Сказка, нарисованная инеем

«…деленный на манго, будет равен косинусу морских огурцов, помноженному на вектор ума черепахи…» — выводил аккуратным почерком на доске учитель. Ученики сосредоточенно писали что-то в своих тетрадях. Русоволосая девушка, сидевшая во втором с краю ряду, как и все, записывала это бредовое уравнение и решение к нему. Внезапно, как будто очнувшись, она подняла голову от парты и оглянулась, словно бы видя все в первый раз, откинулась назад на стуле и задумчиво почесала в затылке, наблюдая за происходящим. Обычно такого ее сознание не выкидывало, но зато хотя бы не кошмар. Мда, это же надо было… Иногда кульбиты ее мозга поражали ее саму. Девушка взяла лежащий рядом дневник, хихикнула, подумав, что, может, сон вещий и стоит заглянуть и посмотреть оценки, глянула на написанное на нем имя. «Тива». -Ну, пусть будет «Тива», — хмыкнула. «Итак, в кои-то веки я очнулась…» Теперь оставалось незаметно просочиться к двери, уже примеченной в уголке граничащей с улицей стены класса, избежать «охраны» и улизнуть. Ученики совершенно не обращали внимание на хозяйку сновидения, продолжая строчить в тетрадях. Как только она начинала осознавать себя, становилась этакой невидимкой для второстепенных персонажей сна. Ее замечал лишь, как девушка его называла, «охранник». Их могло быть и несколько. Охранник все время пытался мешать девушке выйти из сна, остановить ее, заболтать и снова усыпить. Бывало, еще какой-нибудь основной персонаж мог выкинуть что-нибудь, но случалось это пока всего два раза. Учитель обернулся к классу и в упор немного бессмысленным взглядом посмотрел на девушку, которая уже чуть привстала со стула, намереваясь начать операцию «побег из первого сна». Итак, вот охранничек и обнаружился… Один — значит, будет проще убежать, если не получится решить проблему… эээ… мирно-дружелюбно. Но также это значило, что будет много «бла-бла-бла» и не самых глупых попыток ее усыпить. Роль охранника играл в этот раз учитель алгебры. Алгебру Тива даже любила. Но учитель сейчас, кажется, был чем-то вроде собирательного образа всего самого противного, что девушке приходилось видеть в учителях. Не слишком повезло, но в целом ничего страшного. -Простите, можно выйти? — произнесла Тива, подняв руку. Учитель обернулся, поправив странные очки, выглядящие, как колеса от велосипеда. -Вы решили уравнение? — недовольно поджав губы, немного гнусаво спросил он. -Э-э-э… Да-а-а… — неуверенно протянула русоволосая и, не зная, как быть, бросила взгляд на лежащую на парте тетрадь, разлинованную вкривь и вкось, так, что линии записей путались. — Это получается… — она прищурилась, пытаясь понять написанное пять минут назад спящей ею же самой. — Скрупулезность коэффициента вешалки в пирамиде, — произнесла она записанное и едва не расхохоталась сама своим словам. Нет, все же такие сны ей почти не встречались. Вот кошмары — всегда пожалуйста, вдосталь. Учитель задумался, бормоча себе что-то под нос, поднес руку к голове и повертел какую-то ручечку на велосипедных очках, в которых тут же закрутились-завертелись спицы колес-линз. Пока учитель думал и вертел линзами, девушка как можно тише и по возможности незаметнее поднялась с места и, воровато пригнувшись, двинулась в сторону двери. Педагог очнулся от раздумий и шевеления губами, когда она уже бралась за ручку. -Неверно! Скрупулезность пишется через И, а значит, равна самонадеянности бронетранспортера! Но девушка, победно хмыкнув какой-то чересчур легкой победе над охранником, уже потянула ручку и смело шагнула… Нет, не шагнула. За дверью, как и должно было быть по логике, которая в снах, правда, играет довольно малую роль, была отвесная, уходящая вниз стена школы. Растерянно оглянувшись, Тива зашла обратно, закрыла дверь и вновь ее открыла. За ней значился все тот же обрыв. Подняла руку и потрогала висящий на шее на шнурке затертый ключ, словно проверяя на месте ли он. Повторив операцию с закрыванием-открыванием двери, которая ничего не изменила, она почти простонала: -Ну что за?! Естественно, «победа» была легкой! Охране незачем было пытаться останавливать ее, если она не пыталась выйти за пределы сновидения, а бродила внутри него. Учитель у доски продолжал развивать свою бредовую мысль, но она совершенно его не слушала: если заслушаться, если сон слишком увлечет, то можно опять потерять контроль и сознание снова