don't sing about love, sing about war

Первое правило психотерапии гласит: пациент уже знает, что с ним не так.

Сначала совершенно по-идиотски подох отец. Я тогда так обрадовался, что напился до состояния нестояния, завалился к Занзасу в кабинет и полез обниматься. Шрам на виске у меня как раз после того дня. Ну, не любит Занзас сюрпризов в виде пьяных в хламину боссов мафии, обкатывающих его любимое кресло, кто ж знал? Нет, вы не подумайте, отца я любил. По-своему. Это была та категория любви, когда вы обоюдно ненавидите друг друга, пытаетесь по-тихому грохнуть, но вынуждены изображать дружную семью. Типичные отношения отца и сына, то есть. Мама, правда, очень расстроилась. Но она отходчивая. О мафии ей, кстати, так никто и не рассказал, поэтому пришлось выкручиваться, мол, отец упал на кирку, неуклюжий был, что поделаешь. Это было почти правдой. Кирку только выдумать пришлось. Но кто ж виноват, что папаня навернулся с лестницы и упал на какой-то штырь? Отстройка пострадавшей части особняка шла полным ходом. Под ноги, знаете ли, тоже иногда полезно смотреть. *** Потом подохла Бьянки. Это вообще была очень интересная история, я уж было хотел закатить вечеринку по этому поводу. Как же, одной психопаткой в моей жизни меньше! Вечеринка не удалась. Похороны тоже. Гокудера даже не пришел попрощаться, а я его понимал. На кой черт приходить прощаться, если все, что ты можешь — это сблевать прямо в гроб и уйти методично напиваться? Зато пришел попрощаться Реборн. Он в последнее время сильно сдал, почти перестал брать заказы и все чаще запирался в своей квартире на окраине Сицилии. Мне даже было его жаль. В какой-то степени. Животных мне тоже жаль, но мяса я от этого меньше есть не стану. Бьянки хоронили в свадебном платье. Под платьем, кроме синтепона, ничего не было. В прямом смысле: щелочь вкупе с водой, знаете ли, очень хорошо разъедает плоть. Доэкспериментировалась девочка. *** Прямиком за Бьянки откинулся Ламбо. Его грохнули, точнее. Кто-то из офицеров Варии, мне так и не сказали, кто именно, да я и не интересовался особо. Грохнули и грохнули. Это, знаете ли, было ожидаемо. Бовино раздражал буквально каждого, кто был с ним знаком, постоянно ныл и периодически взрывал что-то. Его смерть была вопросом времени. Ламбо кремировали, потому что тратиться на гроб для человека, от которого остались только рожки да ножки — а от него и правда остались только ноги и рога — было бы высшей степенью глупости. Пепел развеяли над морем, но у кого-то руки явно не из плеч росли, а откуда-то пониже. Ветер тогда часть пепла швырнул мне прямо в лицо, мол, видишь, не уследил, не предотвратил! Долго же я потом отплевывался. *** Некоторые двери нельзя открывать. Но я открыл. Вообще-то, это была дверь в комнату Хром. Вернее, в ее ванную. А Хром тоже умерла. Вот о ком мне точно гадостей не хотелось говорить, так это о ней. Я, знаете ли, очень не нравился людям, и это, конечно же, было взаимно, но Хром по непонятной причине меня обожала и ставила рядом с Мукуро на ступеньку идолопоклонничества. Нежная, так и не успевшая расцвести девочка. Вся ванная была залита кровью. Докуро, полностью обнаженная, сидела на полу душевой кабинки и рассеянно улыбалась. Улыбка, застывшая на ее лице, резко контрастировала с исполосованными руками, вывернутыми узелками мышц и торчащими из раскуроченных запястий косточками. Живот ее, должно быть, прилип к позвоночнику. Иллюзия органов рассеялась. Каюсь, я тогда долго блевал, цепляясь за косяк. Не помню, как меня оттаскивали от изуродованного тела, зато помню, как выл Мукуро. Я его никогда таким не видел. Хром закутали в иллюзии, словно в кокон. Гроб был открытым. На похороны идти я не решился, за что закономерно получил от Рокудо в глаз. Трезубцем. Но