Черничный пирог

Стоя у большого окна во всю стену и наблюдая за ночным городом, можно думать обо всем на свете, мечтать и надеяться на светлое будущее. Но в голову лезут мысли только об одном человеке. Чертов кретин! Ненависть к нему перешагивает любовь и втаптывает ее громоздкими ботинками прямо в землю, оставляя один лишь маленький, изредка поблескивающий след. В моей голове крутилась лишь одна мысль: «Что опять не так?» Короткое сообщение «Дом!» вводит меня в минутный ступор и пробуждает страх. Да, он пользовался мной, как игрушкой. Игрушкой для снятия стресса или для утех. Больше ни на что я, по его мнению, не годилась. Он этого не скрывал и говорил прямо, чтобы я не надеялась на большее. А я надеюсь и мечтаю, что когда-нибудь он все-таки посмотрит на меня с неподдельной нежностью, заботой и лаской. Приготовит кружку горячего чая и поставит её рядом с сиреневым блюдцем, на котором лежит мое любимое пирожное в форме пингвинёнка, на лице у которого широкая счастливая улыбка. Да, моим любимым животным является пингвин. Добрый, ответственный и неугомонный пингвин. Я надеюсь, что он так и будет меня называть – «мой пингвиненок». Но это лишь мечты, которые постоянно витают в моей голове, когда я стою у большого окна в пустой квартире на 21 этаже. Резкий хлопок двери заставил меня дернуться и обернуться в сторону звука, прозвеневшего в темноте. Ночь не смогла скрыть очертания прелестного ангельского лица с глазами дьявола. Сейчас эти глаза были вновь направлены на меня, и я ничуть не удивилась. Все как всегда: усталость, сопровождаемая надоедливыми фанатками и болезненными ссорами с одногруппниками. Только я могла утешить его своим телом и теплым взглядом. Но он не мог сделать этого со мной. Все всегда было жестко, грубо, но приносило незабываемое удовольствие и эйфорию. Небольшие, но выразительные карие глаза все еще были устремлены на меня. Они поражали своей прямотой, напористостью и страстью. Ноги сводит и невозможно устоять, глядя прямо в пучину ада, где горит огонь и тонут падшие души. И я, видимо, падшая душа, раз тону, в этом омуте бесконечно-сти и неизвестности. Аккуратный нос, показывающий дорогу к смелым, пухлым и сладким на вкус губам. Они выглядят, как две вершины чего-то невозможного и непокорного. Но иногда мне удается покорить эти вершины и слиться в жадно сладком поцелуе и растаять, как снег под солнцем на пике горы. Подтянутое тело сильно дрожало, а грудная клетка тяжело поднималась и опускалась, издавая звук дикого зверя, готового кинуться на бедную жертву. Этим грозным животным являлся Пак Чимин, демон и ангел в одном лице! Мое тело боялось совершить хоть малейшее движение, будь то тихий вздох или моргание. Казалось, будто я могу вызвать в нем лавину, накроет меня с головой, лишив кислорода и шансов на спасение. Он шел ко мне медленно и спокойно, но это не значило, что его состоя-ние олицетворяло тоже самое, что и его походка. Я почувствовала его жгучее дыхание на своем лбу. Мой рост позволял смотреть на него снизу вверх, и он этим всегда пользовался – ему нравятся низкие девушки. Я не стала поднимать голову, а лишь ждала его дальнейших действий. – Что ты делала в моем общежитии? – его бархатный тон в сочетании с грозным взглядом делал из меня зайца, загнанного в угол волком, который собирается съесть свою жертву, но при этом не пугать её, чтобы последние минуты жизни не казались такими горькими. Немного переведя дух и успокоившись, я попыталась сделать голос бо-лее мягким, но при этом уверенным, однако получился лишь дрожащий писк. – Меня позвал Чон Гук, – я замолчала на мгновение, но потом продолжила: – Попросил испечь пирог. Его вены на шее взбухли, грудь начала подниматься еще сильнее, и своим лбом я начала чувствовать учащённое дыхание, от которого ста-новилось невыносимо жарко. Все тем же спокойным голосом он спросил: – Черничный? – Да. Сделав несколько шагов в сторону кухни, он схватил торшер, который слабо освещал её, придавая легкую романтику во время ужина, и со всей силы кинул в противоположную сторону. Я закрыла глаза и услышала лишь громкий хлопок – это был звук бьющегося стекла, с которым торшер познакомился во время своего полета и удара о стеклянную дверь ванной комнаты. Взрывная волна гнева и злости, исходящая от этого человека, снесла меня с ног и опрокинула на надутый двухъярусный матрас, располо-женный у окна. Я