Die letzte Hoffnung

      Икегучи Рика никогда не сможет простить себе того, что случилось.       Она будет день за днём ходить сюда, под белоснежные своды, звенящие призрачной тишиной и терпко пахнущие лекарствами. Будет приносить с собой неизменный букет цветов без запаха и очередную милую безделушку. Будет снова сидеть рядом, до дрожи бережно держа бессильную, почти прозрачную руку, прикасаясь к ней пересохшими от волнения губами и бессвязно шепча разрозненные слова о любви и прощении.       Наверное, теперь уже навсегда в её памяти останутся выжженные криком и слезами воспоминания. До самого последнего мгновения Рика помнит тот самый день.       Ночной город расплывается яркими пятнами. Ветер волной бьёт по лицу. Рокот мотора заглушает все другие звуки. И скорость — выше и выше, газ выжат почти до упора. В этой гонке, где нет соперников, где есть только она и Китаро, её невыносимая и преданная любовь. Невозможно забыть доверчиво сомкнутые на талии руки, едва заметную тяжесть тела, приникшего к спине — Китаро безоговорочно верила ей. Ветер, треплющий короткие волосы, тепло любимого человека и ночь, принадлежащая им одним… Как захватывающе!       — Рика, надень шлем! — Китаро пыталась перекричать рёв мотора и вразумить легкомысленную подругу. Но та лишь отмахнулась.       — Нет нужды! Посмотри, дорога чиста, нет никого. Просто наслаждайся!       Беспечность — погибель здравомыслия! Возмущенная Китаро силой надела на Рику свой шлем. Лишь бы только уберечь непутёвую подругу… лишь бы только…       Свет фар впереди вспыхнул так внезапно. Доверчивые руки обхватили талию крепче. Верный мотоцикл повело в сторону… Рика даже сейчас крепко зажмуривается и чувствует, как болезненно обрывается внутри какая-то невидимая, тонкая струна. Тогда боль была совсем тошнотворной… крики людей, как сквозь вату… холодные руки вскоре подоспевших врачей… И её собственный шепот-крик: «Китаро!»       Рика смыкает руки в замок и утыкается в них лбом. Они выжили обе. Но разной ценой. Пусть ещё до сих пор ноют раны и пара-тройка штифтов в почти восстановившихся конечностях напоминают о себе, — но это мелочи, она по крайней мере может ходить. Растерянный взгляд на уже столько времени недвижимое лицо. Китаро спит… нет, это лишь видимость. Спящие не дышат через кислородную маску несколько месяцев. Спящие реагируют на звуки. В конце концов, спящие вскоре просыпаются, а не заставляют подпрыгивать каждый раз, когда аппарат жизнеобеспечения неровно пикнет.       Уже прошло столько времени… Рика снова целует холодные пальцы Китаро. Живи, только живи, я ведь так люблю тебя. Что бы ни случилось, я непременно буду рядом, чтобы помочь и поддержать. Прогнозы есть, пусть я не верю им. Они врут, ты однажды проснёшься, я знаю. Китаро… Кита.       — Икегучи-сан? — доктор Хатано заглядывает в палату. — Извините, время посещения закончилось.       — Ещё немного, сенсей, — шепчет Рика, не в силах отвести взгляд от спокойного лица Киты. Хоть бы один признак, что ты меня слышишь. Лишь один, я не прошу многого. Просто, чтобы знать, что вера в тебя — не пустой звук.       — Мы делаем всё возможное, Икегучи-сан. Просто не теряйте надежды, хоть бы она и была последней.       Доктор Хатано успокаивающе улыбается. Он знает, что уготовано этой девушке, но рассказывать не смеет. Рика должна верить, вера может творить чудеса, и доктор Хатано абсолютно уверен, что чудо свершится… если только… о, нет, лучше даже не думать!       — Сенсей, я прошу, — в светло-карих глазах Рики застыли слёзы. — Она должна жить.       — Непременно, Икегучи-сан.       — Я приду через пару дней. Можно?       — Конечно.       Доктор Хатано провожает Рику полным тоски взглядом. Если бы только слова могли излечивать… тогда бы больше не было нужды в медицине. Лишь только несколько слов, и любой человек мог встать на ноги всего за несколько дней. Уверенные пальцы врача прикасаются к прозрачной трубке, задерживаются на кислородной маске с едва заметными признаками дыхания, соскальзывают к запутанной сети проводов. Аппарат послушно напоминает о слабом пульсе. Танец на тонком лезвии. Чуть не углядишь, — и сорвёшься туда, откуда даже самый искусный доктор не сможет вытянуть. Девушка упорно сражается за себя, доктор Хатано чувствует это. Но теперь это дело лишь нескольких дней узнать, чего стоит ей та борьба.

* * * * *

      И когда в названный день Икегучи Рика снова придёт с букетом цветов, доктор Хатано упорно будет прятать заплаканные глаза и просить о беседе наедине. Уже тогда в груди у Рики встрепенутся непрошеные чувства. «Что с ней, что с Китаро?» — будет почти кричать она срывающимся голосом и не получать на свой вопрос никакого ответа.       — Икегучи-сан… — так хочется ударить доктора Хатано за его ненавистное спокойствие. Но Рика сдержится. Она до смерти боится того, что доктор Хатано может сказать самое ужасное из всего возможного. Руки в панике сожмут хрупкие цветы.       — Прошу вас, не тяните. Китаро… что с ней? Она пришла в себя?       Доктор Хатано дрожащей рукой прикоснётся к собственному подбородку. Доктору самому дурно от того, что он должен сообщить.       — Икегучи-сан. Киты Хироко-сан больше нет.       Алые, как кровь, маки веером рассыпаются по полу. Губы не посмеют повторить роковые слова, не желают даже переспрашивать. А сердце сжимает до кружащей голову боли. В мыслях бьются только слова доктора: «Вы же знаете, что с таким не выживают…»