Сюрпрайз

Всех с Днем святого Валентина. Чтоб вас всех любили так, как Виктор любит Юри (≧◡≦) ♡

Юри, со свойственной японцам сдержанностью, проявлял инициативу редко, но, как говорится, метко. Виктор усвоил это не сразу — месяца через три после переезда Юри в Санкт-Петербург. После почти года воздержания возвращение к регулярной половой жизни казалось манной небесной, и Виктор чувствовал себя подростком со спермотоксикозом — хотелось всегда и везде. Благо, ума хватало не заваливать Юри на катке — стеснительный брюнет бы ему не простил таких вольностей, а когда на катке занимались другие фигуристы, и вовсе не давал к себе прикоснуться. С одной стороны Виктора это расстраивало — он привык во время тренировок к тактильному контакту с подопечным: то руку поправит, то с растяжкой поможет, то массаж на закаменевшие мышцы сделает, то за задницу помацает… С другой стороны, Виктор не желал, чтобы кто-то видел взбудораженного Юри — в Эросе он и так показал слишком много секса, увеличив собственную фан-базу с сотен душ до тысяч. В общем, Виктора ломало от двух крайностей; возвращаясь домой, Никифоров словно на суперклей прилипал к Юри, и ни на секунду не покидал, всячески трогая и лаская. По началу Юри смущался, но не пробовал отстраниться, принимая откровенную ласку и лаская в ответ. Виктор был готов выть на луну в те моменты — от счастья. Сегодняшний день стал исключением. Юри с самого утра выглядел взмыленным и отстраненным, словно его мысли протекали далеко от проката программы. Виктор часто наблюдал подобную картину, и она ему не нравилась — Юри снова чего-то себе мысленно накручивал. Из-за этого страдали не только его прыжки, но и визитная карточка — дорожка шагов. Яков посматривал с неодобрением, но почему-то на Виктора. Взгляд тренера российской сборной явно говорил: «Вот, посмотри до чего бедного мальчика довёл!», что Виктору хотелось крикнуть: «Но мы вчера даже ни-ни!». В конце концов Никифорову надоела неудачная тренировка и отсутствующее выражение лица Юри. — Юри, перерыв, — крикнул Виктор на весь каток, чтоб жених наверняка услышал. Юри вздрогнул. Вместе с ним и все те, кто находился на льду; Плисецкий упал, не успев войти в прыжок. — Блядь, Никифоров, — заорал подросток, — какого хрена ты орёшь, как потерпевший?! Но Виктор не обратил внимание на выпад, наблюдая за Юри, который плыл, как умирающий лебедь — иначе и не скажешь — к выходу. Виктор обеспокоенно уставился на оперевшегося о бортик брюнета. — Юри, — Виктор подошел вплотную, взял в ладони лицо Кацуки; Юри издал тихий, но отчетливый стон и поднял на мужчину поплывший взгляд. Виктора дрожью пробрало от макушки до копчика, оседая теплом в паху и ногах, — Юри? На возглас снова обернулись; Мила обеспокоенно спросила: — Что случилось? — Не знаю, Юри… — не успел Виктор договорить — Кацуки упал в его объятья; в ногу упёрлось нечто большое и твердое, — Я д-думаю, ему лучше прилечь. Виктор буквально выволок жениха с арены, таща за собой в раздевалку. — Юри, — заговорил Виктор, когда дверь за ними захлопнулась, — ты что-то принял? Как только мучавший всю дорогу вопрос прозвучал, Виктор понял, каким глупым и нереальным он оказался. Юри, его скромный Юри — поборник здорового образа жизни. Единственное, что могло сбить его с пути истинного — кацудон Хироко-сан. Он не мог принять что-то запрещенное, тем более перед тренировкой. — Я такой идиот, Виктор, — простонал Юри, и залепил жениху смачный влажный поцелуй, параллельно обтираясь об него, словно течная кошка. — Юри, Господи, Юри, — Никифоров повалил Кацуки на узкую лавку, сбросив чью-то сумку из которой со звоном вывалились коньки — судя по размеру они принадлежали Юрию. Виктор отметил это краем сознания, с силой проводя по напряженным бокам Юри, задирая кофту; упоенно целуя опухшие губы из которых вырывались всё более громкие стоны, отдающиеся от голых стен и бьющие в шумящую от притока крови голову. Виктору по макушке ударило осознание где они, собственно, находятся и он, несмотря на в миг разгоревшееся возбуждение, отстранился от Юри. — Солнце моё, Господи, давай остановимся. Яков же убьет нас, — бормотал Виктор, тщетно пытаясь отодрать от себя цепкие пальцы жениха, — Юри, поверь мне, Яков — жестокий мужик, он в СССР вырос… Он Сталина видел, Юри! Как не пытался Виктор достучаться до разума Кацуки, и до своего — что уж говорить — тоже, ничего не вышло. Юри содрал с него олимпийку, припадая губами к заполошно бьющейся жилке на бледной шее. — Виктор, прости, я хочу — как это по-русски? — выеби меня, — медленно, по слогам, с еле слышимым акцентом выдохнул Юри. Виктор до боли прикусил губу, и сжал себя через штаны, чтобы не кончить вот прямо