заснет, на что и надеется охранная система. Так с ней случалось довольно часто. Быстрыми шагами, умело лавируя между партами, она двинулась к двери в коридор. Охранник, перестав нести чушь у доски, было кинулся ей наперерез, двигаясь чересчур быстро, но Тива была быстрее и, почти прыгая через парты и учеников, первая добежала до двери, едва сумев затормозить. «И почему они всегда открываются на себя?!» Распахнув дверь, девушка поспешно скакнула вперед, не шибко больно, но обидно ударившись плечом о косяк. Ее охватило чувство невесомости. С того самого раза, когда она в первый раз смогла контролировать свой сон, ее удивляло это: за этим чувством невозможно было определись падает она или взлетает. Как и всегда. Тива окинула взглядом старенькую комнатку. Всегда, когда она просыпалась и выходила за дверь, попадала сюда. Всегда вещи были на своих местах. Всегда все оставалось так, как она оставила в прошлый раз. Разве что погода менялась. Иногда девушке казалось, что это зависит от ее настроения, и она пробовала управлять погодой, но попытки ощутимого результата не давали, и Тиве самой становилось смешно от своего ребячества. Иногда она притаскивала сюда, в этот домик из ее раннего детства, вещи из других снов, и они оставались тут. Получилось что-то вроде хранилища для коллекции. Тива подошла к окну, раздвинула знакомые занавески в зеленый горошек. В комнату полился теплой волной свет. Чуть надавив, девушка распахнула заскрежетавшее окно. На руках остались кусочки старой, белой, уже начавшей от времени осыпаться с деревянной оконной рамы краски. С улицы ветер принес множество запахов трав, запах знойного поля и свежей травы, запах хвои: рядом со старым — под стать и самому зеленому домику, в окошко которого и выглядывала русая макушка греющейся в теплых лучах девушки, — забором, наполовину увитым плющом и заросшим малиной, росла большая, высокая сосна, а под нею и несколько маленьких. На другой стороне усыпанной белыми камешками дороги росло еще несколько сосен, пара елочек. Сквозь ветви деревьев, иголки, как сквозь решето, просеивались солнечные лучи. Сад был заросшим, старым. Многие деревья уже почти не давали плодов, переваливались за забор, свисая своими мощными ветвями прямо до земли. Тропинка, выложенная из плитки, сузилась, поросла травой, по ней вереницей ползли-шествовали муравьи. Тива потерла глаза и повернулась. После яркой композиции летнего дня комната показалась темной даже несколько мрачной, но глаза вскоре привыкли к полумраку и этот эффект бесследно исчез, пропал. Надо было идти дальше. Девушка подошла к большому шкафу, стоявшему у оклеенной бумажными, выцветшими обоями стены и раскрыла приветственно и негромко скрипнувшую дверцу. Шагнула вперед. Декорации следующего сна были несколько… пугающими. Огромная комната, раскрашенная, словно будучи какой-то оптической иллюзией, в черно-белый ромбик, была искусно и весьма артистично забрызгана чем-то красным. Оставалось надеяться, что это вишневый сироп, томатная паста или просто краска, наконец. Впрочем, пахло действительно вишней. На всякий случай стараясь не смотреть по сторонам, Тива быстрыми шагами подошла к следующей двери, обнаружившейся в двух шагах от того места, где была первая, теперь истаявшая. Дверь была тоже в черно-белый ромбик. Узорчатая гладкая черная ручка оказалась холодной. Немного надавив на рукоять, девушка открыла ее и прошла дальше, радуясь, что ушла из темного сна. Старинный замок пах сыростью и плесенью. Побежали неудержимые ассоциации на тему огромного плесневелого сыра. Массивные камни были влажными, холодными, лучи тусклого солнца пробивались сюда маленькими стайками, словно на территорию врага, и вокруг царил неуютный полумрак. Огромные корни попадались тут и там, разрушив часть стен и забравшись внутрь помещений. Периодически валялись тут почти заржавевшие мечи, копья, деревянные, начавшие превращаться в труху щиты и почти истлевшие знамена. Костей, по всем канонам такого мрачного места долженствующих быть, тут в наличии не наблюдалось. Девушка чуть подняла бровь: что, битва прям в замке происходила, что ли? А потом все побросали оружие и удалились? Ох уж эти сны… Тива подняла валяющийся между корнями кинжальчик, аккуратно провела по заржавевшему лезвию рукой, смахивая капли влаги, потерла рукавом пижамной кофты камень, вставленный в рукоять, тот тускло сверкнул, как