Лояльность

Если бы он действительно не запаривался — он бы так много не пил. И ворох пустых пивных банок не заполнял бы стоящее около стола мусорное ведро по самые края. Если бы он действительно не запаривался — он бы сегодня спал. — Эй, да я видел твое сообщение, прости что не ответил. Я сейчас не в Питере, да и не в Москве, в общем, я напишу, как только мы закончим. Закончите что? Тур, концерт или трахаться? Тошно от самого себя и от дерьма, что лезет в голову. На улице вроде дождь и всё в темных тучах — типичный Питер. Опускаться в канализацию окончательного беспамятства, вслед за водой, не хочется. А если же там солнце, то оно добьет и стягивающие зрение, и самооценку. Он не знает, какая там погода, ведь сил, чтобы отвести взгляд от монитора, нет. Слава просто не смотрит на закрытые шторами окна, всеми силами стараясь отвлечься с помощью старых, записанных на телефоны баттлов, года так 2010-2011, тех, в которых с периодичностью проскальзывают клевые панчи, и о которых сейчас уже никто не вспомнит. Хотя сколько не старайся, выкинуть из головы синие простыни, на которых он должен бы спать, не получается, так же, как и выстирать из них запах чужого пота. Запах Рики пропитал всё его постельное бельё и футболки, он впитался в дерево и обои, кажется, даже в сами бетонные стены, ведь куда не положи свою руку, до чего не до коснись аромат с новой силой ударяет в ноздри, пробираясь через легкие в кровь. Слава, перестань ждать одного сообщения. В 6:02 оно точно не придет. Ложись спать и выспись уже нормально. — Я же знаю, что если во мне побывает чей-нибудь чужой член, то противно будет не только тебе. Знаешь. Гена всегда знает всё наперед, он так лоялен, что руки сжимаются до побеления костяшек, а тело замирает, оставляя только одну живую мысль: « Блять. Я не могу его потерять » — и она бьется о черепную коробку, каждый раз вынуждая действовать против воли, и целовать только что соприкоснувшиеся друг с другом губы. Слава берет в руки телефон, не решаясь набрать номер, что въелся не только в контакты, но и в долговременную память. Пальцы в привычном жесте проходятся по экрану, вбивая пароль. Ещё один день. Всё повторяется, словно это сраное колесо хомяка, который никак не добежит до цели. Сколько не пытайся остановиться — не выходит. Не выходит уже неделю, потому что тот, кто должен бы помочь, никак не возвращается. Ни Слава КПСС, ни Гнойный, ни Соня, ни Валентин… не ревнуют. Ревность глупая, она всем даёт бесплатно, уже наверняка подцепила ВИЧ. Они скорее чувствуют легкое неудобство с примесью никотина — курящее. — Мы ведь не рассматриваем себя как пара?  — По твоему, между нами только взаимное удовлетворение друг друга?  — Нет. Значит дело не в сексе. Слава не стал тогда оспаривать слова, да и не хотел. Какая разница к кому они себя причисляют. А еще он не хотел говорить об этом так прямо. Для него все стало ясно, когда Гена пришел к нему второй раз, чтобы обсудить первый, и остался на этот самый второй раз. Их общение длится дольше, чем у подростков и оно явно более продуктивное. Да, они занимаются сексом и Слава с точностью может сказать, в каком месте надо пройтись по шее Гены языком, чтобы тот начал стонать. Но и не только это. Он знает, как надо поступать в сложных ситуациях, знает, когда Гене хотелось бы просто подчиняться, не думая ни о чем, знает его любимый написанный панч и какую музыку тот слушал подростком. Перед самым отъездом в тур они поссорились. Чёрт помнит на какую тему. Столько этих тем было, что Слава уже начал путаться, но факт остается фактом, а настроение остается разбитым. Пальцы отбивают ритм по темной панели, следуя за мыслями из пьяной головы, что черными чернилами коряво ложатся на лист бумаги: И вот сейчас, за минуту до гудка, Я понимаю, что тебе не до меня. Ведь километры между: нет, здесь ревностью не пахнет И тем местом, где тебя