По кругу

С острия пера на лист упало несколько темно-фиолетовых капель чернил. Они постепенно вписывались в бумагу, образуя узор. Если бы Адриана спросили, на что это похоже, он бы сравнил его с паутиной. Взяв промокательную ткань, он постарался аккуратно убрать пятно. След все равно остался. Отложив перо, он сложил руки в замок, утыкаясь в них лбом. Ему разрешили написать письмо, быть может, последнее в его недолгой жизни, а он не способен связать и пары слов, сидя над листом уже более получаса. По телу то и дело проходила дрожь, желудок сжимался и болел, в горле стоял ком. Страшно. Ноздри с жадностью вдыхали воздух, в котором смешались ароматы пылающих в камине дров, сладкого цветочного букета на столе, фруктов, названия которых были ему неизвестны, и чистого постельного белья. Взгляд бездумно скользнул по кровати – резной, выполненной из красного дерева, поистине королевских размеров с лиловым тяжелым балдахином. Она была больше, нежели та, на которой он спал последние несколько недель. Но можно ли сравнивать казенный дом с графской усадьбой? Капля пота скатилась по затылку вниз, исчезая в вороте шелковой рубашки. В костюме из темно-синего бархата было нестерпимо жарко, плотный крой не позволял нормально дышать. Приходилось ограничиваться быстрыми короткими вдохами, от которых то и дело кружилась голова. Этот дорогой материал не шел ни в какое сравнение с его старыми обносками, но он же и душил его. Или же Адриан сам себя накручивал, впадая в так долго подавляемую панику. В дверь постучали. Слуга пригласил его к ужину. Время вышло. Посыпав письмо тальком, Адриан сложил его в конверт. Оставалось надеяться, что его все же отправят. На негнущихся ногах он поднялся из-за стола, направляясь к выходу. Дверь закрылась. Слуга шел чуть впереди, указывая дорогу. Сзади же раздавались тяжелые шаги стражников, сопровождающих его. Попадающиеся на пути люди – вышколенные, знающие свое место – даже не смотрели на него, словно Адриана здесь и не было. Не так давно он уже шел по похожим коридорам именитого дома, следуя за своим господином экзархом. Для одного из них эта дорога стала последней. Теперь пришел черед другого? Нельзя паниковать, нельзя… Тихий вдох и рваный выдох. Каждый шаг давался с трудом, удары сердца оглушали, перед глазами появлялись какие-то блики. Ноги подкосились в тот момент, когда перед ним были распахнуты двери в малую столовую – сдержанную в своей скрытой роскоши, оттого еще более величественную. В лицо ударил жар, источаемый огромным камином. Глаза чуть заслезились. Несколько шагов он сделал вслепую и очнулся, лишь когда послышался щелчок замка. Сознание почти сразу прояснилось. С жадностью Адриан стал осматриваться по сторонам, подмечая щедро уставленный яствами стол, дорогие даже на вид ковры и гобелены, изящество мебели, фарфора, серебра. Ворот рубашки вновь сдавил шею. Он обошел стол, невольно сглатывая скопившуюся во рту слюну. Аромат блюд кружил голову, заставляя вспомнить, что с самого утра он ничего не ел. Бросив очередной взгляд на стол, Адриан силой заставил себя отвернуться к огню. Во-первых, он не может ничего взять, пока не появится хозяин дома, это было бы дерзостью. Во-вторых, ему не понаслышке было известно, насколько опасно гостеприимство Аргонеров. Часы методично отмеряли ход. Казалось, что в груди воспалились и окаменели мышцы, сдавливая легкие и сердце. Он сам от себя не ожидал, что окажется таким трусом. Даже зная, что собственная жизнь перестала ему принадлежать с той минуты, как его доставили сюда, страх смерти не отпускал… как и страх встречи. Двери открылись. Адриан тут же обернулся, глядя на вошедших господ. Высокие, статные, хоть и принадлежащие к разным семьям, но похожие, как единокровные братья. Темные волосы обоих чуть подвивались, на лицах немного проступали следы усталости, но взгляды были ясными и сосредоточенными. - Добрый вечер, Адриан. Надеюсь, ты пребываешь в добром здравии. Подойдя к застывшему парню, Гэбриэл положил руку ему на плечо, как бывало в старые времена. Сердце