Там, где живут квазары.

Поезд спешит вперед на непривычно огромной скорости, а Чонгук даже не замечает проносящегося мимо него пейзажа. Он знает, что за окном хлопьями стелет снег, но на дворе уже август и пора бы зиме, наконец, закончиться. В вагоне пусто, он уже не помнит, когда именно сел в него, как в нем оказался. Чего таить – он даже не знает, куда направляется. Ему тепло и затянувшаяся зима за окном больше не интересует, только бы закончилась поскорее, потому что с поезда совсем скоро все же придется сойти, а мерзнуть вновь не хочется. Когда мимо проносится не нужная Чонгуку станция, он замечает лежащего на соседних рельсах парня. В ушах эхом отдается сигнал второго поезда, и он даже поднимается с места, чтобы открыть окно и крикнуть парню «уйди!». Но станция остается уже далеко позади, и Чонгук чувствует себя опоздавшим. Пейзаж перед глазами вновь сливается, растягивается до неузнаваемых линий, теряется и становится блеклым. Чонгук забывает о парне на рельсах на третьем повороте, а в темном туннеле и вовсе засыпает, сдаваясь в плен манящему сну. Ему снится море, такое далекое и необъятное. Крики и смех на фоне, как статичный шум, но создают атмосферу уюта, и Чонгуку хочется остаться во сне еще хотя бы на пару мгновений. Но все вокруг вдруг дребезжит, море разливается, вытекает сквозь дыры на дне и исчезает. Высыхает буквально за несколько секунд и Чонгук открывает глаза. Поезд стоит, а вместе с ним, кажется, стоит и время. За окном старенький дорожный мотель, окутанный завесой ночи, ничем не напоминающий стандартную железнодорожную станцию. Чонгук медлит около минуты, а после все же решает сойти. И когда его ноги касаются протоптанного асфальта, поезд срывается с места, гудит, возможно, прощается и исчезает в темноте ночи. - Приехал, - шепчет Чонгук, оглядываясь назад, все еще не до конца понимая сложившуюся ситуацию. Поезд где-то вдалеке все еще гудит, возвещая о том, что он пока еще недалеко и Чонгук вспоминает об оставленных в вагоне вещах. Не сдерживается, бьет себя ладонью по лбу, а после все же решает узнать, где он и как отсюда добраться обратно до Сеула. За крохотным мотелем, где-то вдалеке возвышается старенький маяк, недалеко от него Чонгук замечает ржавые качели, а моря не видно. Он думает, кому же тогда маяк путь освещает, но вертит головой в разные в стороны, стряхивает со светлых волос неугомонные снежинки и идет вперед к мотелю, стараясь не думать о лишнем. Возможно, здешнее море высохло так же, как и море из его сна. Возможно, просыпалось песком в трещины в земле. Возможно, и вовсе не существовало. В мотеле перед ним всего четыре двери, Чонгук входит в единственную не запертую комнату и находит прачечную. За следующей дверью находит обжитую комнату. За еще одной – кладовую. Он находит множество дверей, но не встречает за ними людей. Вокруг пусто так же, как и в покинувшем остановку поезде. Он думает, кто же так строит, что тут лабиринты вереницей вытягиваются, за каждой новой дверью – новое пространство, а обернешься назад в надежде вернуться – и вовсе потеряешься. Чонгук и теряется, забредает в очередную комнату, на вид – столовую и оседает на пол, больше не в силах искать выход, которого, скорее всего, нет. Выход с собой, наверняка, унес поезд и теперь Чонгук застрял тут навсегда. - Просыпайся, - шепчет он себе команду. – Просыпайся, пожалуйста, - просит он и бьет себя по щеке, с силой зажмуривая глаза. – Просыпайся. Но Чонгук не просыпается. Он все так же сидит посреди столовой, в куче разбросанных по помещению стульях, в изляпаных в кетчупе белоснежных простынях, в пустом безлюдном пространстве. Но пустота трескается, разламывается на осколки, когда позади раздается хриплый и слишком недовольный голос. - Эй, ты, рыжий, - возмущается он. – Ты чего тут забыл? Здесь посторонним находиться запрещено. Чонгук хмурится, он даже не знает, где он, чтобы осознать, что он тут посторонний. До этого момента он вообще считал, что он в этом мотеле теперь один единственный житель. Он оборачивается на голос и видит парня. Лохматого брюнета, в растянутой футболке, босого и какого-то до одури уютного. Совершенно ему не знакомого. Но чувство в груди от чего-то теплое разливается, греет собой, и