будто благодаря за заботу. «Эх, вот бы такой в реальности иметь, красота какая…» Впрочем, издалека послышался грохот чьих-то огромных шагов, и Тива решила больше не задерживаться, воткнув кинжал в ближайший корень дерева: брать его с собой было бессмысленно, ведь прийти за ним его можно было, если б она захотела принять его в свою коллекцию, и позже, главное — не забыть место, а тащить с собой было просто неудобно. Да и драться она не собиралась, а если все-таки очень надо будет, — мало ли ведь что, верно? — то кулак в лицо, морду, зубы, живот или еще куда — тоже средство довольно надежное и, главное, средство это, так сказать, всегда под рукой. Не стоит даже и говорить о прекрасных ножках нашей героини, которые тоже весьма помогали ей в крайне редко, правда, но случающихся во сне неприятностях — бегала она прекрасно. И в сновидениях чаще девушка, хотя и храбрилась, думая о кулаках, пользовалась именно своими ножками. Шаги грохотали, приближаясь. Не хватало еще наткнуться на охрану, которая в каждом следующем сне или становилась более приставучей, или бесследно исчезала, а от чего это зависело определись было невозможно. Надо было идти, и девушка отправилась дальше, шагнув в дверь, спрятанную на другой стороне коридора и едва ли не заросшую корнями пробившегося и разворотившего в этом месте стену дерева. На этот раз она оказалась в клетке. Вспомнишь солнце, вот и лучик! Неприятности, выступившие в данном случае этим самым лучиком, не заставили себя ждать: перед ней махал полосатым хвостом явно проголодавшийся тигр, а позади, за прутьями клетки, стояла любопытная безликая толпа, которая смеялась и хлопала. Какие-то родители держали на руках весело улыбающегося мальчишку, который так же хлопал в ладошки и показывал пальчиком на нее. -Узнаю свои сны, — буркнула девушка, испуганно и зло глядя на зверюгу. Умирать во сне было делом очень неприятным и непредсказуемым. Мало ли что. Кто его знает: проснешься или нет. Девушке было еще за чем возвращаться. Дверь была прямо за полосатым хищником, но пробраться к ней было совсем непросто. Кинжал остался в предыдущем сне, а «киса-киса» бы тут мало помогло. Тигр с рыком прыгнул, девушка с визгом отскочила вбок, заставив полосатое кошачье втемяшиться в прутья клетки, и бросилась к двери, логично отдав предпочтение своему умению драпать, а не гораздо менее прокачанному умению драться кулаками. Дух она перевела только на другой стороне, опустившись на ослабевших ногах вниз. Выдохнула, потерла переносицу, успокаиваясь и сосредотачиваясь. Деревянный покосившийся указатель, воткнутый, казалось, в густой молочный туман, покрывавший пеленой все вокруг, гласил: «Добро пожаловать…». Куда «пожаловать» было застерто настолько, что прочесть было невозможно. -Надо же, сегодня как-то даже быстрее, чем обычно. Впрочем, у меня давненько уже не получалось… — она не договорила «попасть даже сюда», наблюдая за происходившим. Туман медленно рассеивался, и она оглянулась, не зная, что будет тут, на ее самом нелюбимом отрезке пути, через который, к сожалению, было не проскочить, если хочешь выйти дальше. Зрелище завораживало и затягивало. Вокруг безбрежно, фальшиво простирался океан. Бушующий, смеющийся, грохочущий океан, покрывавший все. Все вокруг. Черные, но разноцветные волны вздымались и опускались, пена белыми, но сверкающими в блестках клоками повисала на гребнях волн и рыбкой, бомбочкой, солдатиком ныряла вслед за ними в черную бездну, бездумно и безумно разбиваясь о водные скалы и снова собираясь на гребнях уже новых волн. Колонны-здания, возносившиеся под самую крышу громадного скомканного тучами неба, которое было теперь почти и не отличить от бездны-океана, рушились, рассыпались фейерверком, сминались фольгой, разлетались картами, которые мотыльками осыпались в бездну. Небо, опиравшееся на эти высокие стволы окончатых, витых, пустых зданий тоже будто валилось вниз, в неотличимую от него самого бездну. Целые острова летели вниз, из одной бездны (неба) в другую (океана), и разбивались о тьму воды, порождая все новые громадные пугающе-черные волны, несущие в себе яркие, цирковые, пугающе-цветастые предметы. Все… Весь мир… Все, словно смеясь над нею, летело, со слезами ужаса перед гибелью на ресницах, в черноту безбрежной бездны. А за всем этим пряталась тишина, пугающая сильнее всего прочего бреда, который она осознавала даже