любила греться на рассвете в лучах солнца: един-ственного, дарившего мне тепло, ибо моя спина чувствовала лишь холод и одиночество пустой мятой подушки и откинутого угла одеяла. Пак Чимин, дьявол во плоти, навис сверху, закинул мои руки над головой и зло, почти с рыком, произнес слова, которые я привыкла слышать: – Сейчас ты заплатишь за это! Привязав мои руки ремнем к ножке железного столика, стоящего у изголовья матраса, он принялся жадно, быстро и с ненавистью снимать с меня все, что на мне было. Кусочки белого худи полетели в разные стороны от звериной силы, таившейся в его крепких руках. Вслед за ними полетели черные обтягивающие джинсы с порезами на коленях, которые я так любила. Кружевное черное нижнее белье было сорвано за до-ли секунды, а я осталась лежать, тяжело дыша и дрожа под горячими поцелуями моего Господина и падшего ангела. Его руки сжимали мое хрупкое тело, сильные ладони ложились на мои бедра, оставляя отпечатки, а жгучие губы покрывали мое тело от мочки уха до пупка, местами покусывая то слабо, то с неимоверной болью, от чего мои крики ударялись о стены и возвращались обратно. Расстегнув ширинку и приспустив штаны с трусами-брифами, он резко, с толчком, грубо вошел в меня, жадно кусая за плечо и больно, до образования кровоподтеков, сжимая мое бедро. Его грубая сила была настолько яростной, что все, что он делал, было адресовано не тем людям, которых он иногда терпеть не мог в силу своей работы, – все было адресовано мне, и я сейчас платила за это. Если раньше это было дико приятно и приносило незабываемое удовольствие, то теперь стало пыткой и приносило лишь страдание. По моим щекам текли слезы; я кричала и пыталась хоть как-то достучаться до него, но он меня не слышал. Я не могла понять, что сделала, чтобы расплачиваться таким образом… Его мускулы начали сокращаться чаще, руки накрыли мои; он снял ремень, который держал меня на привязи, и через несколько секунд его накрыло цунами удовольствия и наслаждения. Я лежала и смотрела в окно, лишь изредка поглядывая на свое тело, на котором виднелись синие пятна. Вид ночного города или раннего рассвета теперь казался мне не таким сказочным, как это было раньше. Теперь все это олицетворяло для меня горечь и обиду. Почему это место он называет домом? Почему он выбрал именно такую квартиру, о которой я долго мечтала? Чтобы моя жизнь казалась не такой сладкой и волшебной? Смыв с себя всю боль, я оделась и ушла с мыслью больше не возвращаться сюда, не ждать его короткого сообщения «Дом!», любить того, кто пользуется мной, даже не спросив, как я себя чувствую. Раньше все было не так. Прогулки за руку под ночным небом, игры в прятки на детской площадке и походы в круглосуточные минимаркеты, чтобы вкусно поужи-нать горячей лапшой с острым кимчхи. Я ждала, когда он назовет меня ласково, мягко обнимет или просто поцелует, но этого не происходило. Он всегда держал дистанцию. Но теперь все это в прошлом и не станет будущим. Каждый вечер я получала от него смс с полюбившимся ему содержанием, но в ответ не приходила, не ждала его у окна, не чувствовала запах его духов, не видела его горячего взгляда в свою сторону. Я просто все также училась, сидела в своем общежитии, гуляла и ходила в кино одна, засыпала в обнимку с большим пингвином и также просыпалась. Оставив окно открытым, чтобы проветрить комнату перед сном, я легла в кровать и решила почитать, но меня отвлек шум, приближавшийся к окну все ближе и ближе. Меня это испугало: я жила на 2 этаже и чок-нутые парни моих соседок могли спокойно забраться в окно. Насторожившись, но не вставая с кровати, я открыла ящик прикроватной тумбочки и достала электрошокер. Звук стал громче, и я увидела знакомую белую макушку, а затем глаза и пухлые губы. Сделав пару прыжков, Чимин оказался в моей комнате. Он стоял, не делая никаких движений, монотонно дыша и смотря мне прямо в душу. Тихие шаги в мою сторону заставили вздрогнуть и посмотреть прямо в его глаза. Мое сердце забилось чаще; стало труднее дышать, и лицо залило краской. Сев на край кровати, Чимин положил голову на мои ноги и обвил обеими руками мою талию. Его холодный нос в сочетании с горячим дыханием я чувствовала животом через кофту. Внизу живота заныло, и мурашки побежали по всему телу. – Ты и твой черничный пирог только мои, –его голос был мягок и полон нежности и тепла. – Прости меня, мой пингвинёнок.