кто-то яро нагибает. (Не удержалась и сочинила небольшой панч) Это предчувствие, что Гена ссору просто так не оставит, ведь он уже задержался где-то на неделю и ничего не написал, разрывает Славу на куски. Это ведь не первая их история. Они расходились на самые пьяные шесть месяцев, с днями отчаянья и горечи, а потом опять сошлись, но это уже не роман. Это взаимовыгодные встречи. Только это не ноль, это минусовая температура, и для того чтобы ничего опять не испортить приходится следить за своими поступками. Напоследок, проходятся по краю телефона пальцы зажимают выступ. Абонент решился, он для ваших сообщений больше не доступен. Слава откидывается на спинку, прикрывая уставшие глаза, всего на пару минут и засыпает. Когда его волос касается ласковый ветер, губы затрагивает едва видимая улыбка и мир становится таким светлым, словно само солнце спустилось к нему в квартиру. Глаза невольно приоткрываются, и вот уже ветер в его волосах становится более ощутимым. Слава поворачивается к держащему обрывок листа в руке Гене, чувствуя ласковые пальцы его другой руки на своей голове. Тот смотрит на листок, читая строчки. Показывать свою слабость — глупо, начинать оправдываться — ещё глупее. Заканчивая, Гена поднимает глаза на окно с собранными шторами, что-то обдумывает и, придя к какому-то своему выводу, наклоняется, целуя Славу в лоб. А затем уходит в соседнюю комнату, так и не произнося ни слова. Так низко пасть, что аж разбиться. Не тот панч, которым хотел бы делиться Слава с Геной и не потому что он хреновый, а потому что выражает настоящие чувства, что так тщетно пытались сокрыть. Он встает со стула, щурясь и прикрывая больную голову рукой. Ощущение, будто все привиделось не покидает, пока он не ополаскивает лицо водой, в надежде освежиться. Слава останавливается в кухонном проеме, делая вид, будто бы только что Рики не прочитал его сопливый панч на тему ревности.  — Почему не позвонил?  — Твой телефон был отключен. На часах 10.32. На время обращают внимание только потому, что тишина уступает место тиканью часов: Тик-так, тик-так, тик…  — Слушай, тот панч… он, блять… — Слава старательно избегает взгляда собеседника, но не потому что боится.  — Слава, — с самым, что ни на есть серьезным тоном прерывает Гена, — ты правда думаешь, что я бы уступил своим принципам? В комнате дураков нет! Однако чувство, будто ситуация дурацкая витает в воздухе. Гена, как и его собеседник, уставший: с замазанными синяками, мутным взглядом и опущенными плечами. Так что у него нет ни сил ни желания разыгрывать сцены.  — Нас задержали в Москве на неделю, — продолжает Гена, смотря куда-то в пол. — Я сохраню этот листок, чтобы каждый раз напоминать тебе, что ты первый открыто признался, что я тебе дорог.  — Ублюдок, — стараясь скрыть улыбку отвечает Слава. Признаваться в чем-либо тяжело, это словно прыгать с большой высоты, и не всегда можно с уверенностью сказать, что парашют раскроется так, как надо. А когда приходится признаваться, что испытываешь чувства, которые старательно прятал, но о которых уже прознали — полная жопа. Гена усмехается.  — Так ты беспокоился? Слава молчит и смотрит своими темными глазами куда-то в пустоту, словно решается ответить по-настоящему, так, как и требует ситуация.  — Мне точно надо поспать. Он сдается. Сам себе проигрывает, хотя зачем? Ведь правда уже исписана на строчках листа. Он возвращается в комнату и ложится на постель пропитанную запахом Гены, который обнимает его уже через минуту.