тут, даже сейчас, даже… Но осознание того, что это лишь сон, уже медленно таяло. Девушка опять попалась. Во снах есть одно незыблемое правило: нельзя останавливаться, если хочешь пройти дальше. Нельзя замирать. Если остановишься, то останешься тут, пока не проснешься. Если замрешь, то сдвинуться с места будет почти невозможно. Все валилось с немыслимым грохотом, но вместе с тем и беззвучно, безжизненно. Это пугало гораздо сильнее, чем шквалы ветра и грохот молний. Жизни тут больше не было. Мир разложенных по полкам противоположностей смешался, перекувыроченный огромным половником какого-то клоуна. Чернота и яркость, смех и рыдания, ужас и красота, строгость и приторная распущенность, глухое от самого себя грохотание и безжизненная тишина — все смешалось в этом бурлящем потоке неосознаваемого сюрреализма. А она знала, — неизвестно откуда, только вот знание это не подлежало сомнению, как и реальность нереального, — что в этом, во всем этом, виновата только она. Она одна. Но почему же? Но как же? Как так вышло? Почему? «Что я не так сделала?.. Получила двойку? Нагрубила? Проспала недавно и на пять минут опоздала на занятия?.. Подумала что-то не то?» Мысли текли как будто сами, своим чередом, как-то сюрреалистично, неправильно, как и все вокруг. Она потерялась, забыла, что делать, что искать, куда идти, потеряла цель. Знание и непонимание своей вины никуда не пропадало, а напротив — усиливалось, поглощая ее и не давая выбраться дальше. Девушка запустила руки в русые волосы и, зажмурившись, испуганно замотала головой. -Нет! — Но крика не было. Не было ничего, только беззвучно в этой грохочущей тиши она раскрывала рот, срывала похищенный кем-то или чем-то голос. Но кто же позволит уже не хозяйке себя, а значит, и сна разрушить эту величественную тишь, эту беспорядочное безмолвие?.. Она ушла из мирной, подверженной каким-никаким правилам, подчиненной ею территории. Здесь была неуправляемая буря ее внутреннего мира, ее жизни, ее эмоций и впечатлений, ее прошлого и будущего. Здесь была неуправляемая буря внутренних миров, жизней людей, эмоций и впечатлений, прошлого и будущего. Но откуда-то издалека внезапным лучом света — а может, искрой разгорающегося пожара тьмы? — послышался тихий отклик этого отрицания, эхом ответивший, словно передразнивший голос девушки. Грохот волн, стенания неба, хруст ломающегося, крушащегося мира — ничто не могло заглушить этого эха, взрезавшего пленку застилавшей уши, грохочущей тишины. Оно заставило девушку замереть, остановиться. Обхватив голову руками, чуть согнувшись, широко раскрытыми глазами смотрела она туда, куда упал ее взгляд, но содержание, нелогичность виденного все не доходили до ее сознания. Она просто бессмысленным взором взирала на свои ноги в белоснежных мягких домашних тапочках, стоящие на чуть колышущейся водной глади, внутри которой роились беспорядочно блестки, флажки, перья затонувшего цирка-мира. Крик эха повторился громче. Слов, если они были там, не разобрать. Но она и не пыталась. Она просто завороженно пошла на звук такого знакомого, но такого неизвестного ей голоса. Она почти очнулась. Но движения ее замедлялись, будто бы воздух внезапно сгустился, ноги стали погружаться в воду океана, казалось, ставшего болотом, паника медленно засасывала ее в пучины неизвестной, страшной, яркой бездны. Назад было не вернуться, она медленно, неизбежно погружалась в воды черного океана, в бездну. Назад было не вернуться… Идти можно было только вперед. Она расслабилась и легла на черную поверхность моря, раскинув руки и став маленькой звездочкой в этой всепоглощающей пучине, ставшей, когда появилась звезда, растущим и всепринимающим космосом. Огромная волна бесконечной и бархатистой, так пугавшей секунду назад тьмы вдруг поднялась, появилась из ниоткуда над ее головой и… «как топор палача» — сказала бы она песчинку времени назад… как мягкая ладонь матери, закрывающей ребенку глаза, чтобы подвести к подарку и потом неожиданно убрать руку: «Вот и сюрприз, мой маленький, смотри, что я тебе приготовила!» — опустилась вниз, погребя под собой все. Секунды безумной карусели в цветастой черноте космоса-океана, пузырьки воздуха, тонким бисером поднимающиеся вверх или, может, вниз — эти понятия потерялись сейчас. Сюрреалистично плавающие, невесомо парящие вокруг вещи: звонок от велосипеда, блестящие колокольчики, несколько старых