Redemption

И вот этот, казалось бы, невозможный день настает. И если бы он отличался от остальных, но нет, в нем совершенно нельзя заподозрить ничего особенного. Сегодня решается итог всей ее жизни, прожитой так беззаботно и счастливо, в достатке и любви. Вот и та самая ложка дегтя в бочке меда. На ней совершенно бесформенное белое платье, больше похожее на балахон. Оно скрывает голую грудь и испещренные венами руки, зато заканчивается у самых колен — разбитых и грязных. Ноги босы, ощущают каждый камень и каждую колючку, мерзнут и царапаются на протяжении всего пути. Сиэль в последний раз смотрит на самое обычное высокое зимнее небо, поднимает осунувшееся бледное лицо высоко, жадно всматривается в высь. Надеется, что боги видят. Это ее жертва. В больших голубых глазах, красных от слез и бессонных ночей, пустота, даже желания жить уже нет. Смирение потери. Потери чего? Родных, друзей, любимого... Нет. Жизни. Сопровождение молчит. Все такие торжественные, что ее тошнит. Разве так можно? Можно. Это залог существования их мира, их жизней и свободы. А она ничего не стоит, по сравнению с этим. Так пусть хотя бы спасет их всех. Сиэль не чувствует себя пленницей, думает только, что жизнь к ней справедлива. Идет гордо, держит спину, но голову опускает на самую грудь. Смотрит под ноги из-под опущенных ресниц, не желая поднимать глаз на присутствующих. Справа от нее шагает Миико, взглядом голубого льда приструнивая подчиненных. Слева - Лейфтан, как всегда спокойный, идет медленно и ровно. Блеск кристалла почти не виден. Света он не дает давно. Кажется, оракул покинул его, как и боги, ушедшие в другие миры. Сердце бьется слишком громко, горячая кровь отдается пульсацией в висках. Осталось несколько шагов. Раз - ей чудится, что карминовые лепестки цветов устилают пол, а красные ветви кустарника царапают ноги. Два - небо за окнами чернеет, но тут же возвращает свой цвет обратно. Три - Сиэль поднимает глаза, гордо вскидывает подбородок, судорожно сжимая в пальцах платье. Четыре - близок пьедестал, близка ее жертва и ее час. Лишь бы остальные не смотрели. Пять - никто не запомнит ни имени, ни глаз, ни трепетного сердца. Она - новый кристалл. Сиэль проводит руками по старому, доживающему последние минуты, осколку. Флегматично наблюдает, как ее кисти твердеют, наливаются тяжестью и становятся совсем прозрачными. Магия быстро поглощает ее локти и плечи, опускается на бюст. Сиэль поворачивает голову, чтобы в последний раз увидеть эти лица. Эти взгляды. Чтобы разочароваться в благодарности и уважении. Но. Гвардейцы смотрят прямо и лица их мраморные, ничего не говорят. Она перестает ощущать правую часть лица, но отчаянно пытается найти одни единственные глаза. Глаза, которые смотрели бы со скорбью, поддержкой или же безысходностью. Ей так хочется знать, что она была для кого-то важна, что ее считали другом, что ее любили. Миико отворачивается от нее, в благородстве полагая, что так будет лучше для Сиэль. Лейфтан все еще стоит рядом, заложив руки за спину. И глядит в пол. Малахитовые глаза эльфа пронзают пристальностью и хладом, а вампир смотрит так, словно происходит нечто новое, но совсем не страшное и ни капли не трагичное. Сиэль такая наивная. Такая светлая и совершенно опустошенная. И на последнем вдохе ей мерещится мать среди толпы. Слеза катится из голубого глаза, так и не срываясь с бледной щеки - превращается в кристалл. Так и остается стоять, замерев, девушка из средневековых сказок. Альсион оборачивается, слыша тихие шаги только что родившегося ангела. Бог Земли смотрит мягко, совсем по-отечески треплет чернильные волосы Сиэль. Она жмурится, обремененная тяжелыми крыльями, надрывающими спину. Церера стоит позади мужа, голыми пятками утопая в небесном пухе облаков. И вот ее первое дитя - жмется перед ней. Сердце богини болит, его осколок разрушился, горло сдавливают спазмы и тело отторгает жизнь. Но теперь эта девушка, нет, все еще девочка, займет его место. И Церера одарит ее любовью, научит летать, научит петь. Она - ее ангел. Скоро из ее уст вырвется тихое: — Мама.