Не такой

– Он плачет уже второй час, – Масатака накапал в стакан с водой несколько капель успокоительного. – Это для него? – спросил Кирияма. – Для меня! Сколько можно реветь? Он мне всю футболку заплакал. – Слезы не так просто отстирать, тем более невинных единорогов, – сказал Оокава, не отрываясь от приставки. – Этот невинный единорог чуть мне пальцы не откусил, когда я пытался накормить его шоколадом. – С чего его вообще так развезло? – Джунта приоткрыл дверь, из-за которой раздалось рыдание, и тут же закрыл её. – Кане-чан, что ты с ним сделал? – Тору бросил грозный взгляд на Канесаки. – Ничего! Мы даже не говорили. – Может, в этом проблема? – задумался Кирияма. – Сомневаюсь, когда я пришел он разревелся еще больше. – Видишь! – Масатака ткнул в него пальцем. – Ты всему виной! – Так, давайте все сделаем глубокий вдоооох, – Кирияма вдохнул воздух, – и выыыыдох. – Успокоительное эффективнее. – По тебе и не скажешь, – хмыкнул Тору. – Давайте еще раз прогоним сегодняшние события, может, поймем почему Оджи так развезло. – Я пришел, как всегда, раньше, – начал рассказывать Оокава, – взял кофе и сел проходить четырнадцатый уровень. Потом пришел Оджи, сказал, что пошел в уборную, взял мой новый Джамп и ушел. – Когда я пришел, Генки втыкал в приставку, – продолжил Канесаки, – и тут в комнату вбежал Оджи, весь в слезах, кинул Джампом в Генки… – Ага, и из-за этого мне пришлось уровень дважды проходить, – вставил Оокава. – А потом он просто заперся в кладовке. Остальное вы знаете. – Значит, это ты и твой Джамп во всем виноваты! – Масатака указал пальцем на Оокаву. Тот на него покосился: – Как можно так реветь из-за простой манги? Тору приподнял бровь. – Эй! – закричал Оокава, защищаясь. – Тот случай был особенным! Асума был не просто классным, он еще и оставил беременную Куренай! – Сейчас я его эти журналом отделаю по полной программе, – Масатака схватил Джам и вошел в кладовку. Минут через десять, когда Оокава уже почти убил босса, а Джунта прикончил пятый пончик, Масатака снова вошел в комнату. – Что там? Выяснил, что случилось? – спросил Тору. – Он оказался не таким, – ответил Масатака не моргая. – Кто? – Юкимура... Он думал, что Юкимура другой, а он не такой… – И? – Ему тяжело играть такого Юкимуру, у которого душа темная как ночь в пустыне. – Чего? – даже Оокава оторвался от игры. – Это я цитирую, – ответил Масатака. – Мне нужно покурить. – Но ты же не куришь. – Пора начинать, – ответил Масатака, и, перехватив журнал с новой главой Принца Тенниса, вышел из комнаты.