лампочек, яркие шары для боулинга, блестки, флажки, мягкие игрушки, украшения, кровать, кружка, будильник, тапочки, чья-то одежда, карандаши, куклы, веник, несколько шуб, пара апельсинов, знакомая дверь, как в старых шкафах… Дверь привлекла внимание, словно бы находящейся в трансе, не спящей, но и не отпущенной еще впечатлениями, сном Тивы, которая, словно услышав отголосок забытой цели, подплыла к ней и ухватилась за ручку. Океан перестал быть черной, напроглядной тьмой. И внезапно резким кувырком, от которого помутилось в глазах, все изменилось. Время замедлилось, по голубому небу, кажущемуся каким-то даже ненастоящим, белыми пуховыми перинами плыли облака. Она зависла в воздухе, зависла в воздухе напротив нее дверь шкафа, от которой она отлетела, увлеченная кувырком всего, зависли в воздухе апельсины, шубы, веник, куклы, карандаши, клоунская цветастая одежда, тапочки, будильник, кружки, кровать, украшения, мягкие игрушки, флажки, блестки, шары для боулинга, лампочки, колокольчики и звонок от велосипеда. Внизу, словно в другом мире, микросхемами, смешанными с лесом, виднелся город, живой город, словно составленный, собранный из разных кусочков, как будто лоскутное одеяло. Город дышал тихо, словно спал, как и все вокруг. «Как и я?» В ее руке что-то лежало, что-то плоское, круглое, металлическое, наверное, захваченное где-то в космосе-океане. Она разжала кулак. В свете яркого солнца блестнула причудливая монетка. Она с секунду посмотрела. Она решила, какая сторона. Она задала вопрос. И плоский серебристый кружок, сверкая боками, прорывая прозрачную пелену пограничного воздуха, полетел вниз. Тихий звон о далекий серый камень городских рек, и почти все вокруг ухнуло туда, в кварталы города, а она, не оглядываясь, не смотря на блестящий металлическим кружком внизу ответ, не смотря на падающие вниз вещи, оттолкнулась от еще пока висящего в воздухе фортепиано, которое жалобно тренькнуло, и влетела в дверь… Скриком, рефлекторно сгруппировавшись и напрягшись в ожидании удара, закружилась девушка в вихре красок, пролетая по небольшому коридору распахивающихся перед ней самых разных дверец-калиток-ворот-дверец. Смазанными картинками мелькали сны. Тива пролетела под огромным цирковым слоном, влетела в дверь какой-то столовой и понеслась над не обращающими на нее внимания болтающими людьми, пролетала через крону дерева, в следующей двери едва не врезалась в нарисованное на небе солнце, падала в бассейн с лимонадом, неслась по ядовито-зеленым джунглям и пролетала над черным, вымершим лесом чьих-то страхов… Мелькнуло огромное поле. Вечерне-ночной ветерок омыл руки. Трава невесомо щекотнула лицо, брызнул приятный запах свежести, цветов. Но все это огромное пространство снов мелькнуло и пропало, а она влетела в следующую дверь. В ту дверь, через которую все никак не могла пройти. Опять кувырнулось пространство. Русоволосая села в белой пустоте и поморщилась: не любила она никогда эту зону. Из бедлама, творящегося там, навозможно было вынести толком никаких воспоминаний, оставалось только какое-то неописуемое и чем-то противоречивое, даже немного противное чувство. Перемешанное с ощущением своей беспомощности. Пройдя некоторое количество снов, перед выходом в Поле, как она его звала, Тива всегда попадала в мешанину всего, чего только можно. Каждый раз безумная белиберда затягивала ее, и она терялась, забывая, что может просто открыть дверь и уйти. Да еще и эту самую дверь попробуй найти. Она сначала, когда только получила ключ, — сейчас кажется, что это было так давно, но на самом деле всего полгода назад, — долго бегала по своим снам, без возможности выйти куда-то еще. Из зоны бедлама ее выкидывало или она увязала там, загипнотизированная, усыпленная происходящим. Когда же Тива с горем пополам освоилась с этим, когда у нее получилось пройти его, постепенно смогла уйти дальше, в огромное поле, объединяющее сны. Сны попадались самые разные. Она подолгу гуляла по, казалось, бесконечному Полю, полному цветов. Тива видела в Поле закаты, рассветы, видела прекрасные отсюда звезды, но никогда не видела тут солнца. Видимо, в царство снов путь ему был воспрещен. Иногда ей казалось, что она тут не одна, но никого найти еще ни разу не получалось. В этом ужасно красивом месте ей нравилось, но в этот раз она пролетела Поле, почти даже и не заметив, как и несколько снов, попавшихся