сжалось. - Ты выглядишь лучше с нашей последней встречи. - Да господин, благодарю, - Адриан отвел взгляд в сторону. Рафаэль, в своей обычной манере, сдержано кивнул в знак приветствия. - Прошу к столу, - пригласил Гэбриэл на правах хозяина. Кравчий тут же засуетился, распоряжаясь о подаче блюд. Перед Адрианом поставили тарелку с холодной рыбой под маринадом. Вновь пришлось сглотнуть слюну. Краем глаза он заметил, как стольник потянулся к его бокалу, чтобы налить вина. - Нет, - получилось слишком резко. – Благодарю, но не стоит, - кое-как постарался он сгладить момент. - Тебе не по нраву белое вино? – спросил Гэбриэл, нанизывая на вилку салат. – Оно с наших южных виноградников. И я могу заверить, что обладает восхитительным вкусом. - Я не большой ценитель вин. И, боюсь, не смогу оценить его. - Тогда стоит довериться моему суждению. Он замялся. Спорить было бесполезно. Наблюдая за тем, как наполняется бокал, он успел обратиться к Создателю, моля его о прощении и смирении. Адриан потянулся к напитку. Досчитав про себя до трех, он быстро сделал глоток, морщась от кисловато-сладкого вкуса. В голове мелькнула запоздалая мысль, что его желудок до сих пор пустой. В лучшем случае, алкоголь все же ударит в голову. Что до худшего, то там разницы уже не будет. Проглотив вино, он замер, прислушиваясь к себе. Ничего не происходило. - Как тебе? Гэбриэл и Рафаэль смотрели на него с интересом. На лице первого была снисходительная улыбка, лицо второго также стало чуть более расслабленным. Их забавляли его метания. На краткий миг вспыхнуло раздражение – колкое и злое, эхом отраженное от некогда уязвленной гордости. Адриан заглушил его, сильнее сжимая бокал. - Очень приятное, - соврал он. - Ты просто не привык, - рассмеялся Гэбриэл. – И это даже несмотря на то, что ты несколько лет был в свите Серриенти. Фраза повисла в воздухе. Чтобы хоть как-то избавиться от давящего гадкого чувства, Адриан принялся за еду. Вкуса, вопреки голоду, он не чувствовал. И каждый последующий кусок норовил застрять в горле под испытующим взглядом Гэбриэла. Оставалось возблагодарить Всевышнего, что хотя бы Рафаэль проявлял чувство такта. После недолгого молчания он же и начал ничего не значащий разговор о том, где именно они были последние несколько недель. Адриана это мало волновало, но он старался делать заинтересованное лицо. Несмотря на приятный голос собеседника, свою любопытную натуру и любовь к путешествиям, расслабиться, как раньше, не получалось. Он поспешно выпил залпом вино. Стольник незамедлительно вновь наполнил бокал. Рафаэль рассказывал о Кон’Аррэ – жемчужине Норийского полуострова, окруженного естественными границами. Более всего в те края влекли леса у подножья гор с их заброшенными алмазными шахтами и дикими тварями. - Шкуру черного волка привезут через три недели, - произнес Рафаэль – очередной трофей его немалой коллекции. - У него красивый мех,– кивнул Гэбриэл. Незаметно сменилось уже третье блюдо. Ужин длился около полутора часов, подходя к своему окончанию. Разморенный теплом и вином, Адриан немного успокоился, даже находя в себе силы поддерживать непринужденный разговор. Казалось, что они вернулись на несколько лет назад, когда были студентами. Тогда у Гэбриэла и Рафаэля тоже была не самая простая жизнь, продиктованная их положением, но хотя бы существовала иллюзия свободы и веры в лучшее. Прекрасные дни, если подумать. Тогда он верил, что именно такие люди должны строить будущее. На столе появились фрукты и сладости. Стольник принес новый бокал с красным вином. Поставив его, он, поклонившись, быстро удалился. Остальные слуги также покинули комнату. Адриан заметил это не сразу. Но как только сознание чуть прояснилось, хмель моментально выветрился из головы. Встрепенувшись, он напряженно уставился на принесенный бокал. - Ты вспоминаешь прошлое? Адриан понимал, что Гэбриэл обратился к нему, хоть тот и смотрел на огонь, горящий в камине. - Иногда. - А я часто. Особенно в последнее время. Ужины в общем зале, где собирались все студенты, тренировочные