешательство Итачи, произнес Фугаку, положив руку на его плечо. — Я правда горжусь тобой, ты талантливый шиноби и очень хороший ребенок. Ты сделал тяжелый, но правильный выбор, и не позволил упасть клану в грязь, — Фугаку заглянул в глаза сына, и Итачи увидел свое отражение: чистое лицо, не испачканное в крови, первые морщинки между бровей, столь рано появившиеся, блестящие ручейки слез, чистая одежда. И внезапно он понял, на сколько отчетливо он видит мир. Он может разглядеть каждый листик на дереве, каждую морщинку на отцовском лице. — Я был ослеплен желанием мести. И от этого пострадали все, — тихо добавил Фугаку.       — Мама… Папа… — прошептал он. Слезы уже не текли из глаз, голос осип, а руки задрожали. Осталось лишь одно чувство. Чистое, даже немного отвратительное в своей чистоте, давно забытое… Нет, не забытое — замурованное почти десять лет назад где-то глубоко в душе. Любовь. Итачи в ту самую ночь, после убийства родителей, вместе со своей силой возненавидел себя, заточив самые светлые чувства туда, где никто, даже он сам не смог бы их достать.       — Сынок, ты ни в чем не виноват, — в глазах Микото стояли слезы, но она улыбалась грустно, так невероятно нежно, что сердце юноши защемило. — Нам очень жаль, что из-за нас тебе пришлось пожертвовать собой. Наша боль продлилась мгновенье, а твоя — всю жизнь, — она сказала эти слова, и у Итачи сбило дыхание — как тогда…       Но теперь она здесь, смотрит на него с пониманием и любовью и на душе становиться тепло, но в то же время так невообразимо горько. Его жизнь могла быть такой, светлой и радостной. А была омерзительной, Итачи презирал ее, ненавидел всей душой.       — Я не знаю, что могу сделать для тебя, чтобы ты был счастлив хотя бы в этом мире, — из ее глаз скатились первые слезинки, а Фугаку осторожно сжал ее плечо, не отрывая глаз от сына.       — Ничего не надо, — просто ответил Итачи. К нему постепенно возвращался самоконтроль, но он даже и не думал собирать разбившуюся маску АНБУ. Он чуть-чуть улыбнулся уголками губ, первый раз действительно глубоко вздохнув — и почувствовал тот самый родной запах волос матери. — Я уже счастлив.