на пути. Но самое главное, что, похоже… Сердце радостно застучало. В поле была одна дверь. Она была больше, чем другие, ведущие в сны. Старинная, красивая, за такими авторы книг обычно прячут много тайн. И эта дверь не открывалась, как все другие, до ручки которых стоило дотронуться — и они распахивались перед обладательницей ключа, данного ей в том сне, пол года назад. Старинная дверь с того самого момента, как Тива нашла ее, притягивала девушку, манила. Именно тогда в русой любопытной макушке стали появляться вопросы о том, что может быть за нею. Вокруг была белая пустота. Такого еще ни разу, ни в одном из снов не было. «Интересно, где же я?» Больше всего это, наверное, похоже на Поле, но ведь она прошла через него, правда? Невдалеке виднелась белая, как и все вокруг, дверь, к которой и направилась девушка, теряясь в догадках о том, что же все-таки случилось. Она до конца не верила в то, что у нее получилось. Пролетела ли она Поле или это его… продолжение, быть может? Повернув круглую ручку и осторожно приоткрыв дверь, она оглядела то, что было там, за нею. Кажется, Поле действительно кончилось! И безумная карусель была пройдена! Надо же, раньше все было не до таких масштабов. Все эти захлестывающие волны, висящие в воздухе игрушки… -Бр-р-р-р-р, кошмар какой, — тихо заключила девушка. Относилось это еще и к ее внешнему виду: в зеркалах, которыми, кажется, была полна следующая комната, в которую она прошла, отражалась ее встрепанная и несколько бледная физиономия. Дверь, в которую она зашла, исчезла, затерявшись в зеркалах, но девушку это не слишком беспокоило. Она пригладила волосы и потянула на себя найденную дверцу — опять знакомого шкафа из зеленого домика. Первая дверь, через которую прошла Тива была именно дверца этого шкафа и, наверное, именно поэтому она так часто ей встречалась. За дверью шкафа оказалась переполненная зала, больше всего напоминавшая одну из станций метрополитена. Огромная толпа людей как будто застыла на месте, видно было, что кто-то бежал, кто-то размеренно шел, кто-то стоял. Было похоже, что время тут просто остановилось. Замерло все: не было ни ветерка, ни звука. Казалось, даже свет замер и потускнел. Девушка ощутила разочарование: а ведь все так многообещающе началось! Белый коридор, зеркальная комната… И станция метро? Серьезно? А она-то уже возликовала! И где новая дверь? Хотелось уже куда-нибудь уйти отсюда, из этого застывшего в неуютной позе момента. Девушка оглянулась, но двери поблизости не было. Впрочем, такое случалось, и это вовсе не повод паниковать. Просто придется искать какую-нибудь из тех, что уже должны быть здесь. Люди, застывшие на месте… Интересно, как же она будет искать, если людей не сдвинуть? По головам идти, что ли? Тива вытянула руку, чтобы дотронуться до ближайшего к ней мужчины, и к своему удивлению поняла, что та преспокойно прошла через сего делового человека. И что это значит?.. Они что, призраки? Иллюзия? Или иллюзия здесь она? Может, она умерла во сне, не заметила этого, потом стала призраком и теперь… Э-э-э, какая-то дурацкая версия. Девушка потерла переносицу, пытаясь сосредоточиться. И почему время тут остановилось? И тут в этой застывшей тишине Тива услышала показавшийся для нее таким громким звук шагов, звуки другого… человека?.. Девушка всполошилась. Она тут не одна! Еще ни разу не получалось у нее поговорить ни с кем во сне! А вдруг сейчас наконец получится?! Перестук шагов, доносившийся из центра зала, стих. Но помимо этого в застывшей тишине было можно услышать кажущееся сейчас громким дыхание, шорохи одежды, какое-то непонятное очень тихое тиканье. Звякнуло что-то, словно связка ключей, и вскоре еще добавился громкий звук, словно этот кто-то что-то заводил. На эти многочисленные звуки и двинулась Тива, вытянув руки и проходя прямо через людей. Ощущения при этом были, как минимум, странными. Рефлекторно она жмурилась каждый раз, когда шла сквозь какого-нибудь человека. Сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Невольно девушка задалась вопросом: «И как тот, кто пришел, еще не услышал?.. Может, он просто глуховат?.. Или меня не слышно?» Привлекать к себе внимание не хотелось: мало ли, что там за монстр простукал ботинками? Девушка тихо и нервно, волнуясь, хихикнула над своим глупым испугом, но все же решила не высовываться. До источника звуков оставалось совсем