Люблю не за что-то, а вопреки всему

Июнь подошёл к концу. Наверно, это был самый ужасный месяц в моей жизни. Люси Баркер совсем сошла с ума. Она не помнила ничего — ни своего имени, ни Джоанны, ни даже Бенжамина. Она то неистово хохотала, то бросалась на меня, то говорила с кем-то незримым. Чего я только не натерпелась. Только человек, имевший дело с душевнобольными, поймёт весь ужас моего положения. Иногда мне приходилось спать с ней в одной комнате, когда Люси пыталась как-нибудь повредить себя. Разумеется, в такие ночи я старалась не засыпать. Но пару раз сон сморил меня. И я даже не могу описать тот ужас, что я испытала, когда однажды проснулась от того, что миссис Баркер стояла надо мной с ножницами в руках и улыбалась… Но это было только малой толикой моих проблем, ибо за один месяц выпущенный из-за решетки отец скончался от чахотки, Альберт слёг с подагрой, а дела пришли в полный упадок. Одно радует — моя мамаша исчезла. В одно прекрасное утро мы просто нашли записку, в которой говорилось, что миссис Грей больше не может жить в этом аду и, пока ещё более-менее привлекательна, отправляется искать своё счастье. Именно это известие и свело больного папу в могилу. Я была безутешна и прорыдала около трёх дней без перерыва. Но, так как всё держалось на мне, я не могла позволить себе раскисать. Нужно было как-то поправлять бизнес… Но, так как мистер Ловетт тяжело болел, его партнёры сделали всё для того, что бы получить побольше выгоды от нас, а потом просто перестали общаться с нашей семьёй. Я закупала всё более дешевое мясо, качество, соответственно, было всё ниже. Клиентов почти не осталось, а доходы вовсе не покрывали расходы. Мы едва сводили концы с концами, все шло из рук вон плохо. В один серый день явился неожиданный клиент — пристав. Он заявил, что судья послал его разузнать, как живет миссис Баркер и Джоанна. Я во всех красках расписала ему, как у нас всё «хорошо» по милости Его Чести. А на следующий день пожаловал сам судья. Он обвёл взглядом пустую пирожковую, презрительно взглянул на корявые чёрствые пироги и на моё платье в муке. — Я вижу, вы на грани банкротства, — Подытожил Тёрпин. — Вы чрезвычайно прозорливы. А ведь было время, помните ли, когда тут было много клиентов, было солнечно, все были счастливы. Помните? До того, как пришли вы? — Я явился не на вечер воспоминаний, миссис Ловетт. Я хочу предложить вам помощь. — Вы смеётесь? После всего, что вы принесли семье Баркеров вы пришли оказать помощь? — Скажем так, я испытываю некоторое чувство вины… Я перегнул палку. Возможно, я бы искупил свои грехи, если бы взял на воспитание Джоанну… — Что?! Только через мой труп! — воскликнула я. — Вы сами едва ли не голодаете. Ребёнок не должен расти в нищете, смотреть на сумасшедшую и на умирающего от подагры человека. — Ребёнок должен иметь отца и мать! Вы лишили девочку родителей. И вы не получите её. — Так будет лучше для всех. — Вы ей никто. Что вы сможете дать Джоанне? Вы сможете воспитать её, как родную? Сможете подарить ей отеческую любовь? Я сомневаюсь в этом. — я была готова убить судью. Тёрпин усмехнулся. — Будто бы вы ей не никто! И будто бы вы сможете воспитать её, как родную! — Для начала, я не губила её родителей. И да, она мне, как родная, потому что я люблю её отца до безумия. — Хм, в таком случае у нас равные права на ребёнка — я любил её мать. Вот тут я просто едва поймала упавшую челюсть, а затем расхохоталась. Любил?! Да он не умеет любить! Чудовище, изувер, животное! — Сэр, вы в своём уме?! Вы отправили её мужа на каторгу, взяли силой, из-за вас она едва не убила себя и сошла с ума! Теперь вы смеете говорить, что любили Люси Баркер?! — Думайте, что хотите, но у меня было чувство к Люси, — холодно