знаете, я не встречал никого красивее мертвой Хром Докуро. *** Риохей вместе с моей милой Киоко погибли банально и глупо. Машина вылетела в кювет, перевернулась и рванула. Экстремально, ничего не скажешь. На обезображенного Сасагаву с пробитой головой я тогда не смотрел. Труп его сестры интересовал меня гораздо больше. Помнится, когда-то именно она украла мое сердце. Милая, замечательная Киоко. На месте сердца у Киоко зияла огромная дыра. Кажется, грудную клетку ей пробила труба. Выхлопная. Сердца у Киоко не было. У Риохея не было мозгов. Чудесная семейка. *** Люди строят высокие здания для того, чтобы самоубийцам было, откуда прыгать. Я никогда не сомневался в Такеши. Любовь к полетам проявлялась у него давно, ровно, как и попытки закончить эту странную жизнь, которую он не просил. В прошлый раз я, помнится, спас ублюдка. В этот же — нет. Как вы поняли, Ямамото тоже умер. Засранец еще в юности хотел сигануть с крыши, правда, тогда это было всего лишь школьное здание, зато теперь — целый небоскреб. Опознать Такеши удалось не сразу: ни лица, ни каких-либо примет. Зато пламенем дождя от куска фарша с осколками костей так сильно фонило, что мы решили — наш бейсболист. Кто это «мы»? Я и Гокудера. К смерти мечника Хаято отнесся гораздо более эмоционально, чем к смерти сестры. Таких словесных конструкций, в которых кроме мата ничего не было, я никогда не слышал. Мне даже захотелось записать парочку, но патологоанатом так на меня косился, что я передумал. Гробовщик, у которого мы обычно заказывали гробы, встретил нас, как родных, даже скидку пообещал сделать. Да и поинтересовался вскользь, мол, почему у нас так часто кто-то подыхает. Гокудера логично его послал. А я задумался. *** Думал я долго, несколько недель, и закончил трепать мысль о карме как раз к сроку. Мукуро напоролся горлом на собственный трезубец. Вытащить его, не оторвав иллюзионисту голову, удалось с явным трудом. Башка с ананасовой прической болталась на нескольких полосках мышц, будто маятник. Откачивали меня всем штабом: хохот перерос в истерику, грозясь вывести из-под контроля пламя, а заново отстраивать особняк ни у кого не было желания. В конце концов, Занзас швырнул в меня стаканом и отправил в нокаут. Мукуро, во имя Девы Марии и кармических монстров, спасибо, что ты сдох! *** К концу года земля перед особняком превратилась в огромное кладбище. Где-то на задворках сознания притаилось понимание патовости ситуации. Я напивался, пока была возможность, а потом лез к Занзасу в кабинет и громил там все. Занзас не возражал. Он вообще как-то подозрительно притих после того, как Скуалло обнаружили повешенным на собственной шевелюре. Впрочем, я давно предупреждал Суперби, что его любовь к своим волосам до добра не доведет. Результат не заставил себя ждать. Гробовщик давно перестал спрашивать, почему мои люди штабелями дохнут, и просто сделал скидку как постоянному покупателю. Я тогда снова так смеялся, что едва не заработал гипервентиляцию, чем позабавил гробовщика и все же взбесил Занзаса. Злиться ему оставалось едва ли больше нескольких дней. *** Взрыв раздался в четыре утра, разбудил всю округу, но не меня. Возможно, я просто чувствовал, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. Ну, взорвался особняк Варии, ну, с кем не бывает, у Бельфегора всегда крыша протекала, а уж зверек его был больным на голову. Поди, от хозяина набрался. Больше всего мне было жалко не ребят, а коллекцию алкоголя, заныканную Занзасом. Меня тогда все же поднял пинком какой-то смертник, поэтому я нехотя поплелся на место взрыва. И долго подвывал над осколками коньячных бутылок, валяющимися повсюду. Никто, как оказалось, не выжил. Пламя урагана — это жуть. На странно косившихся Хранителей — ну, тех, что остались — я