Бог работает по-другому

Серое здание особняка, оплетённое грязно-зеленым плющом, взметнулось вверх. «Почему он решил принять меня не в больнице?» — подумала она и остановилась перед резной дверью, не решаясь постучать. Выдохнула облачко пара, провела рукой по резьбе, украшавшей дерево. «Такие бывают только в сказках. Давай же, стучи» Быстрые, прерывистые удары раздались необычайно глухо, въелись в плотную древесину и растаяли. Девушка потёрла костяшки пальцев, покрасневшие от холода, отступила на шаг. «Как он вообще слышит, что к нему пришли?» Дверь заскрипела, медленно открывшись. На пороге стоял высокий бледный человек с уставшим лицом. Коридор за ним заштриховала тьма. Глаза девушки резко сфокусировались на какой-то черной фигуре в глубине его. «Тихо, это тень, тебе просто опять показалось» — Добрый день, — наконец промолвила девушка. Она говорила неуверенно, с какой-то вопросительной интонацией. — Проходите. Странный голос. Старый, высушенный, как травы над камином у её бабушки. Травы пахли сладко, даже голова кружилась, а этот голос был бесцветным, как старый истлевший гобелен. Девушка шаркнула ножкой и зашла внутрь. — Мне нужно к доктору А. Лайтнингу, — сказала она робко. — Я и есть доктор Лайтнинг. — Извините, у меня назначен прием в 3 часа. Мне сказали прийти сюда. — Да-да-да, я знаю, идемте со мной, мисс… — Кэролайн. Они прошли через несколько тёмных, роскошно обставленных комнат. Доктор шёл впереди, отворяя перед девушкой тяжелые, как ворота в средневековом замке, двери. «Какой же он высокий, сутулый — лопатки торчат, будто вот-вот он ими замашет и взлетит. Забавно. Интересно, о чём он думает сейчас? О каких-нибудь микробах в пробирке? Пациентах? Может, о ней самой?» Доктор открыл последнюю дверь — это был кабинет. Отделанные шпоном стены, тяжёлый лакированный стол из дерева, настолько тяжёлый, что казалось, здесь он мог возникнуть только одним способом — доктор, верно, вырастил его из пола, используя свои научные штучки — за столом стояло зелёное кресло. Мягкий кроваво-красный ковёр, окно во всю стену, сквозь которую пробивается колкий свет зимнего солнца, и витрина сбоку, слегка запылённая, с латунной решеткой поверх стекла. Что это? Чучело? — Это крылья. Pithecophaga jefferyi. Гарпия-обезьяноед. Довольно крупный экземпляр. Будто мысли прочитал. Кэролайн покраснела, наверное, она слишком пристально на них смотрела. — Красивые, да? — спросил вдруг он с надеждой в голосе. — Да, очень, — Кэролайн с интересом разглядывала тяжелые коричневые крылья. «Нет, это точно не гарпия. Это вообще не птица. Не бывает таких больших птиц». — Присаживайтесь, — девушка обернулась и опустилась в кресло напротив витрины. Доктор что-то писал — наверное, заполнял бумаги, касающиеся её лечения. Сколько же ему лет? Наверное, уже двести. Лицо чистое, молодое, но глаза. Такие старые, уставшие, лихорадочно блестящие, когда он смотрел на кого-то, растрепанные выцветшие волосы, сухие руки, мелькающие над бумагами, вытянутая фигура, слегка сгорбленная, будто стыдившая своего роста. В другое время он показался бы ей страшен. Или жалок? Девушка бросила взгляд на стол. Бумаги, перья, чернильница, красный томик Достоевского. Странное чувство охватило её, когда она увидела книгу, она лежала как раз там, где её отец обыкновенно держал Библию. — Пройдите в соседнюю комнату. Я сейчас к вам подойду. Там моя помощница — отдайте ей документы, — он протянул девушке увесистую папку. Кэролайн схватила её и быстрым шагом вышла из кабинета. Доктор устало откинулся на спинку кресла. Да, определенно, осталось совсем немного. Даже если и грех это, то потом он с лихвой окупится. Он же не хочет ей зла, верно? А так будет лучше. Для всех. Врать тяжело. Всё-всё, что он накопил, уходит из-за этого грешка. Он поднял свою руку и посмотрел на маленький прибор, прикрепленный к его запястью. Маленькая золотистая стрелочка указывала на зелёное деление. Определённо хватит. Хорошая вещь, как её там — доброметр? И какой дурак мог придумать такое название? * * * Закончив осмотр и заполнив нужные бумаги, которые девушка сразу же подписала, доктор отошёл к окну, спрятанному за ширмой. Девушка одевалась. — Кэролайн, скажите, вы верите в Бога? Шорох платья за его спиной сразу прекратился. — Да, конечно же. — И... как вы думаете, я достоин рая? Молчание. Девушка вспомнила множество благодарственных писем на стенах кабинета. — Да, такой добрый и щедрый человек, как вы. Бог был бы очень несправедлив, если бы вы не попали туда. Все ваши добродетели — они искупят любой грех. — Да? А как насчет убийства? Можно ли искупить убийство? — спросил он, и