бои, лекции. Но больше всего именно вечера. Адриан попытался вспомнить, когда именно эти самые вечера стали тяготить его лично. И дело было не в еде или шуме – ему нравились и простота, и общее веселье. Никого не заботило, что он предпочитает овощи и рыбу мясу, а простую воду – вину: для менее знатных студентов такой набор был нормой. Поэтому когда глава Регонского союза – Гэбриэл Аргонер, старший сын и первый наследник династии Регонских наместников – неожиданно объединил столы знати и простолюдинов, студенты были шокированы пиршеством, организованным по этому поводу. Мраморное мясо, дорогое вино, засахаренные фрукты, соусы, сладкий хлеб, но главное, возможность находиться рядом с главами союзов – все это кружило голову. Поэтому Адриан не сразу обратил внимание, когда, взамен того, чтобы все же соблюдать минимальную формальность, Гэбриэл или же Рафаэль оказались близко к нему. Слишком близко, учитывая, что его дядя принадлежит гильдии даже не торговцев, а каменщиков. Это льстило, он восхищался этими благородными людьми, при этом каким-то образом оставаясь слепым ко всему остальному. Беседы, предложение прогулок верхом, а после громкого празднования дня Единения его, полупьяного, доставили не в фатрию Леорана, а в фамильное поместье Верховного юдекса провинции Нарсина – Меркурио Лисарди, отца Рафаэля. Там же на время обучения жил Гэбриэл, находясь под защитой своих преданных вассалов, командира северной армии Империи. Три дня вынужденного заточения – иначе Адриан не мог назвать это – после чего ему дали уйти или, точнее, позволили сбежать? Очередное малодушие, но он испытывал страх перед этими людьми – необъяснимый, по сути, не имеющий под собой ничего, кроме странного предчувствия. Но возможно, всему виной предложение Гэбриэла переспать с ними? Тогда он отказался. Мужеложство с приходом новой веры уже несколько столетий перестало быть чем-то постыдным, как и полигамия. Но Адриан рос на постулатах старой религии, в конце концов, ему всегда нравились только девушки. Ни разу он не смотрел на другого парня или же мужчину как на партнера, любовника. Но после предложения Гэбриэла стал ловить себя на том, что время от времени начинает засматриваться на господ, подмечая то, на что ранее не обращал внимание, оценивая, представляя… Когда он поймал себя на этих мыслях, его бросило в холодный пот. Столпы новой религии – пороки, разъедающие душу, дурманящие разум. Он выше этого. На какое-то время все прекратилось: его не замечали, оставив в покое. Затишье длилось около месяца, может, немного дольше. На его место вновь вернулось внимание – более сдержанное, теперь походящее на покровительственное отношение сюзерена к простолюдину. Но одновременно Адриан замечал, что его постепенно, незаметно, вытягивают из его студенческого союза. Свободное время было почти полностью оккупировано Гэбриэлом или его людьми. Дошло до того, что даже проститутку выбрали именно они для него, чтобы помочь вступить во взрослую жизнь. Он потом спрашивал об этой девушке – в конце концов, она была ему симпатична – ее с того времени никто больше не видел. Тогда впервые появилось ощущение, что за ним следят, возникло чувство тревоги, но без страха, скорее преисполненное каким-то темным томлением или даже ожиданием. В какой-то момент ему даже стало любопытно, как они поведут себя с ним дальше. - Погрузился в воспоминания? – верно расценил его молчание Гэбриэл. - Простите, - спохватился Адриан, бледнея и лихорадочно соображая, что должен сказать в свое оправдание. Губы пересохли. - Надеюсь, они приятные? - Да, - Адриан видел, что ему не верили. – То есть, не совсем. Я… я вспомнил о лесе. Простите. Атмосфера сразу изменилась. Адриан понимал, что играет гнусно, но лучше использовать этот событие как атаку, чем дать повод загнать себя в глухую оборону. С момента нападения разбойников на свиту Гэбриэла прошло почти полтора года, но эта тема до сих пор была достаточно болезненной не только для Аргонера, но и для них. Возможно, если он сможет мягко надавить, то в лордах хотя бы