Они поворачиваются друг к другу лицом, и внимательно смотрят в глаза. Первый поцелуй не решительный, вымученный, как будто только взятый в руки холодный пластилин. Гена, стягивает с друга футболку и не сильно давит на грудь, чтобы перевернуть того на спину. Руками проходясь по груди, пока его самого лапают за ягодицы, обтянутые джинсами. Они сталкиваются носами и повторно целуются, губами прикусывая чужие губы. Нежное начало — обыденная часть самого процесса, а потом Слава переворачивает всё вверх дном, начиная с Гены. Он прижимает его к кровати, поспешно стягивая с того джинсы, для более удобной позиции. Гена за шею притягивает Славу ближе к себе, вынуждая нависнуть и прикрыть свое лицо тенью, из-за солнечных лучей видно каждую трещинку на его губах, а глаза становятся невероятно насыщенного цвета. Влажный язык Славы обводит контур губ, а потом скользит глубже, ласкает другой язык и небо. Они целуются страстно и жарко, как будто в тот первый раз, когда встретились случайно на одном из не выложенных баттлов, в кабинке со сломанным унитазом. Гена не стонет, он просто смотрит уверенным взглядом прямо в чужие глаза, иногда не выдерживая и расслабляя губы. Они не замирают на месте, каждый раз сменяя партию новым движением. Слава целуется просто охуенно. Его поцелуи возбуждают, даже без прикосновений рук. Это становится проблемой в общественных местах. На пару секунд поцелуй прекращается, но только чтобы удостоверится, что руки дергают в правильном направлении бляшку ремня. А затем с новой силой углубляют его.  — Сейчас ведь просто перепих? — уточняет Гена, — А то я невозможно уставший.  — М… дай я подумаю, — Слава открыто усмехается, достаточно грубо целуя партнера в район плеча, с желанием оставить пометку.  — Давай завтра. Завтра сделаем все как надо, — Гена очень хочет полноценно прочувствовать своего друга, — с сумасшедшими криками от одних только пальцев и исцарапанными спинами.  — Весь день.  — Что?  — Ты будешь моим весь день. Это не вопрос и не просьба. Это уже переросло в факт — слишком длинная пауза была. Хотя Гене плевать. Появись возможность изменить решение, он бы и его специально проворонил.  — Завались, — произносит он, как бы стараясь показаться равнодушным. При этом начиная тихо стонать от прикушенной Славой ключицы и соприкосновения членов через ткани. И это просто худшее, что могло произойти. Потому что пользы никакой. Кончить невозможно, только отдающее пульсацией желание застревает в горле. Пальцы Славы приспускают нижнее белье Гены и касаются сфинктера, когда это становится возможным. Один из них аккуратно входит внутрь. Очень не хватает смазки.  — Где она? — Гена на ощупь роется под подушками, понимая, что смущается под взглядом напротив. А когда натыкается на небольшой тюбик, поспешно его передаёт Славе. «А у меня простуда, жопа болит и палец натер»© Rickey F (против Sinʼa. VERSUS FRESH BLOOD 2. 2 раунд) Еще бы не болела, его изрядно трепали во время написания текста. Слава был бы удивлен, если бы Рики проигнорировал этот факт и не включил его в текст. Пальцы со смазкой проникают легче, они скользят по стеночкам с ощутимой скоростью, пока Гена не выгибается, с просьбами остановиться и войти нормально. Слава трахает жестко, так, как и надо трахать: чтобы мышцы сводило и тело болело из-за неудобного матраса, чтобы стоны переходили в сдерживаемые крики, а пальцы сжимали плечи до синяков. Ему так больше нравится. Им обоим так больше нравится. От горячих рук на своем члене y Гены перехватывает дыхание и он в такт сильным толчкам, жадно хватает воздух приоткрытым ртом, сейчас ему уже плевать и на то, что каждую каплю пота на его теле можно разглядеть из-за яркого солнца, и что Слава смотрит до блядства внимательно, тихо матерясь себе под нос. Ему важны пальцы, что переплелись рядом с его головой и мысли о завтрашнем дне, переполненном ленью и отдыхом. Когда парни кончают, Слава в привычном жесте целует Гену в щеку. И даже не смотря на то, что они до нереальности вымотаны они смотрят друг другу в глаза, пока Гена, тяжело дыша, не произносит заветное:  — Я ни с кем кроме тебя не спал. А Слава не отвечает вымотанным шепотом:  — Думаешь, мне это важно?  — На столько же, на сколько и мне. Это самая важная информация в мире.