девушке показалось, что он хищно улыбнулся. Опять молчание. — Не знаю. Честно, не знаю. Наверное, это никак не смыть… — Вы не правы. Бог работает по-другому. Нас слишком много, чтобы тщательно взвесить поступки каждого. Здесь все намного легче — это как игра, очки, понимаете? Это всё очень, очень интересно. Вы думаете, что пока человек тут разводит костры, обтачивает кремень, куёт железо, зажигает первую лампу, покоряет Антарктиду, эти, — он неопределенно показал рукой вверх, — просто так сидят там, обмотавшись в тряпьё и свесив ножки с облачка? Нет, это всё слишком сложно. И одновременно просто: перевел старушку через дорогу — плюс, обманул кого-то — минус, вся жизнь состоит из плюсов и минусов, единиц и нулей, как двоичный код. Столько времени, чтобы понять, что система так примитивна, изящна и уродлива одновременно… Сколько времени потрачено на отладку, шлифовку, а всё равно остаются неучтённые случайности, нюансы, — сказал он упавшим голосом и показал девушке прибор на руке, — Видите золотое поле? Мне осталось ещё немного до «праведника». — И тогда вы сможете попасть в рай? — И тогда я смогу вернуться. — Эти… крылья… Они же ваши? — спросила она, потупив глаза. Догадливая. Только жить ей осталось недолго. Пока она почти здорова, но скоро… Нет, лучше поспешить и не откладывать. — Да. Снова тишина. Если убить человека, можно же снять часть его грехов? Она красива, саван очень пойдет её бледному лицу. Да и его тоже. Два человека, две тени, которых уже ждет смерть. Она идет по песчаной дорожке сада, открывает дубовую дверь, летит по коридорам, полным отчаяния и ожидания. Сколько лет он уже ждёт этого? Двадцать? Тридцать? Сто? Сколько лет эти ужасные рубцы на спине не дают ему спать? Сколько лет в его доме прячутся кошмары, заставляющие его избегать драгоценных минут сна? Прозрачная жидкость входит в шприц, сияющий полированной иглой. — Дайте руку. Ей страшно. Эти разговоры о Боге, об убийстве, грехах, добродетели — всё так похоже на исповедь. Перед ней? Зачем? Это же просто очередная процедура. Доктор находит синюю жилку на белой руке. — Не бойтесь, все пройдет быстро. Вы даже не поймете особо, что произошло. Сухой голос, далекий, словно её укутали ватой. Здесь так тепло, почему она раньше не заметила? Доктор вышел. Из кабинета послышался звон стекла и сигнализация. Зачем? А, ну да, крылья. Вот они опять перед ней, на белом покрывале. Теплые на ощупь, будто живые. Человек стоял перед ней, глядя прямо в глаза. Это однозначно воспримут как вынужденные меры. Бумаги об эвтаназии она подписала, на сигнализацию скоро приедет полиция, а потом — двинется очередь на пересадку органов. Стрелка дрогнет и остановится на золотистом поле. А пока нужно смотреть, как умирает человек. Не зря ли ты это сделал, Альберт? Может, нужно было попытаться сделать это другим путем? Отдалить цель ещё на несколько десятков лет? Брось, ты же знаешь, как это всё происходит. Это просто цикл — рождение, развитие, смерть, разложение биологических тканей. Или выход души из тела, если так тебе угодно. Но если все так просто, отчего тебя бросает в дрожь? Девушка вздрогнула, её глаза помутнели. — Знаете, я очень хочу спать. — Я знаю. Сухая рука легла на её плечо. — Это просто сон, ничего более. Кэролайн легла на кушетку и закрыла глаза. Её дыхание выровнялась. — Вы всё правильно делаете. Вы, верно, думали, что я никогда не читаю, что подписываю, да? — сказала она неожиданно твердым голосом. Доктор испуганно посмотрел на неё. Её дыхание успокоилось и застыло. В передней послышался шум врывающихся «хранителей порядка». «Ещё одно идиотское выражение земного мира» * * * — Вот тебе и доктор. Ничего-то они не понимают. Все зло от них, — кивнул старый полицейский своему напарнику. — Дэн, пиши, пиши. — Девушка, двадцать лет, документы же у нас есть? Замечательно. Тело предполагаемого убийцы обнаружено в собственном кабинете, орудие убийства — кухонный нож. Чучело описывать? — полицейский указал на коричневые крылья на столе. — Смотри, девочка-то сама подписала документики. Тут и на донорство органов есть, — сказал первый, не обращая внимания на вопрос. — Её же уже увезли. Врач всё видел. Идём лучше осмотрим приемную, — молодой человек поднялся. — Да-да, надо бы. — Что тут смотреть? Шприц, какие-то ватки, склянки, банки, — протянул старший, когда они зашли в комнатку. — Тихо, слышишь? — молодой замер, положив руку на кобуру. Из кабинета донеслись какие-то шорохи, похожие на дыхание, и шелест. Старший осторожно выглянул из-за двери, держа пистолет на изготовку. — Дэн, запиши — тело предполагаемого убийцы и чучело исчезло во время обыска.