уже не обращал внимания. У дружбы, в отличие от коньяка, все же есть срок годности. *** Похоже, Хранители думали, что я долбанутый на голову ублюдок. Не зря думали, надо сказать. Когда наконец подох Реборн, я едва не разрыдался от счастья и пошел напиваться, как сделал это после смерти папаши. После похорон меня еле оттащили от могилы Аркобалено. Кажется, я так напился, что решил станцевать фокстрот в одиночку прямо на холмике свежей земли. Я бы и чечетку отбил, но земля под ногами осыпалась, а я навернулся и впечатался носом в надгробие. Любил я Реборна, ох как я его любил, кто бы знал — не поверил бы. Так любил, что через неделю после его смерти полез откапывать труп. Хотелось самолично отпинать дохлого ублюдка. Сделать мне этого, конечно же, не дали. Подрались с Кеей. Подрались с Гокудерой, который пытался разнять нас. Подрались с прибежавшим Шамалом. Дружной компанией пошли напиваться. Снова. Смерть — она ведь объединяет. *** Гибель Гокудеры и Шамала была чем-то ожидаемым. Эти идиоты по пьяни пошли испытывать новое оружие Хаято. Я уже говорил, что пламя урагана — это жуть? Так я готов повторить. От Доктора остались только кости. Гокудера еще хрипел что-то и неприлично обрадовался, когда я к нему подошел. Хотел сдохнуть на руках у босса, наверное. Вообще нездоровая одержимость Хаято мной наводила на подозрения, а тут еще и сцена, как в романтическом фильме. И мне ничуть не было совестно, что я думал о подобном, пока у меня на руках подыхал друг. Ему-то что, он все равно уже труп, а мне репутацию марать не надо. Хибари нашел нас через несколько минут и счел своим долгом ударить меня тонфа по голове. Вот уж кто точно был в своем праве, так это он. На похоронах было тихо. *** В течение следующих двух недель идиотские несчастные случаи одного за другим скашивали Аркобалено, их учеников, каждого члена семьи Вонгола и даже Каваллоне; исчезли Погребальные Венки, все приспешники Джессо и сам Бьякуран. Особняки мафиозных кланов отныне были обречены на запустение. Мы с Хибари планомерно опустошали винный погреб, дрались и вспоминали школьные годы. Хиберд под потолком распевал гимн Намимори и осуждающе смотрел на нас. Мы не обижались. Птичке было невдомек, что мир катился в пропасть. Про ситуацию в мире был отдельный разговор: где-то через год после того, как сдох Реборн, человечество пошло ко дну. Мой гребаный репетитор умудрился подгадить всем даже из могилы. Я как-то потрудился добраться до Японии — не без помощи Хибари — и обнаружил на месте своего дома пепелище. Вообще-то, пепелище было повсюду. Намимори был стерт с лица Земли, как были стерты и некоторые другие провинциальные городки. В мире начались беспорядки. Реборн, чтоб его в аду черти драли, был Аркобалено. Одним из тех, кто сохранял равновесие мира. И если после его смерти можно было спасти хоть что-то, то после смерти оставшихся Аркобалено спасать было уже нечего. Мегаполисы пустели на глазах. Катаклизмы рвали планетку на части. Мы с Хибари продолжали уничтожать стратегические запасы алкоголя. *** Кея держался дольше всех. Я нашел его рядом с могилой Мукуро; Хибари вообще сильно скучал по ублюдку-иллюзионисту. Конечно же, кого еще ему можно было избивать вообще безнаказанно? Не меня же. Недолго думая, отобрал у Кеи тонфа и пнул придурка по колену. Причину смерти искать не было смысла. Свистнув опечаленному Хиберду, собрал свои скудные пожитки, забрал из винного погреба первую попавшуюся бутылку и покинул особняк, перед этим хорошенько его поджарив. Человечество не обеднеет. Человечество мертво. Мир его праху. *** Здравствуйте, меня зовут Савада Тсунаеши. Возможно, я — последний человек на Земле. Мне осталось несколько дней. Может, неделя. Добро пожаловать в новую эру. Наслаждайтесь вашим пребыванием.