заставляет оттаять, потому что кажется, что бок о бок с незнакомым ему парнем Чонгук прожил уже с десяток лет. - Ты немой, что ли? – тем временем произносит брюнет. – Если ты заселиться хочешь, то тебе в триста пятую надо. Там Сокджин. Он тебе комнату найдет и с остальными познакомит. Чонгуку чуть ли не прыгать от нахлынувшего счастья хочется, потому что есть босой брюнет, какой-то Сокджин и остальные. И мотель оказывается совсем не безлюдным, да и окрашивается он вдруг в теплые пастельные цвета, прекращая быть пугающим и холодным. - Меня Чонгук зовут, - улыбается он, в приветственном жесте протягивая руку вперед. - Чонгук, - повторяет следом за ним парень, произносит новое для него имя еще раз, но уже по слогам, будто пробуя на вкус, и улыбается в ответ. – Имя – это хорошо, Чонгук. Имя – это важно. Только не забудь его. А то ведь бывает такое, знаешь, да? Чонгук не знает, но кивает, соглашаясь. В конце концов, забыть собственное имя вполне возможно. Но Чонгук свое не забудет – девятнадцать лет уже с ним живет как-никак. - А тебя как зовут? – задает он вопрос, поднимаясь с пола. - Меня? – как-то насмешливо переспрашивает его парень и касается указательным пальцем щеки. – Меня Юнги зовут. - Приятно познакомиться, Юнги, - еще шире улыбается Чонгук. – А я – Чонгук. - Я знаю, - смеется теперь уже знакомый ему парень. – Ты только что представился. - Ой, забыл, - тут же осекается Чонгук, прикусывая язык. - Я ведь говорил – не забудь, - щурится в ответ Юнги. – Ты кстати странного такого парня не встречал? Он вечно где-то у железной дороги вертится. Если он однажды под поезд-таки попадет, Чимин ведь с ума сойдет. Я уверен. Мне, в принципе, нравится. Двух зайцев одним выстрелом. Но Намджун потом не отстанет от меня, потому что говорит, что к друзьям так относиться нельзя. Надо бережно и с заботой. Так ты видел? Нет? Юнги смотрит пристально, чуть ли дыру в чонгуковой голове не прожигает. В тонких пальцах сжимает стакан с зубной щеткой, а губу как-то неправильно, по мнению Чонгука, закусывает. Поэтому Чонгук спешит отвести взгляд и отрицательно мотнуть головой на вопрос парня. Юнги в ответ лишь пожимает плечами и зовет следовать за собой – к Сокджину и остальным. Они проходят дверей десять, сменяют множество помещений, заворачивают за тысячи углов, скрываются в запутанном пространстве, и, наконец, выходят на улицу. Снаружи уже нет снега, вокруг тихо, белые сугробы растаяли, оставив после себя лишь зеркальные лужи. Чонгук ежится от проступившего к коже холода, прячет руки в длинных рукавах кофты и поражается тому, как Юнги умудряется сохранять тепло. Он шлепает босыми ногами прям по лужам, и пинает зеленую дверь с номером «305». - Сокджин-хен! – кричит он. – К нам новенький! Чонгук заходит в комнату следом и слишком громко хлопает входной дверью. Это прачечная – первая комната, которую для себя открыл Чонгук по приезду. Стоящие в ряд стиральные машинки раскручивают внутри себя разноцветные кучи и приятно гудят, даже немного убаюкивая. Чонгук задумывается о том, что его действительно клонит в сон. И если сейчас он уже спит, он думает о том, застрянет ли он тут навечно, если погрузится в дополнительный сон. Сокджин врывается в мысли слишком внезапно. Вдруг выскакивает из ниоткуда и обворожительно улыбается. Сует Чонгуку под нос какие-то бумаги, пушистую ручку, заполняет воздух вокруг душистым парфюмом, заставляет сомневаться в собственной адекватности. Чонгук бумаги подписывает, пушистую ручку брезгливо откидывает в сторону и возвращается взглядом к заскучавшему в углу Юнги. Ему кажется, что он на краю земли, где-то в конце вселенной, там, где время больше не властвует, и какие-либо законы не нарушают здешний мир правилами. Он думает, что если выбежит наружу и помчится вперед, то сможет достигнуть другого края земли, встретиться с бесконечной зимой лицом к лицу и возможно найти весну. Но он остается стоять на месте, вглядываться в Юнги напротив и совершенно глупо улыбаться. Их мир, разделенный на троих, в котором на данный момент, к великому сожалению Сокджина, Чонгук видел лишь Юнги, разъедается и впускает в себя еще одного человека. У парня капюшон набит снежинками, волосы сплетены с ними, да и в глазах они, в принципе, тоже