Часть 1
12 февраля 2017 г. в 17:31
Она лежала на кровати и отрешённо смотрела в потолок, лениво поигрывая кольцом, висящим на золотой цепочке, тянущим её камнем на самую глубину своих самых тайных мыслей. Окутанная алым светом, льющимся от лампы занавешенной красной неплотной тканью, она выглядела ещё более угасшей, неживой. Сейчас Молли похожа на недопетую песню – казалось, слова знали все, но никто так и не смог вспомнить и строчки после приевшегося припева. Она – початая бутылка дорогого вина, которую оставили пылиться в самом дальнем, тёмном углу винного погреба, желая оставить её для более подходящего случая.
И Мориарти хотел исправить это.
Сразу после их продуманного, пошагово спланированного знакомства, он понял, что Молли Хупер – неогранённый алмаз, просто нуждающийся в том, чтобы стать частью какого-нибудь прекрасного, дорогого и бесполезного украшения. Мориарти в первый же день решил, что после их «расставания» обязательно подарит ей ненужное, сияющее кольцо с дорогим камнем, которое она носит на золотой цепочке, боясь, что кто-то может увидеть его.
Но и спрятать этот слишком дорогой, слишком личный подарок Молли не могла – он обязательно заметил бы это, и тогда она уже больше не смогла бы прятать свои страхи и свою боль в самой глубине себя.
Кольцо всего лишь уловка. Предлог, чтобы быть владельцем и быть вещью, которой владеют. Кольцо – необходимая часть затеянной ими игры, правила которой выбрал Мориарти, а Хупер лишь дала своё непрямое, выбитое мужчиной согласие.
Он жаждал обладать Молли, быть для неё всем, стать вершителем её жалкой, никчёмной жизни, в которой появился смысл только после его появления в ней. Она же была для него никем. Просто мышка Молли, интересная, многогранная игрушка, с которой довольно занятно забавляться.
Он грезил о полном подчинении Молли себе, о том, как она будет бояться его, как будет страшиться каждого его продуманного, выглядящего спонтанно шага, как будет вздрагивать от его прикосновений, как будет желать забыть его, вычеркнуть из своей скучной, чёрно-белой жизни и как никогда не позволит себе сделать этого.
Но Молли Хупер оказалась не так проста и предсказуема, как ожидал Мориарти.
Когда он говорил ей о её бессмысленном, только мешающим другим существовании, в её глазах он не видел смиреной покорности смешанной с жертвенным страхом. В них лишь плескались отрешённость, безразличие.
Когда он унижал её, низвергая её гордость в самую пучину разврата и похоти, она сопротивлялась, отчаянно царапая ногтями за кожу Джима, оставляя яркие полосы, которые вскоре стали привычкой для обоих.
Он сумел увидеть в ней то, чего отчаянно не видели другие – внутреннюю силу, подобную его, яркий, скрываемый за белым больничным халатом, темперамент, мягкую, чарующую красоту, которую не видела даже она сама. А она видела в нём лишь совершенное ничто, густой туман из секретов и лжи, чернеющее ночное небо, затянутое мутными тучами так, что не видно звёзд.
Он подчёркнуто безразлично говорил, что не любит её. И она тоже его не любила.
Иногда они ненавидели друг друга, а иногда чувствовали странную, отталкивающую симпатию. Молли часто желала ему смерти. Бывало искренне, бывало по привычке, просто так.
Джим, улыбаясь, желал ей каждое утро хорошего дня, обнимал её и шептал, как сильно он желает причинить ей боль, как хочет, чтобы она сдалась и перестала сопротивляться его воле. Всегда искренне, без фальши.
В незашторенном окне мелькали далёкие, яркие огни автострады, словно крохотные светлячки, легко и свободно парящие в ночном воздухе. Молли прикрыла уставшие глаза рукой, чувствуя на себе откровенный, тяжёлый взгляд Мориарти. Он рассматривал её бледную, окрашенную сейчас красным светом, кожу; тонкие пальцы, всё ещё сжимающие ничего не значащее кольцо; простой, отвратительного бежевого цвета свитер, которых у неё было полно и которые Джим так сильно ненавидел. В его присутствие она никогда не улыбалась, не смотрела на часы и старалась закрывать окно тяжёлыми, плотными шторами, скрывая от других людей и от самой себя, с кем она проводит дни и сколько времени это длится.
Но сегодня что-то было не так. Мориарти сразу заметил это. Стоило ему только пересечь порог съёмной квартиры, он понял, что сегодня какой-то совершенный, необычный день.
Его не особо волновало, случилось ли что-то у его вынужденной любовницы, грустна ли она сегодня, излишне весела ли, или, быть может, образовалась ли внутри неё совершенная, идеальная пустота. Та самая, что зияет и в нём самом.
Мориарти – искусно выполненный хрустальный бокал, вечно пустой, ежедневно очищаемый от любой самой крохотной пылинки, стоящий на самом видном месте, отражающий своими ровными, изгибающимися гранями солнечный свет, пропускающий его через себя. Скрывающий отвратительную, чернеющую дыру позади себя, показывая только лицевую часть, но не внутреннюю.