сказал судья. — Вы сами знаете, что девочке будет лучше со мной. — Я не отдам Джоанну! В ответ Тёрпин повернулся лицом к окну и кивнул головой. А в следующую секунду в дом вломилось несколько жандармов… Я попыталась помешать им подняться по лестнице, но меня тут же взяли за локти. Тёрпин же прошёл наверх и забрал из моей спальни Джоанну. Я же все так и стояла, удерживаемая двумя жандармами. Стояла и думала. Может, ей действительно будет лучше с судьёй? Она не будет ни в чём нуждаться… У неё будет всё, что только можно пожелать. Да, наверно, это лучше, чем прозябание в нищете со мной. У девочки появится будущее… Судья тем временем спустился вместе с младенцем на руках. — Даже не будите проклинать меня? Признаться, я ожидал большего. — Что вы скажите Джоанне о её родителях? — только и спросила я. — Ну разумеется, не то, что я сослал её отца и довёл до отравления мать, — фыркнул Тёрпин. — Я скажу, что их сбил экипаж или что-нибудь в этом роде. — Но она должна обязательно знать о том, какими замечательными они были людьми. Как ни странно, судья кивнул мне в ответ. Через некоторое время маленькая мисс Баркер уехала из родного дома, хныкая и выкручивая ухо опекуну. Я немного поплакала, но убедила себя, что с богатым Тёрпином ей будет лучше. А потом я вдруг поняла, что больше меня ничего не держит в Лондоне. Люси совсем безумна и можно считать, что она умерла. Джоанна обеспеченна на всю оставшуюся жизнь. Так что же мешает мне прямо сейчас собрать чемодан и поехать в Австралию? Вот именно, что ничего! С такими вот мыслями я и пошла обрадовать Альберта. К слову, тому, как на зло, стало лучше и он даже вставал с постели… Я зашла прямиком в гостиную, где мой супруг изволил почивать в кресле. — Мистер Ловетт!!! Толстяк вздрогнул и сел прямо. — Нелли… Зачем так пугать? — Я пришла сообщить, что уезжаю. — Что?! Куда?! — оторопел мой благоверный. — В Австралию. Альберт несколько раз открыл и закрыл рот. — Ты не поедешь. — Почему это? — Ты погибнешь там! — Не факт. Мужчина встал и заходил по комнате, морща лоб и пытаясь придумать, как меня остановить. — Ты едешь искать своего чёртова Баркера? — Разумеется. — Может, для начала ты напишешь туда? Адресуешь письмо начальнику тюрьмы, отправишь запрос о Бенжамине Баркере? Иначе где ты собираешься его искать? — Хм… А ведь вы правы… И я написала письмо начальнику тюрьмы. Шли месяцы, я ждала ответа с содроганием и предвкушением. Дни стали похожи один на другой. Я просыпалась, кормила Люси, в зависимости от её настроения отбивалась от сумасшедшей или наоборот уговаривала её поесть. Потом я делала завтрак Альберту и шла работать в пирожковую. Клиентов с каждым днём становилось всё меньше. Человек пять-семь за день, в лучшем случае. В десять я закрывала заведение и ложилась спать. С утра всё шло по обыденному сценарию. Казалось, что в нашем доме не осталось жизни. Больше не было слышно мягкого голоса Бенжамина, заливистого смеха Люси и смешного лепетания Джоанны. Хотя было лето, красок в городе не осталось вообще. Возможно, по мне тоже психушка плачет, но я смотрела на Лондон и видела сплошную серую массу. Серые дома, серые люди, серые улицы. Когда мистер Баркер был тут, всё было иначе… Ужасно долго и тяжело протянулось лето, и началась осень. Целыми днями шли дожди, а я сидела у окна и всё ждала. Хотя бы ответа на моё письмо. Я была готова уехать в Австралию в тот же день, как придёт ответ. Я смутно представляла себе, что буду делать там, но была уверенна, что найду его во что бы то ни стало. Иначе и быть не может. Жизнь и так хорошенько надо мной посмеялась. Подумать только, ещё четыре месяца назад у меня было всё. Я не ценила это, роптала на судьбу… Но у меня был любящий отец, мать, хотя стерва