Оттепель

      Глаза уставились в потолок. Рёбра едва удерживали на месте стремящееся на свободу сердце.       Ему снова снились крылья. «Крылья свободы» — кажется, так они назывались. В последнее время он замечал это изображение всё чаще и чаще, однако свободы ими обещанной так и не чувствовал. Наоборот. Всё сильней с каждым днём давила убогая реальность. Не самый хороший и прилежный ученик в группе, не гордость родителей, не идеальный друг, не, не, не. От этого моря несоответствия чьим-то посредственным идеалам хотелось на стенку лезть. Только это всё равно бы ни к чему не привело. Не дало бы выбраться из затхлости жизни, глотнуть долгожданного свежего воздуха.       Ему снова снилась весна. Опьяняющая, дурманящая своим неизменным запахом сырости, прошлогодней сгнившей травы, сладким привкусом оттепели на губах.       Ему снилось прощание. Шаги вниз по лестнице, уверенные и твёрдые, как и голос за пару мгновений до этого, как едва уловимый взгляд бледных глаз за мгновение до. И шаги ускользали, гость его ускользал, а он оставался в дверях, на пороге, не смея шагнуть за ним следом, словно не имел на это морального права.       Его держал дом. Тот, что он всю свою жизнь привык считать домом — эту жизнь, но не ту, в которой носили нашивки с крыльями.       Его держали родные. Он знал, что стоит только шагнуть — пути обратно не будет. Некуда будет вернуться, прошлая жизнь его сложится, как задетый неверным движением руки карточный домик. Он опасался, что шаг этот будет неправильным, жестоким по отношению к остальным, фатальным.       Его держал страх. Страх, что тот человек, ускользающий вниз по лестнице, не дождётся его, уйдёт, что они разминутся во времени, в чём угодно, но не встретятся ни за что. Он ведь столько раз его видел во сне и ни разу, ни разу, не встретился с ним в реальности. Существовал ли вообще этот человек — не понятно.       Отбросив с себя одеяло и выпутав из него ноги, он свесил одну, вторую и обнял себя. В комнате было душно из-за накаленного радиатора, а за окном бушевала зима. И конец её был не близок. Месяца два холодов. До оттепели поседеет, кожа его рассечётся морщинами и облезет с черепа, сделав на веки пособием для будущих медиков.       Он с нетерпением ждал весны, как будто она могла изменить хоть что-то, как будто она могла… Могла сделать встречу реальностью. Без расставаний, без страха, без тягости выбора. Но промёрзшие сугробы за окном говорили ему — не время. Не время для этих диких страстей, для надежды, рано ещё надеяться, когда всё так зыбко и спутано, как короткий прерванный сон.       Свет чуть не вырвал глаза, веки спасли. Взгляд выхватил гладкий изгиб тёмно-зелёной бутылки, смятую пачку, рядом с которой лежала последняя сигарета. Выйти бы да прикупить ещё, но на улице мерзко.       Он отодвинул тонкую занавеску и закурил. Садиться на выстуженный подоконник не было никакого желания. Форточка резко, обиженно скрипнула под рукой и подарила глоток долгожданной свежести.       Все эти сны ему снились от духоты. Давно нужно было смириться и отпустить их. Но как отпустить удаляющиеся шаги, от которых сжимается сердце, как отпустить этот взгляд на прощание?       Он выдохнул дым, глядя в собственные глаза. Темнота за окном казалась его продолжением. Тогда почему не наступит оттепель? Почему сию же секунду к нему не придёт долгожданное…       — Фигня это всё, — прошептал сам себе, — свободе крылья не нужны. Она и без них отлично справляется.       Ну, видел он что-то во сне, не каждый же сон — его прошлая жизнь. Но почему же на этот раз так мучительно горько, как будто он что-то забыл.       Затушив ровно полсигареты о пепельницу — заначка на завтра, — решил завалиться и снова уснуть, на этот раз до утра. Если ему повезёт, может, увидит то самое продолжение, вернётся в то самое место и будет на этот раз хоть немного смелее.       Из-за двери послышался отчётливый звук удаляющихся шагов. Сердце забилось в два раза быстрее. Он помнил эти шаги, слышал их столько раз, что выучил каждый звук, их сопровождавший. Музыка этих шагов преследовала его каждый раз по пробуждению. Они были громки и тяжелы, несмотря на размеры и рост обладателя. Они были часты — их крайне сложно было догнать.       Но дрожащие руки уже надевали на ноги ботинки, наскоро заталкивали в них шнурки, срывали с вешалки куртку, а ноги несли вниз по лестнице и подворачивались на каждом пролёте, но всё равно торопились, себя не жалея. Он бежал, и сердце его замирало, бежал и боялся окликнуть идущего впереди. Вдруг не он, вдруг обознался. И только в последний момент вспомнил, что не успел захватить из дома ключи. А оказавшись за дверью вдохнул полной грудью свежую сырость начала весны.       Он слышал капель. Звонкую, нежную, топящую постылую реальность капля за каплей, накрывающую воспоминаниями с головой. Кап-кап, кап-кап-кап.       Знакомые руки бережно заключили в объятья, а голова лбом упёрлась немного пониже замёрзшей шеи. Холодно больше не было. Только немного странно, но так бывало всегда после долгой разлуки. Ладонь накрыла замок из любимых рук, недалеко от сердца.       Он улыбался и плакал одновременно, и слёзы его превращались в капель. Кап-кап…       — Я так тебя ждал.       — Рад, что дождался, балбес.