Песчаное погребение

      Наруто усталым и где-то даже колючим взглядом таращится в пустоту, совсем не замечая черного цвета надгробный камень, на котором выбито «Песчаный Гаара, Пятый Казекаге Деревни Скрытого песка». Минимализм в чистом виде — никаких эпитафий и чего-то подобного. Зачем, если и так будут помнить, воспевать, как в легендах, приводить в пример будущему поколению?       Саске стоял позади, ощущая, как по стальным канатам их с Наруто связи прокатывается боль и горькое недоумение. Наруто чувствовал на себе все эти взгляды стеной из камня, придавливающей к полу, давящей и вязкой, как темнота после кошмара.       Песок в пустыне был везде, что логично. Только если Саске морщился, отмахиваясь от колючего, вездесущего воплощения пустынного демона, то к Наруто песок ластился, мягко обволакивал, дарил защиту. Как подарил ее прощальным подарком Пятый Казекаге. Передал вместе со своей любовью, посмертно. Говорят, в свое время именно так и поступила его мать — Карура.       И Саске остро, холодно и иррационально ощутил свою схожесть с мертвецом, от которого даже крови не осталось. Потому что кристально ясно понимал, что будь он на месте Песчаного — его глаза носила бы отнюдь не родная дочь. ***       Гааре почти 49 лет.       Гаара был впервые в своей жизни свободен. Он отошел от своей родной деревни не так далеко, но и был не слишком близко к ней.       Пустыня была будто живая: шуршащий шепот песка говорил с мигающими холодными звездами — песок бы до них никогда не дотянулся.       Гаара легко тонул в непроглядно черном небе. Они напоминали ему глаза единственного человека, который смог сделать то, что никогда бы не получилось у Песчаного. Такие же темные и холодные, но рядом со звездой — неудержимо теплеют, показывая небесному телу свои чувства, делая свечение еще более ярким, почти ласкающим.       Гаара вскинул голову, вдыхая глубоко и настолько много, как было возможно. Казалось, он взлетит туда, к звездам. По крайней мере, он хотел на это надеяться.       Его больше ничего не связывало: пост каге не держал его за плечи, а перешел к старшему сыну. Приемному, но это ничего не значило. Шинки справится, он уверен. Все его дети уже сильные, взрослые шиноби, что также освобождало бывшего джинчурики от чувства вины.       Темари и Канкуро пережили едва ли не больше него. И за них волноваться точно не стоило, у каждого из них своя жизнь. Гаара написал им по письму. Не хотелось бы говорить прощальному, но чего уж тут, против такой правды не попрешь.       Ему он не написал ничего. Не мог, не хотел. С него сталось бы примчаться из Конохи и уговорить ничего не делать.       Больше, конечно, похоже на оправдания, но кого это интересует.       Гаара чувствовал себя почти свободным. Песок мягко поднялся до груди, сжал в нежном захвате бледную прозрачную шею, чувственно лизнул по щеке, поднимаясь еще выше.       Песчаный закрыл глаза.       «Я всегда буду тебя защищать.» Вот уж кому не нужна защита, так это ему, сильнейшему шиноби в мире. Горькая усмешка зазмеилась по губам, искривляя правильные черты.       «Я всегда буду тебя любить, Наруто».        — Песчаное погребение.       Губы дернулись так мягко, будто он всего лишь пожелал спокойной ночи. Впрочем, на это и было похоже: песок почти безболезненно проник, укрыл шелестящим одеялом и подарил настоящую свободу.       Наруто дернулся, попал локтем Саске в живот, и задохнулся так, будто самому прилетело кунаем в солнечное сплетение. Он резко вскочил с кровати и пытался отдышаться, щурясь от боли.       Саске проснулся еще до того, как блондин вырвался из беспокойного сна, на грани сознания слыша, чувствуя как скребет чужое прерывистое дыхание воздух комнаты.       Чакра в Наруто горела привычным огоньком, сворачиваясь и концентрируясь в животе. Вроде все как всегда, но что-то царапало, жгло своей неправильностью. Саске потянулся всем телом к своему партнеру, поддержать и укротить кошмары. И сначала наткнулся на песчаный барьер, а потом и почувствовал пока еще чужую чакру.       