плещутся, слетая с замерзших ресниц. Он улыбается, демонстрирует ямочки на щеках и произносит: - Снова зима. Чонгук переводит взгляд к окну. Сквозь полосы пыльных жалюзи он видит белоснежные хлопья, медленно опускающиеся на землю, и вздыхает. Ему не хочется вновь мерзнуть. Где-то на кромках сознания он улавливает имя парня – Намджун, и вновь улыбается. Юнги возвращает его в пространство прачечной метким хлопком по плечу и заставляет следовать за собой. В следующей комнате он встречает остальных. Знакомится с каждым по очереди и свое имя повторяет для каждого нового знакомого. А на языке оно вертится уже как нечто чужеродное, потому что он его произнес уже множество раз. Его определяют в двести седьмую комнату, и Чонгук немного волнуется, потому что вообще-то собирался возвращаться в Сеул, да и денег на житье в мотеле у него нет. В прочем на проезд до столицы он бы так же вряд ли набрал нужную сумму. - Ты не волнуйся, мы денег за жилье не берем, - чуть позже говорит Юнги, когда доводит Чонгука до нужной комнаты. - А что берете? – следом задает вопрос Чонгук. У его комнаты дверь тоже зеленая. Такая яркая, как травяное поле посреди лета, только за стенами мотеля все еще зима и даже зеленая дверь от этого не отвлекает. - Твое имя? – отвечает тем временем Юнги. - Чонгук, - удивленно шепчет он в ответ, смаргивая вновь нахлынувшую на него сонливость. - Нет, ты не понял. Мы заберем твое имя, - с улыбкой поясняет Юнги и заходит в соседнюю комнату. Чонгук остается стоять на месте около трех минут. Слова, сказанные Юнги, врезаются в него как метательные ножи. Тают, распадаются кислотой и опадают на пол уже самим Чонгуком, потому что становится слишком страшно. Потому что уютный до одури Юнги вдруг начинает пугать. Он входит в свою комнату, когда вдали коридоров слышится задорных смех остальных обитателей мотеля и запирается на все замки. - Это все не реально, - шепчет Чонгук, касаясь ладонями лица. Он трет пальцами глаза с такой силой, что они краснеют. Царапает кожу обломанными ногтями, щипает так, чтобы, наконец, проснуться. Но ничего не выходит. Подоконник его окна снаружи уже полностью завален снегом, а из-за нарастающей метели уже и горизонта вдали становится не видно. Только маяк одиноко возвышается на темном утесе. Дарит свет, освещает дорогу путникам, пробивается сквозь снежную бурю и ярким светом заглядывает в его окно. - Это все не реально, - вновь шепчет Чонгук, кода засыпает на стареньком диване у стены. «Нет ничего реальнее», - буквально горит неоновой вывеской в его разуме, когда он открывает глаза. Перед ним – белый с потрескавшейся штукатуркой потолок, под ним – цветочная обивка старого дивана, вокруг – безумный мотель с сумасшедшими жителями. Он выходит наружу и обнаруживает за дверью своей комнаты кафе. Такое крохотное в стиле американских фильмов, где все действие происходит в дороге и лишь изредка герой останавливается в подобных закусочных, чтобы перевести дух или завести новых знакомых. Чонгук дух не переводит и новых знакомых тоже не встречает, потому что познакомился со всеми еще вчера. В помещение приятно пахнет тостами и беконом, из старого радиоприемника доносится успокаивающая его мелодия и немного хочется забыться. Юнги Чонгук находит быстро. Тот сидит на столешнице в розовом свитшоте и болтает все еще босыми ногами. В руках у него кружка дымящегося сладким ароматом какао и Чонгук думает – не горячо? - Привет, - беззвучно шепчет брюнет, замечая Чонгука. «Красивый», - проносится в это же время у Чонгука в голове. От недавнего страха не остается и следа и он считает, что готов отдать Юнги не только имя, но и фамилию в придачу, год рождения, дату. Что угодно. В конце концов, сколько вот таких вот Чон Чонгуков еще бродит по миру? Чонгук не жадный, именем поделится с охотой. Главное лишь самому не забыть, что он тоже Чонгук. Юнги тем временем подзывает его к себе и шепчет тихо-тихо: - Идем, покажу кое-что. Чонгук треплет собственные рыжие волосы и улыбается совсем глупо, отвечая на усмешку Юнги, но следом за парнем идет. Бредет сквозь бесконечные коридоры с виду маленького мотеля. Встречает новые двери и новые пространства, желает доброго утра остальным обитателям здешних мест и