summer on you

— Салют. — И тебе. — Жаркий денёк. — Ага… Неловко. Дико неловко; Ёрым чувствует это кончиками дрожащих пальцев. Дун Сычен безумно привлекательный, но безумно, привлекательно (?) стеснительный, и она — также. Так что первое свидание грозит обратиться громким провалом. Кроме того, с какой-то стати они отправились в аквапарк. Ли Ёрым отродясь ненавидит всё, что касается воды, однако право выбора ей не досталось: стоило Сычену смущённо растянуть на лице улыбку — и она кивнула, даже не услышав из его уст это зловещее «Акваворлд»; а затем менять место встречи или и вовсе отказываться было бы неправильно. Такая уж у Ли натура: если она пообещала/согласилась/решила, то даже под дулом пистолета не откажется от своих слов. Сычен всегда говорил, что завидует её упрямости, и пусть она не понимала, что в этом такого замечательного, ей было приятно, что это глупое и бесполезное качество парню по душе. Именно поэтому со временем Ёрым стала гордиться собственной способностью идти, не сдаваясь, вперёд, до самого конца. В Сычена она тоже влюблена не первый год (восемь лет практически), но у неё ни разу не возникло желания похоронить чувства к нему. Иногда было больно, иногда — невыносимо горько, иногда — смертельно мучительно, и всё же она продолжала любить Дуна и тайно лелеять надежду на взаимность, несмотря на его ветреность и постоянно сменявшиеся объекты симпатии. С его внешними данными практически все девушки, на которых он обращал внимание, проявляли взаимный интерес, и в конце концов он обзаводился новой очередной подружкой, но это никогда не длилось достаточно долго, чтобы перерасти в нечто покрепче и поважнее. На самом деле Ёрым знает обо всех его интрижках только потому, что они живут рядом и часто гуляют вместе из дома в школу и обратно. Больше их ничего не связывает, они никакие не приятели, а Сычен просто очень открытый человек, так что готов рассказывать о себе каждому встречному. Однако каким-то образом у них сейчас первое свидание, и Дун, вроде как опытный и разговорчивый, отчего-то, краснея, произносит только самые заурядные фразочки, и Ёрым, краснея, отвечает так же заурядно, делая их похожими на двух придурковатых младшеклассников. Между ними ни разу за восемь лет знакомства не возникало такого напряжения. Обычно они шутят и смеются или спорят до потери самообладания, но и в такие моменты они остаются просто дружными соседями, а теперь… Что теперь? — Господи, как глупо, — Ли хихикает, накрывая лицо ладонями. — Что именно? — Сычен в лёгком недоумении. — То, как мы себя ведём. Может, лучше расслабимся и повеселимся? — она вдруг опускает руки и хватается ими за его, дуновы, большие, бледные, с длинными тонкими пальцами. Тёплые. Улыбается, мысленно гладя себя по головке за решительность. Правильно. Раз уж Сычену нравится её такой характер, то она будет упрямой до самого конца и не позволит ему заскучать или, и того хуже, разочароваться в ней. Ёрым слишком долго его любила, чтобы тогда, когда у неё наконец появился шанс, упустить его, так и не попробовав что-нибудь предпринять. Она постарается сделать всё правильно.

[♡]

— Вот, держи. Сычен протягивает ей вафельный рожок с тремя шариками мороженого, и она радостно восклицает: — Именно такое, как я хотела. Спасибо! Ёрым не врёт: лимонный, арбузный и черничный — её любимые вкусы. Лимонный — потому что такую конфету Сычен дал ей в их первую встречу; арбузный — потому что такого оттенка было её платье, которое понравилось Сычену (с тех пор она носила это платье каждый день, несмотря на мамины просьбы позволить ей постирать его [в конце концов пришлось снять его, так как она из него довольно скоро выросла]); черничный — потому что просто вкусно. Пусть Ли и ругает себя частенько за то, что вся её жизнь строится на мыслях о Сычене, иногда мелькают подобные детали, никак с ним не связанные, и это даёт ей ощущение некой свободы. А в следующее мгновение она понимает, что даже эти детали пробуждают в сознании воспоминания о Дуне. Например, она уверена, что сосед одно время был буквально помешан на черничном чае (или всё-таки ежевичном?); ещё — он определённо точно когда-то пользовался парфюмом с черничными нотками. В общем, вот. Её мир действительно вращается вокруг одного человека, как бы ни было неприятно это признавать. Недавно, кстати, в связи с тем, что это его последний год в школе и можно уже не волноваться по поводу формы и прочего, Сычен перекрасил волосы в чёрный. Насыщенный чёрный, сменивший каштаново-коричневый, никогда не нравился Ёрым, но Дуну так пошло быть брюнетом, что теперь этот цвет у неё чуть ли не любимый. Жутко, конечно. Ли и сама догадывается, как это, должно быть, мерзко выглядит со стороны: то, что она буквально зависит от Дун Сычена. По крайней мере она не набивается ему в друзья, не пытается искать встреч с ним в школе, не преследует его как сталкер, и это единственное, что её радует в отношении к нему. В остальном она полная дура.

