Я одеваюсь и в руки беру косу. Вновь в кабинете не выдалось посидеть. Так. По пути нужно будет проверить суд. Вдруг обвиняемый вздернулся на гвозде? ©Листомиров.
Аято свою работу любил. У неё было много плюсов.Обрекать людей на смерть — раз. Смотреть на их страдания, на расширенные в ужасе глаза, на выражение лица перед самым концом, и получать от этого чрезмерное удовольствие — два.Возможность уединиться с обвиняемым и вкусить его крови — три.Не жизнь, а сказка. И ради всех этих плюсов он был готов пойти против своей неприязни к религии. Она, во всяком случае, давала ему то, чего требовала его чёрствая душа. Зрелищных и кровожадных смертей. Еду. Да и жилище, отведённое Аято, было неплохим. К тому же, надоедливая семейка найти не сможет. После убийства собственной матери в Аято что-то надломилось. Собственное существование потеряло всякий смысл. Ненавистная женщина была мертва, убита собственными руками, и от того, что миссия выполнена, стало пусто и как-то глупо.Убив одного, захотелось снова жертв, ещё и ещё. Братья только раздражали, а в жертвенных невестах уже не виделось ничего интересного, кроме источника пищи. Вскоре такое существование надоело, и он покинул особняк. Скитался долго, пока не подвернулось такое вот заманчивое предложение. Священник, хорошо осведомлённый в делах вампирских, предоставляет ему кровь, хорошее жильё, приличную плату, а взамен Сакамаки становится вершителем чужих судеб. Ничего плохого в этом Аято не нашёл, наоборот, душа требовала и ждала. Когда-нибудь он вернётся. Но пока что здесь ему вполне нравилось. Аято вздыхает, цепляя на очередную пойманную жертву железные кандалы. Обводит её равнодушным взглядом, даже не силясь что-то запомнить. Слишком много таких он повидал, обречённых на смерть.Хотя эта поражает своей юностью. На вид и шестнадцати лет не дашь. Девчонка с чёрными, как уголь, волосами, лицо веснушчатое, детское. Руки её были изранены, впрочем, как и стопы, которые едва виднелись из под подола платья. И в чём эта малявка обвиняется? Впрочем, не важно. Судить её всё равно будет он, а значит, из костлявых рук смерти этой девице не убежать. Обвиняемая покорно идёт вслед за Аято, однако лицо её выражает недовольство, и она периодически шипит сквозь зубы, вероятно, от боли из-за ран.Вампир равнодушно вышагивает дальше, никак не реагируя на шипение и возгласы на иностранном языке. Кажется,латынь. — Покайся в грехах своих! — Кричит священнослужитель, окрапывая стоящую перед ним девушку святой водой. Черноволосая лишь фыркает и отплёвывается, а губы в усмешке кривит. — Ваш ненаглядный Божок дал мне в разы меньше, чем Дьявол. —Шипит, буквально выплёвывая каждое слово. Остра на язык, подмечает Аято, искоса наблюдавший за сценой. Но всё это не вызывает сильного интереса, ибо все поначалу смелые сюда приходят. А потом ломаются, как фарфоровые куколки, смиряются с судьбой. Таковы правила инквизиции. Невиновных нет. Людей пытают морально, не давая и шанса. В конце концов, каждый ломается, признаёт вину. А если ещё и других преступников выдадут — вдвойне хорошо. Девчонка заливисто хохочет, когда священник разражается очередной тирадой про грехи и выливает на неё огромную порцию воды. — Плевала я на ваше раскаянье. — Ядовито шелестит, тихо, словно змея. Служитель Божий сводит брови у переносицы и гневно смотрит на деву. — Отведи в темницу это отродье, сын мой. — Бросает он, обращаясь к Аято. А та только глаза закатывает, да издаёт очередной смешок, бесстрашно глядя в глаза инквизитора. Зелёные, цвета насыщенной травы. И пустые. Усмехается, когда Сакамаки толкает её в спину, призывая идти, и причитает на всё том же иностранном языке. Аято ведёт её по коридорам, безразлично всматриваясь в подол платья. А рядом миряне злорадствуют. — Ведьма! — Сжечь на костре! Девица с сожалением выдыхает, чуть поворачивая голову в сторону своего конвоира. Угольные волосы лезли ей в глаза и закрывали половину лица. Смотрела она с явным сожалением на людей и едва слышно цокала языком. Чувства обвиняемых предельно просты. Страх, ненависть, обречённость. Аято же не видел в ней ничего, кроме едва сквозившей печали. Они наконец достигают нужной комнаты, вампир отворяет тяжёлую металлическую дверь, подталкивая обвиняемую в спину. Она неожиданно подаёт голос: —А когда-то эти люди благодарили меня, ведь я лечила их. Аято хмурится, но молчит. Он не привык разговаривать с жертвами. Все эти беседы пусть со священниками ведёт,а он всего лишь палач. Клыки стали прорезаться, и юноша ощутил вспышку боли в губе. Никто ведь не будет против, если он немного перекусит? Инквизиторы всё равно стоят по рангу выше священнослужителей, а значит те не смогут ему перечить.