тормозит, когда Юнги вдруг останавливается. Брюнет раздумывает над чем-то около минуты, а потом вдруг резко хватается за ручку двери перед ним, толкает саму дверь вперед и выбегает наружу. Чонгуку в лицо ударяет морозный ветер, а теплой кожи касаются ледяные снежинки. Зима пробирается под одежду, холодом обдает вмиг продрогшее тело и жалеть, кажется, не собирается. На улице снегу навалило немыслимо, стоящая во дворе машина оказалась завалена сугробами. А вокруг все еще ночь и где-то вдали слышится гремящий поезд. Юнги щелкает зажигалкой и разворачивается к Чонгуку лицом. Темные волосы треплет неугомонный ветер, в прядях путаются хлопья снега, розовый свитшот кажется тонкой футболкой. А Юнги стоит босыми ногами в сугробе по колено и улыбается. Щелкает зажигалкой повторно, выпуская наружу юркий язык пламени, который тут же сдувает холодный поток ветра. Чонгук оказывается рядом за долю секунды, накрывает теплые, совсем не замерзшие ладони Юнги своими ледяными и устраивает для огня своеобразную крепость. Юнги улыбается еще шире, когда замечает, что друзья выбираются на улицу вслед за ними и устраиваются под небольшой крышей мотеля. - Где же я? – срывается с губ Чонгука, когда он поднимает опущенный взгляд к лицу Юнги. Брюнет закусывает губу и пожимает плечами – сам не знает. До ушей Чонгука доносится сигнал поезда, он думает, еще не поздно добраться до ближайшей станции, вымолить разрешения проехать бесплатно до Сеула и расплатиться как-нибудь уже там, в городе. Но глаза Юнги напротив завораживают, гипнотизируют, заставляют забыться и остаться здесь. «Меня Чонгук зовут», - эхом отдается в голове собственный голос и наваждение понемногу спадает, пока Юнги вдруг не заставляет его склониться, чтобы прошептать на ухо своим до мурашек манящим голосом: - Ты знаешь, где живут квазары, Чонгуки? Нет, Чонгук не знает. Он даже не знает, где живет сейчас сам, что уж говорить о далеких астрономических объектах. Юнги склоняет голову на бок и широкую улыбку преобразует в крохотную, едва заметную. Треплет Чонгука по волосам – то ли потому что хочется, то ли потому что снежинок в них уже скопилось немерено. А потом вдруг поднимает руку с зажигалкой выше и щелкает ею еще раз. Ловко срывает образовавшийся огонек пальцами, подносит к самому лицу, дает ему расположиться на ладони и вновь широко улыбается. - Как такое возможно? – изумленно шепчет Чонгук, пытаясь коснуться ладоней Юнги. Но брюнет не дает, он отводит руку, сдувает языки пламени с ладони и создает звезду. Искрящуюся, неугомонную, завораживающую. У Чонгука в глазах она отражается фейерверками, а внутри, в груди, там, где бешено стучит сердце что-то взрывается. Наверно, сверхновая. Наверно, там и живут квазары. Он чиркает спичкой по коробку – единственному, что осталось из его вещей, а не покинуло его вместе с поездом, как остальное, а Намджун смеется. - Смотри, Юнги, он хочет, как ты. Юнги отпускает звезды к небу с каждым новым щелчком и заполняет темный небосвод светом. А когда оборачивается, у Чонгука все из рук валится, потому что красиво до безумия – Юнги на фоне падающих звезд, смешивающихся в снежном танце с ледяными снежинками. Потому что коснуться хочется безумно, а Юнги недосягаемый, как далекий от мира людей квазар. Позади Чонгука остальные что-то оживленно обсуждают, ловят звезды руками, спорят о том, что если ими наесться, то можно не испытывать голод неделю. Чонгука мало волнует голод и то, что звезды, возможно, съедобные, он как завороженный ступает вперед к стоящему в сугробе Юнги. Ловит за руку быстро, пока тот не одумается сбежать и роняет в снег, прижимая собой, лишая любых попыток вырваться. Но Юнги вырываться даже и не думает. Он лишь дует и срывает с собственных губ еще несколько неугомонных искр. Чонгук охотно ловит их своими, запечатывая их долгожданным поцелуем и буквально ощущает взрыв где-то внутри себя. Юнги теплый, живой, обжигает, как огонь, но не оставляет ожогов. Заставляет Чонгука чувствовать звезды, дает попробовать их на вкус, когда углубляет поцелуй и безвозвратно влюбляет в себя, когда крепко обнимает. Чонгук уже не слышит ни шума поезда, ни голосов остальных жителей мотеля, у него в ушах статичный шум, потому что целовать Юнги – создателя