сейчас. — Что ж ты творишь, — почти плача выдохнул Никифоров, сдёргивая с жениха штаны с трусами; вцепился в напряженные нежные ягодицы, сминая их ладонями, но почти сразу пораженно замер. — О Боже! Обожеобожеобоже, Юри, ты смерти моей хочешь, — проныл Виктор, наткнувшись кончиками пальцев на что-то твёрдое. Медленно развел дрожащие ноги Юри и уставился на тускло поблескивающую пробку, что находилась в Кацуки. Рука без участия закоротившего мозга достигла пробки, легко потянула, и, когда показался широкий конец, отпустила, заставив Кацуки вздрогнуть всем телом и изогнуться; из дырки текла белесая смазка. Никифоров моргнул; в мозгах щёлкнуло. — Юри, какой ты, оказывается, плохой мальчик, — Виктор чуть отвел руку в сторону и звонко шлепнул бледную ягодицу, — я тебя накажу. Никифоров сдёрнул Юри с лавки, заставив опереться о неё локтями и выгнуть спину; пробка засверкала в свете ламп. Виктор хлестко шлепнул бледную ягодицу; Юри вскрикнул, но только сильнее отклячил задницу. Виктор не отказал себе в удовольствии отшлепать этого вечно скромного юношу. Если это сон — пусть он никогда не заканчивается! — Виктор, — воскликнул Юри, где-то после удара десятого, падая грудью на лавку, — пожалуйста, Виктор, я не могу больше. Давай же! Юри сильнее прогнулся в спине и с силой развел ягодицы руками; Виктор почувствовал привкус железа и соли во рту — он был близок к пресловутому «кровь из носа». Никифоров буквально рухнул лбом на поясницу Кацуки, стаскивая с себя штаны, и взявшись за пробку. Металл нагрелся от жара Юри, скользил от смазки и пота; Виктор тщетно пытался вытянуть пробку быстро — вид серебристой игрушки, скользящей в теле жениха, завораживал. Мелькнула мысль купить вибратор и затрахать Юри так, как он сейчас вытрахал мозг Виктору. Никифоров почти вытащил пробку, но тут же втолкнул обратно, прокрутив за рукоятку; указательный палец скользнул внутрь с трудом, чувствуя мягкость, податливость стенок и твёрдость игрушки; к указательному присоединился средний, заставляя Кацуки дрожать и почти кричать. Юри сам потянулся к пробке, но руку перехватили за запястье. Когда игрушка, наконец-то, покинула тело Кацуки и с глухим стуком упала на пол, Виктор находился на грани сумасшествия, наблюдая как судорожно сокращается кольцо сфинктера. Он не сдержался — припал ртом к мокрой от смазки дырке, вылизывая вход и уже тремя пальцами проникая внутрь. Юри надрывал голос, терзая собственный член и оттягивая мошонку. — Блять, — простонал японец на чистом русском, когда Виктор резко заполнил его собой, — да, ещё, Виктор! Виктор двигался по-сумасшедшему быстро, до сбитого дыхания; схватился за отросшие волосы Юри и резко дёрнул на себя, заставляя выгнуться. Крик боли и наслаждения ударил по стенам и вернулся в уши оглушающим звоном. Кацуки сжал его сильно, до боли, и Виктор отстранённо заметил, как в нем узко, словно и не было всех прошлых дней и ночей, будто не ходил он с пробкой с самого утра — когда хоть успел засунуть? Никифоров вдруг четко осознал, что Юри полдня ходил с пробкой внутри, ехал с ней в машине, тренировался с ней… Ненормальный! Охуительный! Виктор выплескивался долго, словно Юри вытягивал из него все соки; их колотило от оргазма; они тяжело, сбито дышали, несколько минут приходя в себя. — Ох, не знал, что будет так сложно, — простонал Юри, разваливаясь на лавке, — и охуенно. — Откуда ты взялся на мою голову? — Простонал Виктор, приваливаясь голой спиной к шкафчикам, — и где ты раньше был? — Виктор, я не понимаю по-русски. — Ты как ребёнок, Юри, — хохотнул Никифоров. — Что? Почему? — Ну, знаешь, в России считают, что когда ребёнок учится говорить, он с лёгкостью запоминает матерные слова, а не нормальную речь… вот и ты тоже. Юри возмущенно засопел. — Как тебе вообще в голову пришла эта идея? Проспорил кому-то? — Виктор лениво-медленно обтирался полотенцем и обтирал всё ещё лежащего Юри. — Нет, — покраснел стыдливо и отвернулся к стенке, — я… хотел тебя удивить. Вот только сам удивился, не ожидал что так голову снесёт. Ками-сама, что теперь о нас подумают?! Юри, чуть не плача, закрыл лицо ладонями. — Подумают, что мы счастливые молодожены, — сказал Виктор, невесомо целуя живот Юри, — и позавидуют. — Яков-сан вряд ли, — Юри вздрогнул от очередного поцелуя в паховую косточку, — Виктор! Всё, хватит! — Да? Поздно, Юри. Твой имидж невинного и воспитанного мальчика слетел, как шелуха. Я кажется слышал, как Юрио под дверями матерился. — О, нет! — Да, Юри, да, — Виктор навис сверху, — и раз уж все в курсе, чем мы тут заняты, давай ещё разооооооой, Юри, больно! Виктор снова безуспешно пытался оторвать цепкие пальцы Юри, только теперь от собственного уха.