та ещё, у меня была Джоанна. И, главное, был он. Сказать, что он у меня был, я не могу. Всё-таки Бенжамин Баркер принадлежал своей жене, и я не имела на него никаких прав. Но он жил в этом доме, я могла любоваться им, могла с ним говорить… Мне казалось, что это так мало! Я мечтала, чтобы он любил меня. Теперь же я могу грезить лишь об одном — только бы ещё раз увидеть его… Ещё четыре месяца назад была Люси. Я говорю «была», потому что её уже нет. Есть только её тело. Да и то мне кажется, что оно никогда не принадлежало той Люси, что я знала. Что сталось с её красотой? Когда-то гладкая шелковистая кожа покрылась струпьями и язвами, золотые локоны превратились в серые жидкие космы, даже её прекрасные глаза изменились — на одном как-то странно поднялось веко и теперь казалось, будто бы он больше второго. Я смотрела на сгорбившуюся старуху и с ужасом понимала, что ещё совсем недавно она была цветущей молодой женщиной. Миссис Баркер было где-то семнадцать или восемнадцать, но выглядела она на все сорок. Хотя, что я грешу на неё? Сама та ещё «красавица». Моя белоснежная кожа стала какой-то нездорово серой, под глазами залегли жуткие тени, я потеряла всю ту грацию и изящество, что имела. Я попросту не видела смысла следить за своей внешностью. Зачем, если уже не для кого? В один более-менее ясный день я изо всех пыталась заставить Люси съесть успокоительное. Та шипела, пыталась меня укусить и несла какую-то чушь. — Проклятая ведьма! — вскрикнула я, когда ненормальная бросилась на меня. Через несколько минут потасовки, я оказалась сверху и таки влила лекарство в рот Люси. Та забормотала проклятья. Её поведение было довольно странным. Иногда она была почти вменяема, разговаривала со смыслом, понимала то, что я ей говорю. А иногда в неё будто вселялись бесы. Сегодня как раз было обострение… — Нелли! Принесли почту! — послышалось снизу. Я вскочила с сумасшедшей скоростью и, наскоро заперев дверь, спустилась вниз. Вскоре я уже вырвала из рук почтальона конверт с кучей марок. — Это из Австралии!!! — заорала я на полдома. Забежав в гостиную и захлопнув за собой дверь, я разорвала конверт и вытащила бумажку, исписанную торопливым почерком. Мои глаза жадно забегали по строчкам. «Уважаемая миссис Ловетт, С прискорбием вынужден вам сообщить, что узник, о котором вы посылали запрос, а именно Бенжамин Джон Баркер скончался двадцатого числа месяца июня от тяжелейшей простуды. Эдвард Гибс, старший надсмотрщик второго корпуса для заключённых.» В последствии, через много лет, я буду ломать голову над тем, почему мне прислали такой ответ. Быть может, это Тёрпин велел отвечать на запросы о Баркере так, опасаясь, что Люси захочет уехать к мужу. Или мистер Ловетт подстроил это, не желая отпускать меня. Возможно, произошла какая-то глупая ошибка и в тюрьме что-то спутали. А, может, это судьба так подшутила надо мной. Потому что, именно в тот момент, когда я сползала по стеночке, держа в дрожащих пальцах известие о смерти самого любимого человека, на другом конце земли Бенжамин Джон Баркер действительно умирал. Рождался новый человек — Суини Тодд. Но я пока что не могла знать этого. Сейчас я просто сидела на полу и дрожала крупной дрожью, а Альберт пытался привести меня в чувство. Наверное, именно в этот момент умерла маленькая хрупкая девчушка Нелл, и появилась хладнокровная и практичная миссис Ловетт. Нелли, так замечательно подогнавшая себя под идеал мистера Баркера, умерла в страшной истерике на полу дома 186 по Флит-стрит. Уже совсем другая женщина ждала возвращения любимого, надеясь, что всё это чудовищная ошибка. Другая женщина, готовая стать идеальной для Суини Тодда. Конец части первой, в которой остались Люси Баркер, Бенжамин Баркер и Нелли.