Наруто загнанно хрипел от необъяснимой боли, обрывая их связь, строя стены вокруг сознания. Песок (откуда он здесь только взялся?) отзывался живым существом на его желание, строя вокруг вполне себе реальную стену.       Шатаясь, блондин дошел до кухни, попытался, несмотря на заходящиеся в дрожи руки, набрать себе воды, пролив куда больше половины. Ноги подкосились и Наруто упал на стул камнем, вцепившись в кружку до белизны в пальцах.       Саске тенью скользил рядом, дожидаясь, пока партнер сможет говорить.       — Саске, — Наруто поднял на него глаза, почти серые в этом освещении, — Гаара мертв.       Саске молча кивнул, в незримой поддержке посылая по связи свои эмоции: сочувствие, сострадание, любовь, принятие. Пытаясь согреть.       — Саске, — имя царапало кончик языка, будто песком провели, — я не знаю почему, но я чувствую его чакру, как твою. Но постепенно она как будто смешивается…       Наруто закашлялся, опуская свои глаза вниз. Вокруг него мягко, трепетно кружил песок, гладя и лаская обе руки — что замотанную в бинты, что обычную.       Саске опять кивнул. Протянул руку и тут же наткнулся на песок, моментально вздыбившийся, ставший угрожающим.       Саске понял. Он отступил и дал попрощаться тому, кто пока еще говорил сквозь эту чакру.       Извещение о похоронах принесла в этот же день Темари.       Она мяла в руках какую-то бумагу со следами явных слез, смотрела так, что резало по-больному, рвала сердце ржавым песчаным ветром.       — Почему, Темари? — хрипло спросил Наруто, — Как он смог поступить так со своими друзьями и родными?       Догадка вертелась где-то на краю замутненного горем разума. Присутствие Гаары в новой чакре уже не чувствовалось, песок просто был всегда рядом, шелестом следуя за ним.       Темари смотрела сквозь. Протянула ему бумагу, ту самую, мятую, с датой похорон, мазнула взглядом и вдруг кинула кунай, целясь в сердце.       Выросшую песчаную фигуру младшего брата, обхватывающую и защищающую самое ценное в этом мире, она восприняла как данность и молча ушла, не стараясь скрыть катящиеся, прозрачные слезы. ***       Гааре 32 года.       Он почти счастлив: очередной Гокаге Кайден означал и их встречу. Когда он сможет просто быть рядом, невзначай касаться, иногда ощущая кристальным отблеском восторг.       Наруто идет плащ Хокаге. Ему не идет только усталость на лице, вызванная непонятно чем. Усталость портила все: ее хотелось стереть, как неудачный набросок поверх шедевра.       Гаара не был эгоистичен по натуре. Ему было достаточно просто быть рядом, помогать с международными делами, радоваться вместе с ним успехам Конохи и Песка.       После собрания Наруто пригласил его на чашку чая в Резиденцию Хокаге; скользнул, было, вопрос, почему не домой, но шестым чувством что-то пощекотало душу, въедаясь подозрением. Гаара спрашивать не стал.       И правильно сделал, потому что впервые в жизни он подавился своей любовью, горечью и болью, когда слушал, как Наруто рассказывает своему самому близкому другу, что наконец-то они с Саске полностью разобрались в своих отношениях, что сейчас он точно-точно счастлив.       Наруто лучился любовью так, что можно было трогать руками, освещая своими чувствами комнату, но Гаару она ни капли не грела. Усталость оказалась стерта с его лица, как он и хотел.       Гаара смотрел в его глаза, легко улыбался уголками губ, мягко притрагивался губами к краю чашки с чаем и чувствовал, как его душу разрывает на куски счастьем за любимого и осознанием того, что он мог бы быть на месте Саске.       Хотя, кого он обманывает? ***       Гааре 29 лет.       Наруто наконец-то стал Хокаге и прибыл в Суну с первым официальным визитом. Грело данное им еще на войне обещание выпить вдвоем саке. Гаара был счастлив едва ли не более, чем когда сам стал Казекаге.       Наруто пил с ним саке, сидя на татами; сверкал своими синими, как небо над Суной в полдень, глазами; что-то радостно вещал, заражая своим настроением обычно флегматичного Казекаге.       