немного, когда послышалось опять звяканье, по-видимому, ключей, после чего всё двинулось. Ожили солнечные лучи, залившие всё ярким светом, по зале загулял легкий веселый, словно весенний, ветерок. Люди побежали дальше, приглушенно зашумели, загомонили, сбивая русую девушку с толку. Через нее постоянно кто-то проходил, и она несколько растерялась. Тем более, в этом приглушенном шуме потерялось дыхание того, к кому пыталась дойти Тива, потерялось странное тихое тиканье, потерялись шорохи. Только сосредоточившись, Тива услышала уже удаляющиеся шаги. Она, крикнула, отбросив все осторожности и пытаясь привлечь к себе внимание, бросилась на этот звук, вскоре выскочила из призрачной толпы, но было уже поздно: тут больше никого не было. Только заведенные этим настоящим кем-то часы по-настоящему звучали. Гулко пробило четырнадцать раз. В часах было, пожалуй, слишком много стрелок и еще два небольших, по сравнению с основным, циферблата — один больше, другой меньше. На основном было шестнадцать римских цифр. Это было в любом случае странно, но за все время, что Тива бродила по иллюзорным пространствам сна, она успела наглядеться на странности и потому, наверное, не слишком удивлялась. Она подошла к часам и положила ладонь на холодное стекло, скрывавшее за собой циферблат. За спиной девушки все несколько менялось, словно одна картина сменялась схожей другой, та — следующей и так далее. Множество их сменилось, пока девушка разглядывала часы. Всё позади нее словно мерцало, быстро меняясь, но сама зала оставалась такой же, не менялись и часы. Менялись чем-то солнечные лучи, словно немного, едва заметно тускнея, но никогда не сменяясь ночной темнотой. Менялись люди, в толпе мелькали разные лица, сама толпа становилась все призрачнее и призрачнее для девушки и, если бы она обернулась, она это увидела. Но она не оборачивалась. За часами обнаружилась небольшая дверца. Она подошла, оглянулась в последний раз, без проблем открыла дверцу и остановилась, задумавшись, идти ли дальше или поискать все же этого настоящего, который звучал здесь. Тива стояла спиной к зале, смотря вперед, в темноту за дверью. К часам сквозь толпу вышел, мягко ступая кроссовками, мальчишка лет десяти. Он шел, не спеша, засунув руки в карманы толстовки и не сводя почти что восхищенного взгляда с часов. В темных недлинных волосах плескались солнечные лучики, отчего встрепанная макушка мальчишки казалась даже немного рыжеватой и напоминала одуванчик. На плече его преспокойно сидел красивый черный ворон, одно из крыльев которого было искусно сделанным протезом. Птица смотрела совершенно осмысленным взглядом. Пара эта была, как и все, уже почти прозрачной для Тани, но совсем чуть-чуть выделялялась из толпы, будучи более настоящей. Мальчишка удивленно посмотрел на огромные часы, пересчитал, бормоча, количество цифр на циферблате, и быстро оглянулся вокруг. Подошел и дотронулся до циферблата несколько ниже, чем клала минуту — или же гораздо больше? — назад отошедшая девушка. -Вот это да! — негромко, выдохнул, запрокинув голову. Ворон лукаво глянул на своего «носильщика» и захлопал крыльями. Звуки были почти не слышны. Ни мальчишка, ни ворон не видели Тиву. Тива могла бы их увидеть. Но она не оборачивалась. Опять замелькали картинки. Исчез мальчишка, исчез ворон, почти исчезла толпа. Тива обернулась. Зала была пуста. На секунду девушка замерла, но вскоре, качнула головой, словно решив, что более и ей тут делать нечего, открыла дверцу и, не сомневаясь, шагнула вперед. Пространство было завешено чем-то мягким, похоже, шубами и больше всего было похоже на… внутренность шкафа. В темноте девушка наощупь пыталась понять, куда двигаться, но пока что никакого результата это не возымело. Слепо потыкавшись в разные стороны, Тива, наконец, решила идти куда придется, главное, чтобы в одну сторону. Она двинулась, продираясь через лес шуб и через какое-то время наткнулась на колючую ветку. «Это начинает напоминать попадание Нарнию. Если дальше еще и зима будет…» — насмешливо фыркнула она, пытаясь в темноте продвигаться вдоль по ветке, которая становилась все толще и толще. Внезапно все кувырнулось и Тива с криком начала куда-то падать. Приземлилась она в огромный и мягкий сугроб снега, который значительно смягчил падение, но в полете она все-таки пару раз ударилась о ветви и не слишком сильно, но довольно больно, содрала