Самоубийство Нэйтана Джонса

Я знал Нэйтана, как человека немногословного, но прямолинейного и уверенного в своих целях. В первый раз мы встретились в средней школе. Он сидел на третьей парте, сбоку, у окна, и всегда смотрел на улицу, не замечая ни шумных одноклассников, ни учителей, просивших обратить внимание на доску. Он всегда мог поддержать беседу с любым человеком, будь то одноклассник или даже учитель. Но те редкие моменты, когда он с кем - то говорил, были настолько ничтожно коротки, что иногда я смотрел на него с некой жалостью. У него не было компании. Не было человека, который бы подходил к его парте и обсуждал с ним последние новости. Почему - то, совсем на мгновенье, мне захотелось стать для него этим человеком. И я стал. На протяжении трех месяцев я всегда здоровался с ним по утру, делая самую доброжелательную улыбку из всех. На переменах, когда он в обыкновении смотрел в окно, я подсаживался рядом, начиная говорить что - то нейтральное, вроде "Хорошая сегодня погодка, да?" или совсем уж глупое "Дашь списать?" На протяжении всего этого времени я старался сблизиться ним так, как только возможно. И, спустя три месяца нашего знакомства, я впервые услышал его смех. Такой пронзительно искренний и непринужденный, что самому хотелось смеяться. Громко и долго, назло тем, кто называл Нэйтана обычным затворником. Назло всем. Нэйтан неохотно говорил о родителях. Но если я и мог хоть что - то узнать о его матери - то об отце он не промолвил ни слова. Однако, по синякам, иногда появляющимся то на спине, то на животе, я понимал почему. И из - за этого я злился всякий раз, вспоминая о существовании этого человека. Но решил не обсуждать с Нэйтаном эту тему. А, возможно, следовало бы. В конце средней школы он исчез. Просто не пришел на вечеринку, посвященную выпуску, хотя мы договаривались. Он перестал отвечать на звонки. На смс. Его электронная почта оказалась удалена, а, когда я решил лично прийти к нему домой, нашел там других постояльцев. Я до сих пор не знаю что случилось, но не спрашиваю, потому - что могу догадаться.... Второй раз мы встретились в конце старшей школы. Он не сразу узнал меня, но по - настоящему был рад видеть. Я понимал это. Я видел это. Я был...рад этому? Не знаю с какого момента я начал так думать о нем, но в один миг мои чувства из дружеских перешли в другие, более глубокие и непонятные мне тогда. Хотелось оставить с собой это худощавое недоразумение и не отпускать больше никуда. Да, я слишком привык, когда он рядом. И мне безумно непривычно, когда его нет. Мы продолжили общаться и жизнь стала идти своим чередом. Тесты, контрольные, разные классы, знакомые и незнакомые люди. Мы проводили всё свободное время вместе и школьная жизнь казалась мне раем, но лишь рядом с ним. Я часто говорил ему подстричься, но он лишь виновато убирал копну чёрных, кучерявых волос с глаз и продолжал заниматься своими делами. Тогда на его день рождения я подарил ему два набора заколок: обычный и девчачий, с сердечками и цветами, и лично приколол злосчастную челку одной из них. И как же смешно смотреть на семнадцатилетнего парня с розовой заколочкой, усыпанной розами и блестками. Помню как он сам потом нацепил на меня оставшуюся половину набора, смеясь и говоря, что это самый дебильный подарок в его жизни. Однако потом всегда носил с собой парочку серых заколок на всякий случай. Я снова был рад. До выпуска нам оставался год, но, похоже, наша дурость была сильнее желания попасть в престижный вуз. Мы часто гуляли по ночам. Бродили по улочкам и закоулкам нашего городка, ища укромное место. Прятались от полиции, перепрыгивая высоченные ограждения, часто попадая в чужие сады. Это было весело. Весело по - настоящему. По - настоящему интересно разглядывать ночное небо с ним, знавшим практически каждое небесное тело этого огромного покрывала звёзд. По - настоящему захватывающе видеть в тени дома его зеленые, светящиеся глаза. Искать с ним приключений на пятую точку - лучшее, что мне довелось испытать в этой жизни. И любить его - тоже самое лучшее чувство. В вечер перед пробными экзаменами я признался ему. Точнее он признался мне. Тогда мы бегали под проливным дождем, в надежде простудиться и подготовиться получше к пробникам, и что - то внутри переклинило. Он подскользнулся, начиная падать, а я поймал его и, вместо того чтобы сказать какой он неуклюжий, стал словно прожигать его взглядом. Не знаю, сколько мы так стояли, но в один момент его пальцы потянулись к моему лицу, и, уже в сантиметре от его губ, я понял что он делает. Он целовал робко, боясь чего - то несуществующего, забираясь пальцами в мои волосы, другой рукой гладя по щеке. Я не долго пробыл в прострации и стал отвечать. Пусть слишком грубо, слишком напористо, нагло водя руками под его курткой, прислоняя к стене, я произнёс заветные слова. Под светом фонаря его образ был настолько смущенным, дрожащим от холода, настолько...желанным. "Мне холодно", - прошептал он тогда и мне снесло крышу. У нас было секретное место. На заброшенной железной дороге, где много лет не проезжало ни одного поезда, стоял заброшенный вагон, который мы оборудовали под базу. Там было уютно: много свечей, книг и комиксов, большой матрац, застланный мягким пледом и кучей одеял. Я практически затащил его на этот матрац, снимая одежду с нас обоих, укрываясь одним из одеял. Я целовал его губы, опускаясь к шее, груди. Поцелуями я изучил его всего от макушки до пят, заставляя дрожать от прикосновений в самых неловких и чувствительных местах. Подготовиться нам не удалось, но, как сказал он потом, "Я уверен в себе на все сто, - и добавил еле слышно, - и в тебе тоже." Как оказалось потом пробник мы оба сдали на одинаковые девяносто восемь из ста, и, уже веря в свои силы, забросили всю подготовку к итоговым экзаменам, полностью отдавшись друг другу. На итоговых Нэйтан трусил. Забился в угол, пытаясь расставить мысли в голове по полкам и сосредоточиться. Я не знал, что сказать, поэтому просто обнял его, поцеловав в макушку и сказав, что всё будет хорошо. Я, от чего - то, сам не волновался ничуть, но ручонки подрагивали, так что Нэйтан тоже стал мне спасительным круг. Но перед смертью не надышишься и, сдав все экзамены, мы просто молча пошли домой. Завалились ко мне, поиграли в приставку и просто постарались забыть на тот день об учебе. На следующий день Нэйтан сиял чуть ли не ярче солнца. Мы оба сдали экзамен, однако с разницей в два балла. И как только этот жук умудрился написать лучше меня? Я до сих пор не понимаю. Но наглая счастливая рожа бесила меня и подкалывала весь оставшийся день. Мы поступили в престижный вуз в другом городе вместе. Оба на бюджет, в одну комнату в общежитии, делили на двоих учебники из библиотеки и устроились на подработку в одно и то же место. Мне хотелось всегда быть рядом с ним, а он позволял мне это и немного больше. Спустя четыре месяца ему пришлось ехать обратно в город. Его родители решили наконец развестись и он должен был присутствовать. Нэйтан обещал приехать где - то через неделю, но вернулся позже. На месяц позже. Он не сказал мне, что случилось и почему его не было так долго, но по вечно красным глазам и хриплому, еле слышному голосу, я понял - что - то весьма плохое. Может хуже. Я не спрашивал, лишь ждал когда он сам мне расскажет. Я знал, что чтобы переварить что - то ему требовалось немного больше времени, и продолжал ждать. Он молчал и каждый день словно умирал. Он стал фениксом, убивая себя ночью и возрождая утром. Он много курил. И сколько бы я не просил его перестать губить и без того расшатанное здоровье, Нэйтан лишь доставал новую сигарету. Он изводил себя работой и учебой, и мне казалось, что это и есть тот момент, когда я действительно должен вмешаться. Вечером, когда Нэйтан вернулся с работы, я спросил про всё, что случилось тогда. И он не выдержал. Рыдая мне в грудь, руками сжимая мою кофту, он пытался рассказать то, что обычный человек не смог бы так долго оставить наедине с самим собой. Я узнал, что по приезду его уже ждали плохие новости и вместо развода, в зале суда шло дело об убийстве. Сорокалетняя Аманда Джонс была зверски убита своим мужем ночью, перед приездом Нэйтана. Его приговорили к колонии на довольно внушительный срок, а остальная семья хоронила любимую дочь и сестру. На похоронах Нэйтан не проронил и слезинки, но, придя домой, разрыдался. Он рыдал от боли потери самой любимой женщины на свете и от ненависти к самому ужасному кошмару его жизни. Потом, расчувствовавшись, он рассказал, как жил до знакомства со мной, изводимый вечными побоями отца, и как был рад наконец меня встретить, снова и снова. Я слушал его исповедь и на душе становилось так гадко, что у меня самого полились слёзы из глаз. Я чувствовал, как он умирал в моих руках и я уже не мог ничего с этим поделать, потому что он сам избрал этот путь. Еще какое - то время дрожа в моих руках, он не сдержался и впился в мои губы своими, словно вампир, не пивший крови много сотен лет. Он хотел умереть подо мной - не хотел убивать себя снова, и я сделал всё, чего он хотел. Я слышал его стоны, крики, сквозь которые едва уловимо пробирались всхлипы. Он умер вновь, но обещал переродиться. Проснувшись утром, я не нашел его рядом с собой. Но на тумбочке он оставил записку:

"Ушел в библиотеку."

Я волновался как никогда в своей жизни. Пытался звонить ему весь день, но в ответ лишь гудки. Решив отвлечься работой, я заменил кого - то, оставшись в кафе на весь вечер. Домой я вернулся лишь к ночи, уставший, словно батрачил за троих (хотя так всё и было), и голодный, как зверь. Нэйтана не было дома и я снова заволновался. Ещё утром я понимал, что ни в какой он не библиотеке, а шляется невесть где, пытаясь забыться, но я надеялся, что он вернется. Заметив на телефоне непрослушанное сообщение, я нажал на красную кнопочку, а сам пошел на кухню греть ужин. "Привет, Крис. Прости, я сегодня не успею к ужину. Мне правда очень жаль, но" - голос Нэйтана прервался на секунду. Я уже знал, что слышу его в последний раз, но сделать уже ничего не мог. Опоздал. - "Я правда тебя люблю. Пожалуйста прости" Я опоздал. Его похоронили на местном кладбище, со всеми почестями, но я не мог на них присутствовать. Приехали родственники, одногруппники, друзья. Все плакали, не веря тому что происходит, а я стоял в ста метрах от свежей могилы не в силах проронить ни слезинки. Как Нэйтан. Мы и правда были так похожи. Слишком похожи. Я тоже начал умирать, слушая сообщение, оставленное на автоответчике. Я слушал его столько раз, что запомнил каждое словно, каждую паузу и каждый вздох. Я собрал его образ вновь, по осколкам битого, раздробленного прошлого, в котором он ещё...жив. Ещё счастлив, ещё смущен, ещё мой. Я подошел к автоответчику, нажав на кнопку: "Даже на том свете тебе от меня не спрятаться. Я иду за тобой, Нэйтан Джонс."