И даже иногда касался: похлопывал по плечу, по колену, обнял порывисто при встрече, пожал руку при подписании нового договора с кучей условий, делавших отношения Суны и Конохи еще крепче.       Гаара чуточку мрачно думал, что если бы Наруто коснулся его так, как касался украдкой, например, Саске, то он просто бы отдал ему всю Суну с потрохами. И тут же одергивал себя в мыслях.       Наруто пил, хмелея на глазах. Несмотря на повышенный метаболизм и наличие лиса, он очень быстро пьянел. Но и отходил почти моментально, никогда не мучаясь похмельем.       Гаара наблюдал за ним и не упустил тот момент, когда новоиспеченного Хокаге стало уносить в царство сна. Наруто спал, смешно запрокинув голову и приоткрыв рот, бормоча что-то невнятное.       Песчаный бы не посмел сделать что-то предосудительное, но прежде чем песок мягко поднял блондина и перенес его на кровать, Гаара ощутил вкус его губ своими.       Наруто все еще спал. ***       Гааре 17 лет.       На нем огромная ответственность: главнокомандующий целой армией шиноби, чтобы защитить того, кого он всегда хотел защитить. С того момента, как перестал убивать окружающих за каждое неловкое движение. Гаара смотрит в спину клона и горько вопрошает сам себя: «Что ты здесь делаешь? Я могу тебя защитить!».       И тут же фактически берет свои слова обратно, когда Наруто с удалой легкостью побеждает предыдущего Райкаге.       Впрочем, хуже становится тогда, когда он несется на песке к Четвертому Хокаге вместе с Сакурой и телом Наруто.       Думать некогда, но чувства рвут голову сами по себе. Остается лишь одно: успеть до того, как все будет кончено. И совсем-совсем не надо представлять, что будет, если Наруто умрет. Худшее в его жизни не происходило никогда.       Гаара ошибается.       Самое жуткое начинается после освобождения из плена Вечного Цукиеми. Потому что Гаара, задыхаясь, понимает, чем все закончится в итоге.       В Цукуеми он жил так, как хотел всеми своими фибрами души.       С детства дружил с Наруто. Был всегда рядом как друг, а затем — и как возлюбленный.       Наруто смотрел на него так, будто никого и ничего больше в мире не было. Он изгибался под его ласками, ненасытно желая только его прикосновения и поцелуи.       Гаара помнил их ненастоящий первый поцелуй так, как будто это произошло на самом деле. И это корежило, выворачивало реальность, резало без ножа пониманием, что Вечное Цукиеми — всего лишь иллюзия. ***       Гааре 14 лет. Он только что стал Казекаге.       Обращаясь к населению Суны, он мысленно поздравлял человека, которого давно не видел.       Именно тогда он понял, что жуткую тоску, жгучую благодарность, физическое и моральное желание быть ближе настолько, насколько возможно, потребность быть таким же, как он — нельзя назвать дружбой.       Он подошел с вопросом к Темари, как к сестре, впервые в своей жизни, сразу после инаугурации.       Темари улыбнулась нежно, чем-то неуловимо напоминая мать. И сказала, что это любовь.       Любовь и он — так странно для того, кто даже не мог осознать свое существование.       «Наруто, смотри, ты стал Каге». ***       Гааре 12 лет и он во второй раз в жизни ощущает боль: в первый раз так было с Яшамару.       Мальчик в нелепом оранжевом костюме ползет к нему. В голубых глазах этого парнишки нет ни ответной ненависти, ни страха. Он смотрит так, как будто понимает.       Спустя секунду Гаару бьет током осознания: Наруто — так его зовут — понимает.       Взвивающийся комок тех чувств он не мог распутать еще долгое время. ***       Гааре 5 лет. Он смотрит вместе с Яшамару на закат, совершенно потрясающий закат, оранжевый и пронзительный.       Оранжевый ему нравится.       — Яшамару, почему пустыня похожа на большую могилу?       Яшамару странно косится на него, но, тем не менее, отвечает.       — Гаара-сама, пустыня ассоциируется у каждого со своим. Мне пустыня напоминает только безграничную свободу. Надеюсь, и у тебя когда-нибудь будет так же.       Гаара согласно кивает и совсем по-детски улыбается. Оранжевый закат отражается в его глазах, высвечивая искренность и чистоту в порывах.