себе кожу на руках, так что без травм, хоть и небольших, не обошлось. Прямо на девушку сверху свалилась огромная шуба, покрывшая ее с головой. На шубу с дерева упал изрядный шмат снега. Когда заплутавшая в закоулках шубы девушка выбралась, перед ней предстала прекрасная картина: хвойный лес, усыпанный снегом, который валит крупными хлопьями и сейчас. Непередаваемая атмосфера сказки без сомнения очаровала бы нашу прекрасную героиню, если бы не снег, изрядным сугробом засыпавшийся ей за шиворот. -Твою налево-о! — почти провыла она, вытряхивая отовсюду и отряхиваясь от снега. Холод начал пронизывать почти сразу. «Действительно, зима…» Тива подняла шубу, благосклонно подаренную шкафом, отряхнула и ее и закуталась. Вот теперь пришло время полюбоваться, без сомнения, сказочной атмосферой. Девушка запрокинула голову вверх. Небо было еще светлым, но уже чувствовалось дыхание ночи, которая подбиралась все ближе. По сломанным веткам на сосне, под которой и стояла теперь Тива можно было проследить ее траекторию падения. Дверь торжественно испарилась, оставив на своем месте лишь чуть схожее по форме с аркой сплетение ветвей. «Зашибись, в общем», — подумалось немного, — если выражаться не литературными, но более точными понятиями, — прифигевшей Тиве. Оказаться в лесу, где дверей просто нет, а значит, в другой сон не выбраться — просто верх невезения. Да еще и холодно, вечереет. Повезло еще, что шуба с ней вывалилась — пижама все-таки не слишком подходящая одежда для прогулок по зимним сказкам. Пожалуй, остается только идти.? -Ага, искать своего фавна… — ответила на свои же мысли девушка, поплотнее закутавшись в шубу и зашагав вперед в своих белых домашних тапочках. Кто-то настойчиво подергал Тиву за рукав шубы. Обернувшись, она наткнулась на вопросительно-смущенный взгляд пары больших зеленых детских глаз. «А вот и фавн, наконец», — тускло проскочило в голове. Девушка успела замерзнуть, отчего соображалось как-то плохо. Больше всего хотелось сейчас лечь и заснуть, но что-то все толкало ее вперед. -Вы, наверное, заблудились, да? — спросила девочка, отпуская шубу. Светловолосая замешкалась, растерялась и теперь молча разглядывала сие существо. Полноценно удивляться встрече с тем, кто видит ее и говорит с нею, уже не было сил. — В-вы извините, если я вам помешала, просто необычно, да и зима, и лес, и вы все кружите на одном месте, я и подумала… Извините, — оправдываясь, затараторила быстро девочка, замахав руками и опуская глаза. — А деревня вот там! — совсем уж бестолково закончила она, тыкнув пальцем в сторону совершенно противоположную той, куда хотела идти ранее девушка, действительно все это время ходившая по кругу. Светловолосая посмотрела чуть рассеянным взглядом туда, куда указывал ребенок, и вернулась глазами к личику малышки, что машинально начала теребить рукав своего мышастого цвета свитера, который был ей настолько велик, что платьем висел до коленей. -Я… — Девушка внезапно поняла, что не ответила. И мало того — еще и абсолютно не знает, что ответить. Она растерянно замолкла. — Я… наверное, да, заблудилась… — Тива сглотнула, замолкнув. Снежинки, словно кружева, покрывали ее волосы, теперь ставшие совершенно белыми, на ресницах тоже красовались белые узоры, дыхание теплыми облачками улетало ввысь. Почти стемнело. Девочка, тряхнула темными волосами, в которых запутались хвойные иголки и снежинки, и взбодрилась, поняв, что все же не ошиблась: -Ну вот! Деревня вот там, — и она опять тыкнула пальчиком, указывая направление. Немного помолчала, посмотрев на темное небо и начавшую проглядывать сквозь облака поднимающуюся луну. — Хотите, я даже вас немножко провожу? Вообще-то, сюда редко кто забредает, поэтому я немного даже испугалась вас. Но теперь видно, что вы, вроде, совсем не страшная! — и она посмотрела внимательно на девушку, после чего заключила: — Нет, знаете, вам лучше сейчас не идти. Уже темнеет… И вы замерзли совсем. Давайте я лучше вас отведу к себе! — Тива кивнула. А маленькая девочка ухватила ее за рукав и повела, чуть ли даже не потащила в неизвестном направлении. Девушка не сопротивлялась. Ей вообще было как будто все равно. Она жутко замерзла и устала. «Фавн» же, все время исподтишка оглядывающаяся на девушку и все ускорявшая шаг, не уставая, говорила, говорила, словно бы пытаясь отвлечь девушку от этой усталости. Кажется, даже помогало.