Порой Молли казалось, что если неровный, красновато-рыжеватый свет от зажжённой сигареты пропустить через тело Джима, то он пройдёт сквозь него, ровно, спокойно, словно Мориарти прозрачный, как оконное стекло.
Пару раз она даже пыталась проверить это, но получала в ответ лишь тихое шипение и чувствовала резкую, пронзающую боль в силой выкручиваемой руке.
Они были похожи сейчас.
Она – лениво, безвольно лежащая на кровати, цепляющаяся на кольцо, которое дало начало её смерти.
Он – сидящий напротив в кресле, без интереса, скучающе смотрящий на её жалкие попытки сохранить внутри себя настоящую, ту, которую не любил он. И которую не любила она.
Молли повернулась набок, выпуская из начинающей болеть руки кольцо, и стала смотреть на Мориарти внимательным, странным взглядом. Он игриво улыбнулся ей, нехотя ловя её взгляд, обманывая себя и её одновременно. Кивком головы он подозвал Хупер к себе, похлопывая ладонью по своим коленям, приглашая и отталкивая, чувствуя желание и отрешённость одновременно.
Она уверенно поднялась с кровати, позволяя себе невиданную дерзость – снять кольцо, цепочка которого с невиданной силой давила на её шею, и скинуть его на пол, прямо у ног своего «возлюбленного».
Молли, оказавшись на коленях Мориарти, распустила свои волосы, давая ему почувствовать аромат французского парфюма, который, конечно же, был подарен им, и смешавшимся с запахом сигаретного дыма, так и не успевшим выветриться.
Она прекрасно знала, что он не терпит запах дешёвого табака. Особенно когда этот мерзкий, отталкивающий аромат путался в её вечно собранных волосах, замирал на её бледной, тонкой коже, так нравящейся Джиму.
Но сегодня, не желая разрушать такую хрупкую, очаровательную гармонию, образовавшуюся между ними благодаря алкоголю, выпитому в основном Молли, и разрешённой ссоре, Мориарти лишь скривил губы в хищной, злой полуулыбке и прикрыл глаза, прижимая её чуть ближе к себе.
Запах благовоний, любимых Молли, распространился повсюду, мутным облаком застыв под потолком, обволакивая всё вокруг невидимым запахом жасмина.
Хупер положила голову на плечо Мориарти, чувствуя, как её сознание начинает мутнеть от вина, порождая внутри неё лёгкую тень привязанности к человеку, которому она в темноте ночей не раз желала смерти. А он никогда ничего ей не отвечал, только сильнее сжимал пальцы на её запястьях.
Молли почувствовала, как холодная ладонь приподняла её голову от плеча мужчины и легко привлекла к его лицу.
Мориарти целовал её, и это тоже было уловкой, красиво сплетённым обманом, который был удобен обоим. Интересная и необычная игра, в которую можно играть двоим - любовь. Выдуманная, фальшивая, настоящим в которой являлось лишь непомерно дорогое кольцо, состоящая целиком из поцелуев-уловок, притворно-заботливых объятий и развевающих скуку ночей. И если Мориарти играл с Молли от начала и до конца, то она какое-то время действительно верила в милые интимные разговоры ни о чём и приторные комплименты. Но однажды Хупер поняла, что это на самом деле.
Фарс, развлечение, лекарство от скуки.
Ему весело часами наблюдать, как она беспокойно спит в его объятиях, чувствовать её кошмары. Джиму доставляло настоящее удовольствие подходить к ней незаметно со спины и тихо шептать глупые слова любви, которой между ними нет. По крайней мере, она очень хотела так думать. Но истинное, непередаваемое наслаждение Мориарти получал, когда Молли злилась, по-настоящему выходила из себя, громко кричала или била его своими хрупкими, тонкими ручками, стараясь причинить хотя бы физическую боль. «Почти как оргазм», - однажды сказал он ей после очередной порции бездумных, решительных ударов.
– Эй, мышка-Молли, ты правда хочешь моей смерти? – с игривой, немного безумной улыбкой спросил Мориарти.
– Да, – смело посмотрев в его глаза, выдохнула она, обвивая руками его шею и зарываясь пальцами в его волосы на затылке.
– А если я действительно захочу умереть... – Мужчина коснулся губами её шеи, оставляя нежный, ощутимый поцелуй на коже. – Тогда ты умрёшь вместе со мной?
– Это предложение руки и сердца? – со смешком спросила она, медленно, пуговица за пуговицей, расстёгивая его чёрную, так идущую ему, рубашку.
– Ромео и Джульета должны умереть вместе, дорогая, у нас нет выбора, – прошептал Джим ей в губы, обвивая её талию и прижимая к себе её хрупкое, исхудавшее тело.
– Можешь считать это предложением, любовь моя, если тебе так хочется...
Красноватый свет лампы стал медленно мешаться с густой, иссиня-чёрной темнотой, скрывая две исступленно целующиеся фигуры, быстро потерявшиеся во мраке ночи.