звезд, для него сейчас слишком важно. И холода он тоже больше не чувствует, потому что согревается в уютных объятиях брюнета. Он готов забыться и забыть собственное имя, готов отдать Юнги всего себя, лишь бы момент не заканчивался. Он все еще хочет проснуться, потому что если это все-таки сон, то лучше покинуть его сейчас, пока не стало невыносимо. А если – нет, то он хочет застрять тут навсегда. Юнги хрипло смеется и прерывает поцелуй, потому что дышать тоже нужно. А Чонгук не успокаивается, он целует скулы, щеки, шею. Чувствует себя обезумевшим, заколдованным, но отпускать Юнги не хочет. Вырывает из того приятные слуху смешки и все еще ловит звезды с его губ. Поезд прибывает несколько минут спустя. Тормозит у отеля с громким гудком и замирает во времени. - Чонгуки, - шепчет Юнги, все же заставляя того остановиться. Он поднимается из сугроба, принимает сидячее положение, сжимает Чонгука в объятьях. И улыбается как-то слишком грустно. А у Чонгука только что родившиеся в нем созвездия разбиваются, падают камнями вниз и рассыпаются песком, как только он видит выражение лица Юнги. - Не забывай своего имени, Чонгук, - тем временем шепчет брюнет. – Садись на поезд, пока не поздно. Чонгук отрицательно вертит головой и тянется вперед, утыкаясь носом в изгиб шеи Юнги. Он все еще вертит головой, когда собственные руки пробираются вверх по дрожащей спине брюнета. Он думает, что уже не помнит своей фамилии, и сейчас уже точно не скажет, сколько ему лет. Но это все не важно, оно ускользает и бог с ним. Значит, было не столь значительным, как казалось поначалу. - Поезд простоит тут до утра, - шепчет Юнги. – А когда уедет, больше не вернется. - Поехали со мной? – предлагает Чонгук, но брюнет не отвечает. За мотелем все еще возвышается маяк, неподалеку скрипят ржавые качели, а Чонгук видит в своем окне море. Как будто, кто-то вырыл яму и наполнил ее водой за то время, пока он отсутствовал. Юнги сидит рядом, пересчитывает что-то на пальцах и глупо улыбается. Рядом и остальные – Намджун что-то обсуждает с Тэхеном – любителем побродить по рельсам. Чимин весело пританцовывает у головы уснувшего Хосока. Сокджин пытается его успокоить, но проваливает все попытки и оставляет друга в покое. Чонгук думает о том, что ему уютно в крохотном снаружи и бесконечном внутри мотеле. Ему нравится исчезающее море, ему нравятся длинные вереницы коридоров, ему безумно нравится Юнги, создающий звезды одним дыханием. Даже вечная зима начинает ему нравиться так же сильно, как и все остальное здесь. Он считает, что готов смириться с холодом, думает, что если вместе с именем забудет и прошлую жизнь, то сожалений не останется. Он готовится прощаться, поэтому склоняется к Юнги и коротко целует того в губы, закрывая глаза. Чонгук просыпается от легкого толчка в бок. Солнце слишком яркое, назойливыми лучами пробирается сквозь окно к лицу и чуть ли не ослепляет. Вагон поезда слегка трясет, а мимо проносится летний пейзаж. В голове неоновой вывеской мигает – «неправильно», а глубоко в душе Чонгуку хочется весны и снега в августе. Вокруг шумно, и сидеть в теплом свитере становится невыносимо жарко. Вагон заполнен снующими туда-сюда людьми и кажется живым, что тоже, по мнению Чонгука, неправильно. Он чувствует, как что-то важное ускользает от него. Отдаляется, растягивается в полосы, как неприметный пейзаж за окном. Он понимает, что забывает что-то слишком значимое, что-то, что важнее собственного имени. А когда поворачивает голову вбок, вдруг замирает, ощущая, как на него лавиной рушатся воспоминания. На соседнем сидении сидит Юнги, в глупой шапке с помпоном посреди лета. Так на него похоже, усмехается Чонгук. Ходить босиком по снегу и носить шапку в невыносимо жаркий день – это так похоже на Юнги. Он касается тонкого запястья, когда поезд останавливается у нужной станции в Сеуле. Улыбается, чувствует, как воздух вокруг нагревается уже от собственного волнения, и шепчет: - Юнги? - Мы знакомы? – отзывается в ответ брюнет, хмуро сводя брови у переносицы. Чонгук еле слышно смеется и отрицательно вертит головой. Нет, конечно же, не знакомы, но… - Меня Чонгук зовут, - улыбается он так солнечно и задорно, что брюнет напротив не выдерживает и дублирует улыбку.