У нас еще будет время.

Вы никогда раньше не слышали эту историю? …Он бежал, спотыкаясь, задыхаясь, сгорая, но не останавливаясь. Он бежал, не обращая внимания на графов и графинь, которые со вздохами и презрительными взглядами провожали юношу. Он бежал по узким улицам между домов, хватаясь за шершавые каменные стены руками, чтобы хоть как-то облегчить свой путь. Он бежал, думая лишь об одном человеке, его человеке. О мальчугане с постоянно торчащими в разные стороны волосами, с грязными от сажи щеками, с мозолистыми от вечной не прекращаемой работы руками, сладко пахнущем сеном и парным молоком. О Тэхене. О приближающейся казни любимого молодой граф узнал накануне совершенно случайно из разговора своей матушки со служанкой. Он должен был услышать об этом от нее за трапезой, после смерти Тэхена, когда было бы слишком поздно спорить, слишком поздно идти на компромиссы, слишком поздно для всего. Чонгук и думать не мог, что когда часы на площади пробьют пятнадцать раз: его жизнь утратит какой-либо смысл к существованию вместе с утратой самой жизни любимого. Глаза начали мутнеть, когда он услышал первый звон колокола, и страх стал пожирать его полное самообладанием тело. — Только бы успеть, — шептал он, утирая слезы. « — Дорогой граф, Вы не должны делать этого, — звучал низкий бархатный, как горячая карамель, голос раба. — Если кто-нибудь узнает, Ваше положение в обществе будет…  — Тш-ш, — мурчал Чонгук в ответ. — Почему ты так волнуешься из-за этого? Они были в покоях молодого графа. На мягких покрывалах лежал Тэхен, а над ним нависал Чонгук. Он мягко целовал его смуглую шею, заставляя мелкого раба дрожать от ласки своего господина, дышал на мокрую дорожку, оставленную им самим, и наслаждался, когда замечал, что нежная кожа покрывалась мурашками. — Тэхен, разве ты не переживаешь за себя? — продолжал молодой граф, иногда заглядывая в темные глаза. — Знаешь, что они сделают с тобой, если узнают? — Нет, — судорожно вздыхал он, когда чувствовал укусы на своих ключицах, крепко сжимая при этом шелковое покрывало в руках. — Они убьют тебя, — строго ответил Чонгук, обхватив руками его шею. — Они казнят тебя. Проговорив это, Чонгук заглянул в напуганные глаза раба, пытаясь прочитать в них что-то сокровенное, граф ухмыльнулся и поцеловал его губы. Он наслаждался этим трепетом, исходившим от Тэхена. Он любил его запугивать, заставлять жаться к себе, как делают котята в поисках защиты и крова. — Тебе все еще не страшно? — прошептал он в его ухо, не отпуская шею из рук. Он мягко поглаживал свои отметины на любимой коже. — Мне страшно. -Почему же? — Мне страшно, молодой граф, — он остановился, словно бился в сомнениях, но, черт возьми, Тэхен не мог молчать вечно! — Мне страшно, что я никогда не смогу признаться. Настолько сильна моя любовь к Вам, что я готов утащить Вас за собой в ад, если это потребуется…» Он был уже достаточно близко, когда прозвучал предпоследний железный звон. И он уже был на площади, когда прозвучал последний колокольный звон. Задыхаясь, он пробирался сквозь толпу людей, ждавших хлеба и зрелищ. Расталкивая грязных рабов в стороны, он спотыкается и падает прямо на каменную землю, стирая под шелковой тканью своей одежды нежную кожу. И вот оно — лицо любимого, как всегда грязное, побитое. Тэхен со связанными руками за спиной стоял на коленях прямо посередине площади, его голова покоилась на небольшом срубе дерева, рядом качался упитанный мужчина, также как и Чонгук разодетый в шелка пестрых цветов, а недалеко от них точил свое оружие палач. -…Ты грязное отребье, посмевшее посмотреть в сторону нашего молодого графа! — низкий и кашляющий голос заставлял деревенеть Чонгука. Он должен был встать с земли, но ноги не слушались, а руки и вовсе начали дрожать. Он должен был кричать, но голос внезапно куда-то пропал, заставляя его рот открываться в немом молчании. — Тебе