Да и кто узнает? Аято улыбается и хватает девушку за оголённое плечо, не стесняясь обнажить клыки. Та отшатывается, смотря с непониманием. Потом губы трогает мимолётная улыбка, и она просто спрашивает: — Дитя ночи? Аято замирает на секунду, действительно удивлённый такому повороту событий. Терминология, не присущая людям. Интересно. Редко встретишь здесь истинных волшебных существ, а не тех, кого таковыми просто нарекли. — Ну а ты дитя Лилит, полагаю? —Верно. Затем швабра,что до этого мирно стояла в углу, приходит в движение, чуть поднимаясь в воздух. И тут же с глухим стуком падает вниз, а ведьма раздражённо цокает языком. — Перестань. — Аято приказывает. — Ты всё равно не способна колдовать, пока твои руки в кандалах. — Да, ты прав. — Протянула девушка, разворачиваясь и спокойным шагом направляясь к деревянной лавочке. Подол платья зашелестел, когда она уселась.-Можешь перекусить моей кровью. Ты ведь за этим сюда пришёл. Вампир смотрит на неё, пытаясь что-то разглядеть в глазах. Нет ни страха, ни тихого ужаса, лишь какая-то тоска проскальзывает в зелёных, с кошачьими зрачками глазах. Она наклоняет голову вправо, подставляя свою шею, на которой пульсировала вена. Инстинкт у Аято мгновенно сработал, тело заломило. Девчонка смеётся и жестом подзывает инквизитора к себе. Тот не медлит, со всей скоростью, присущей вампирам, подходя и наклоняясь к шее. Клыки с характерным звуком прокусывают бледную кожу, после чего алая кровь попала в рот. Вкусно. Аято делает большие глотки, смакуя жидкость во рту, а ведьма тихонько вскрикивает, но тут же расслабляется, позволяя ему запустить пальцы в её тёмные волосы. Аято давно не ел. И должен получить своё. Постепенно укусы перемещаются к плечу, идут по руке, достигают запястий. Из маленьких ранок тоненькими струйками стекает кровь, неприятно щекоча кожу. Девушка терпеливо выносит и это, и вспышки боли. Она лишь цепляется ладошками то за собственное платье, то за одеяние парня. Отпустив руку ведьмы, Аято выпрямляется во весь рост, смотря на ту сверху вниз, демонстрируя своё превосходство. Так и есть. Она — жертва. Жертва инквизиции. Жертва вампира. Лёгким движением руку поднимает девушку и всматривается в глаза. Она не боится. И не боялась никогда. Ведёт себя совсем не как жертва. Бесит. Его должны боятся, должны чувствовать ужас. Влажные, кровавые губы легонько коснулись её губ. Клыки задевают нежную кожу, и из тонкой девичьей губы стекает кровь. Девушка морщится, но на мимолётный поцелуй отвечает. Совсем необычный и не к месту поцелуй. — Как твоё имя, ведьма? — тихо спрашивает Сакамаки, уже отойдя на приличное расстояние и вытирая рукавом кровь с губ. Черноволосая приподнимает брови вверх, с интересом рассматривая собеседника. — А имеет ли оно смысл, вампир? Завтра утром уже ничто не будет важно, ведь так? — Хорошо. Пусть так.***
— Ты веришь в загробный мир? —Обращается к вампиру девушка, наблюдая, как под её ногами раскладывают поленья. Тонкие и бледные запястья были намертво привязаны к столбу. Аято скользит взглядом по её лицу, смиренному и печальному, а затем, чуть помолчав, отвечает: — Возможно. — В таком случае, жди меня там. —Её губы растягиваются в улыбке, самой настоящей, самой искренней. — Ваша Вера. — голос, громкий и мелодичный, неожиданно раздался на месте казни. — Костёр инквизиции, жгущий только лишь тело. А так как души уже нет, то ешьте жаркое! Приятного вам аппетита! Невообразимая тишина воцарилась на площади. «Смелая» — думает Аято, видя как перекосились от злобы лица священников. Мгновенно вспыхнул огонь, стремительно разгораясь и настигая приговорённую на смерть.Когда же он дотянулся до подола её платья, она произнесла: — Моё имя Мелисса, вампир. Помни, что я жду тебя там. Прощай. И ведьма растаяла в дыму, поглощенная огнём. Она медленно исчезала, покидала этот мир навсегда. Однако Аято знал, что «там» они не встретятся. Впрочем, как и она сама. Вампиры бессмертны. Казнь удовольствия не принесла. Жажда убийств, пролития крови невиновных, всё смешалось в один неистовый тайфун. Наблюдая за смертью, коих в его жизни было уже и не счесть, инквизитор чувствовал себя пустым. Возможно, пора наконец вернуться домой.