[♡]

— Если честно… — Ага? — Я совсем не умею плавать. Совсе-е-ем! И… я немного боюсь. Ёрым решается признаться только на самой вершине горки, когда их очередь неумолимо приближается. У неё дрожат коленки и пальцы (и голос), лицо бледнеет, глаза бегают вверх-вниз-вправо-влево, губы по инерции поджимаются. Она не сразу чувствует, как их касаются чужие — пухлые, мягкие, не настойчивые. Сычен целует её прямо здесь, среди кучи людей в купальниках, ладонями обхватывая её лицо, прикрывая веки, прижимаясь к ней голым торсом. И откуда в нём взялась такая смелость? Ёрым никогда не думала, что это может быть настолько приятно: прижиматься губами к губам, вплетать пальцы в абсолютно чёрные шелковистые волосы и ерошить их, ощущая на щеках капающую с них воду. Ли никогда прежде такого не испытывала; впервые за восемь лет в голову лезет осознание того, какая она на самом деле крошечная рядом с высоким и статным Сыченом. И хочется больше, ещё, по-взрослому, по-настоящему, но Дун отстраняется от неё, заставляя издать разочарованный вздох. — Я поеду первым, а ты прямо за мной. Буду ждать тебя внизу, хорошо? Не бойся, — он шепчет ей в макушку, а затем садится в баллон, чтобы скатиться с горки. Ёрым кивает и по-прежнему ничего не понимает. Кто она, где она, что должна делать. Всё происходит само по себе, автоматически, и вот она уже в тёмном туннеле, несётся по спирали вниз, глупо хлопает ресницами и вдруг словно просыпается: ей страшно, страшно, до безумия, до стука зубов друг о друга, и она жмурится, мечтая, чтобы это поскорее закончилось. Желудок точно прилипает к рёбрам; её мутит; наконец — свет, чьи-то силуэты, голоса. Голос. — Ёрым-а! Её подхватывают на руки, и она вмиг успокаивается, наполняется какими-то необъяснимыми лёгкостью и умиротворением. Улыбается, не открывая глаз… — О боже, Ёрым, твой купальник! …и только потом понимает, как облажалась. «Чёртовы завязки. Чёртовы завязки. Чёртовы завязки», — как мантру повторяет она про себя, стремительно заливаясь румянцем. Кажется, даже уши краснеют. А унизительнее всего то, что именно Сычен пытается теперь разобраться с этими завязками. Возится с ними, заставляя смущаться сильнее. «Чёртовы завязки!» — продолжает Ёрым и тотчас спотыкается о собственную мысль, стоит только Сычену коснуться губами её родинки сзади на шее, которую он до этого упрямо тревожил тёплым дыханием. — Извини, я давно мечтал это сделать, — тут же принимается он оправдываться. — У тебя, помнишь, была раньше короткая стрижка? Ты ещё носила тогда своё арбузное платье. Я каждый день видел эту родинку и каждый день мечтал поцеловать её, — его тон немного неловкий, и Ли почему-то становится дико смешно. Она хихикает, спрашивает с улыбкой: — Почему? Почему ты так страстно этого желал? И поражённо замолкает, услышав его ответ: — Я просто всегда до безумия любил лето*. Это то самое? Тот самый счастливый конец? Эпилог её восьмилетней истории? Ли Ёрым не уверена, но что она знает наверняка — её мир крутится вокруг Дун Сычена, и она никогда не сможет быть счастливее, чем в это самое мгновение.