Любимый убийца

Ты спишь и видишь меня во сне: Я для тебя лишь тень на стене. Сколь неразумно тебе и мне Не верить в силу дорог.

      Вас раздражает тот факт, что с вашим мнением не считаются? Делают то, что вам не нравится: скажем...убивать людей? Этот факт безусловно бесит, раздражает, заставляет злится и срывать голос крича в пустой комнате, но что мог сделать маленький ребенок? Ничего. Ни - че - го.       Отабек мирился со всем, что ему говорили, нет, даже, внушали родители. Покорно следовал указанием, а вместо банальной похвалы чаще всего слышал: "Ты наследник высших тамплиеров, так веди же себя достойно! Не позорь нашу семью!". Отабек кривился, когда ему приказывали убивать мирных жителей, нарекая их еретиками и сторонниками Сатаны. Алтын не любил убивать, но делал это под давлением своих родителей и командора.       С тех пор немало воды утекло и Алтын уже стал маршалом тамплиеров. Его день был так же мрачен и однообразен, как и раньше, только хлопот добавилось. Вместе со своим отрядом он следил за порядком на улицах города и наказывал нарушителей этого самого порядка. Ничего примечательного в этом нет.Ничего примечательного нет в том, что люди, хоть и уважают тебя, но смотрят как на монстра, машину убийств. - Мы - тамплиеры, действуем не правильно. Если так и дальше пойдет, то наша деятельность к тысячам смертей. Я не этого хочу.       В ответ - молчание. Секунда, и тишину разрывает звонкая пощечина. Отабек молча опускает голову, рассматривая мраморную плитку. - Да как ты смеешь?! Мы обязаны церкви и нашим защитникам - тамплиерам!Если бы не они, мы бы сейчас жили как кочевники в полях и ели дохлых крыс! Сынок, на главной площади проходит сожжение еретиков, ты, как маршал, обязан быть там и начать казнь. Поспеши, и чтобы сегодня ты мне на глаза не попадался!       Казнь. Сожжение еретиков - это своеобразное развлечение местного населения всегда вызывало у Отабека отвращение. но таковы законы, таково желание Папы Римского. Что мог сделать простой маршал? Ничего. Ни - че - го.       Отабек знал, что монарх играет роль декорации, подобно тех, что можно было увидеть в театрах, и, на самом деле, все принадлежит Папе и его треклятой армии. Знал, что крестовые походы - это всего лишь действенная схема уменьшить численность население, расширить территории и набить сокровищницу золотом, а не "дорога искупления грехов". Другое дело ассасины: вольные, сильные, умелые и преданные воины. Алтын всегда втайне восхищался ассасинами, знал их кредо, знал о них многое и понимал, насколько их цели разнятся.       Площадь была переполнена людьми, которые кричали, смеялись, швыряли в смертников мусор. Если бы на троне сейчас сидел мудрый монарх, он бы не допустил такого! Да, возможно, и при короле были бы публичные казни, но поведение людей при этом было бы другим. Отабек подошел к одному из столбов, на котором был прикован мальчик. - Как же ты сюда попал, малыш? Возле мамы не сиделось?       Их взгляды пересеклись. На удивления, в них не читалось ни мольбы о пощади, ни отчаяния. Мальчик смотрел на маршала уверенно и даже с некой злобой. Отабек был поражен спокойствием и решительностью этого паренька. Бездействие маршала затягивалось, недовольство толпы нарастало с каждой секундой. Алтын дрожащей рукой потянулся за факелом и, перекрестив мальчишку, поджег хворост у подножья столпа. - Не правильную компанию ты себе выбрал, мальчик.       От внимания Отабека не ускользнул и традиционный костюм ассасинов, и перепачканная кровью и грязью татуировка с гербом убийц. - Я помолюсь за упокоение твоей души - Встретимся в преисподней, feccia*       Слова мальчика звучали уверенно и мгновенно обвили сердце Отабека, словно ядовитые змеи. Маршал не понимал, почему слова мальчика так сильно его задели. Может, потому, что это было правдой? У молодого ассасина было достаточно поводов, чтобы ненавидеть Отабека.       Публичная казнь - бессмысленная и варварская забава. Публичная казнь - это жестокая реальность, от которой Отабека тошнит. Алтын брезгливо морщится и отворачивается и отворачивается от горящих тел. Шум на площади стих, но в следующую секунду послышались воссторженные "охи" и "ахи", голос епископа гример одержимо и грозно: "Поймать неверного!" ***       Мальчишка бежал сквозь толпу, иногда переходя на быстрый шаг ловко обходя людей. Левая нога и ладонь будто горели адским пламенем. Выбраться из стальных оков было не так уж и легко, а железо накалилось слишком, впиваясь змеем в кожу и оставляя на нежной, светлой коже уродливую метку. Юра смог быстро улизнуть с площади и до хромать до ближайшего тихого двора. Боль в ноге не отступала и не в силах больше нормально стоять, Плисецкий сполз вниз по стене, прикрывая глаза.       Кто - то садится рядом и бережно проводит пальцами по обожженной руке. Это касание было настолько приятным, что Юрий не сразу воспринял опасность, но, когда разум мальчишки проснулся, Юра испуганно отдернул руку и приставил к шее тамплиера кинжал. - Наконец - то нашел. Я поражен вашим умением скрываться. Ваш орден, намного способнее и хитрее нашего. Позволь, я обработаю твои раны?       Отабек отложил в сторону свой меч, и достал из своей сумки какой - то пузырек и бинт с чистой, стерильной тряпочкой. - Грешки замаливаешь? Запомни, тамплиер: Сатаною жил, Сатаною - сдохнешь. - Ты - Юрий Плисецкий? Я много о тебе слышал, говорят, ты самый умелый ассасин, не смотря на свой юный возраст. - Допустим это и так, тебе то что, лицемер проклятый!!       Мальчик вскрикнул от неприятного жжения и машинально вцепился в плечо тамплиера, наблюдая, как Отабек бережно обматывает бинтом ожег. - Сказать по правде, я с детства восхищался вашим орденом. Мне казалось, что... ваша философия легче, проще для восприятия, а деяния благие. Я всегда восхищался тобой, а если была возможность увидеть тебя в народе: на задание или по другому поводу, то пытался запомнить отточенные движения, перенять технику... И, должен сказать, что влюблен в тебя.       Отабек долго смотрит на тонкие губы мальчика, а после Алтын привстаёт, касается своими губами его, надавливает языком на верхнюю, слегка прикусывает её. И Юра, правда, пытается не отвечать, кладёт руки на плечи тамплиера, сжимая жесткую, холодную кольчугу. Поцелуй влажный, страстный Капюшон стягивается со светлой головы, а Юра прижимается к тамплиеру. - Ti amo*. И по этому должен сделать это.       Плисецкий отстранился от тамплиера и взглянул на него так, словно видит в последний раз. В глазах убийцы не было укора, не было ненависти, лишь жалость. Жалость к чему? К Отабеку? Ответ сам напрашивается, когда на кирасе тамплиера расцветает алый бутон, а тело пронзает адская боль. Клинок ассасинов был остр и какая - то пошарпанная кольчуга не способна была защитить от острия клинка. Отабек стремительно теряет силы и свое сознание, последние, что доносится до его слуха это слова мальчишки: - Мы обязательно будем вместе, только не в этом мире.