не позволено даже последнего слова, урод! Ты смертен и сейчас же почувствуешь это на своей шкуре. Палач подходит к рабу, заносит над ним мерцающее оружие. Тэхен жмурится, принимая со слезами свою учесть. — НЕТ! СТОЙТЕ! — внезапно возникший из неоткуда голос Чонгука прорезал всех, стоящих рядом с ним. Его глаза горели огнем, а на шее выступили вены. — ЭТО ПРИКАЗ! Но было слишком поздно. Тэхен перед смертью успевает широко раскрыть глаза, узнав голос любимого графа и… и больше не закрыть их самостоятельно никогда. Любовь сильна, но не значит, что непобедима. В толпе раздаются вздохи, крики, ругательства, но Чонгуку все равно. Он не верит, не верит в произошедшее. Его любовь погибла, была уничтожена, стерта кровью, невозвратно закончена. Замечая лужи крови и понимая, чья она, Чонгук начинает кричать, медленно ползти к мертвому телу… Он готов умереть прямо сейчас, вслед за ним. Если бы он знал раньше, то умер бы прежде, чем это произойдет с любимым, он не хотел чувствовать эту сжигающую душу боль… В голове мелькали одна за другой мысли, подобно самому сильному ветру, сносящему все на своем пути: «Ты должен вернуться ко мне, Тэхен!» «Ты не имел права уходить от меня!» «Ты должен утащить меня за собой в ад, как и говорил…» Вы верите в реинкорнацию? …Он собирался зайти в школу, когда кто-то толкнул его, от чего Ким не удержался и упал на холодный асфальт. Его очки отлетели в сторону и наверняка потерпели серьезную поломку. Тэхену не нужно было говорить, кто это сделал: он и так знал, что это Чонгук. Чон Чонгук — единственный, кто мог подшучивать над Тэхеном, все кто находились рядом с ним могли больше не вернуться в свой класс к своим друзьям. Об этом знали все. Неуклюже проводя руками по черному камню, он никак не мог нащупать их, и зарычал, когда почувствовал, что руку придавили кроссовком. -Эй, Тэхен-ни, ты дашь мне домашку? — совсем по-детски спросил его парень. Тэхен что-то промычал в ответ. Он уже привык, что над ним издевается каждый встречный-поперечный. Самый умный ученик школы являлся боксерской грушей Чонгука и предметом насмешек со стороны одноклассников, пока этого не видел тэхенов надзиратель. Если же Чон узнавал, что кто-то бросается в его бедного мальчика издевками, то все поголовно лишались своих частей тела на некоторый промежуток времени. — Но ты обещал, Тэ, — сладко проговорил Чонгук, поднимая его очки. Он смотрит на покрывшиеся паутинкой стекла и наигранно вздыхает. — Оу-у, похоже, и этим очкам пришел конец, хочешь я куплю тебе неубиваемые, а то мне уже жалко, сколько денег ты тратишь лишь на одну замену их оправы. Тэхен выдергивает свою руку из-под ступни хулигана, встает и забирает очки, быстро надевает их. Теперь он все видит четко, правда, через мелкие прорези. Невозмутимый Чонгук, постоянно подшучивающий над ним, закусывал свои красные губы. Тэхен сглатывал, лишь от одной мысли об этих губах, и также пытался повторить чонгуковы действия за ним. Чтобы не показать свое смущенное багровое лицо, он спешит удрать от Чонгука, но не все так просто! Не успевает Тэхен даже отвернуться от него, как Чонгук хватает его за запястье и шепчет, приближаясь к его проколотому уху: — Не забывай о своем обещании, Тэ-хе-ни. Ты ведь не хочешь, чтобы меня отчитали дома родители? -Не-нет, — хрипит Тэхен и неосознанно смотрит вниз: на руку, так крепко обхватившею его. Вовремя спохватившись, Ким вырывает ее из хватки. — Отвали! Ким сбегает, прикрывая свое лицо рукой, словно поправляя поломанные кривые очки. Но мы-то знаем, что это не так, как и знает об этом Чонгук, поэтому он хитро ухмыляется и снова закусывает свою губу. Наслаждаясь своими издевательствами, Чон все ждет, когда же парень не выдержит и набросится на него с кулаками, которые ему придется приковать к стене, пока… — Ничего-ничего, — смахнув навязчивые мысли, проговаривает он. — У нас еще много времени, Тэхен.