взыграет совесть, проснутся те чувства, что они питали к нему, – извращенные, но нежные – и они оставят его? Отпустят? Позволят жить и тем самым вернут долг? Как же он хочет жить. Стать приманкой – до сих пор он вспоминает об этом с содроганием. Во время нападения на свиту Адриан, взяв у Гэбриэла плащ и шляпу, пустился подальше от группы, имитируя побег. Солнце клонилось к закату. Наемники ориентировались на вороного коня и дорогую одежду – их получилось обмануть достаточно легко. Его не волновало, что это решение может стать для него последним. Главное – спасти наследника Аргонеров. Шансов, что за ним кто-нибудь вернется, не было. События, последовавшие после поимки, до сих пор кошмарами всплывали в сознании, пробуждая грязную память тела. Адриана не били и не калечили, в течение всей той недели ему давали свежую воду и еду, даже сама комната, в которой его держали, не походила на холодную вонючую камеру – протопленный подвал с небольшим окном и кроватью. Адриан был уверен, что его все еще принимали за Гэбриэла, но тогда же он впервые прочувствовал всю мерзость человеческой природы, стыд, унижение, боль. Перед тем, как начиналась ежедневная пытка, его заставляли что-то пить – приторно-сладкая жидкость. Сперва начинала кружиться голова, затем в теле появлялась легкость столь сильная, что казалось, словно сознание падает куда-то. Очень быстро наступало небольшое покалывание в пальцах, после которого шевелиться становилось все сложнее. Голова прояснялась: Адриан все видел и осознавал, но шевельнуться не мог. Даже произнести хотя бы слово было невозможно. Скрип двери и тихие шаги. Пребывая в панике, Адриан не сразу понял, что вошло несколько человек. Ему завязывали глаза… Он не мог ничего сделать, пока с него снимали одежду, когда переворачивали на живот, раздвигая ноги, и в постыдное место всовывали кокон с веществом, что реагировал на человеческое тепло, расщепляя внутри смрад организма, обращая его в текучую вязкую смазку. Она вытекла из него, разливаясь по бедрам, впитываясь в простыни. Адриан дрожал, уже зная, что с ним собираются сделать. Из горла вырывался хрип, когда один из них начинал гладить ему спину, а второй почти ласково перебирал волосы. Хотелось кричать, когда чужие пальцы проникали в него – резко и больно. Желудок сжимался в спазме, когда в его рот засовывали нечто большое, горячее, скользкое. Он не желал думать, что это, хоть и знал. Пытался абстрагироваться, читая молитвы, прося об избавлении и покаянии, умоляя идола старой религии забрать его в свое Царство. Адриан чувствовал все, но был парализован. Ему было дурно от того, что его насильно пытаются возбудить – отвратительно, мерзко, желанно, ведь все это каким-то извращенным образом оттеняло агонию, которая добавляла новые неведанные краски. Возможно, он даже плакал от этого контраста, но темная ткань все впитывала в себя. Его переворачивали на спину, широко разводя ноги. Хотелось умереть, потерять сознание, что угодно, лишь бы избежать этого или хотя бы ощутить боль, которая перекроет собой все. Ощущать медленное проникновение было отвратительно не физически, а морально. Расслабленные, щедро увлажненные мышцы легко вбирали в себя чужую плоть, даже слишком легко, словно подобное было чем-то нормальным, добровольным актом, а не насилием. Дыхание: одно – чуть впереди и сверху, того, кто сейчас входит в него, второе – у самого уха. Другой насильник сжимал его пальцы на своем члене, двигая ими вверх вниз. Горячая смазка бежала по ладони. Адриан мычал, но на самом деле просто рыдал. Боль была – он хватался за нее, как за спасение. «Молиться», – говорил он себе, держался за эту мысль и тогда, когда чужое семя брызнуло в него, а ублюдок сильнее сжал пальцы на его бедрах. «Молиться» – когда другая струя попала уже на лицо. «Молиться» – когда кто-то из насильников целует яростно и жестко, хватая за горло, сдавливая его, а второй руками ублажает его член. Адриан кончал. После ублюдки менялись. Его брал второй, первый же либо также развлекался с его ртом либо, как порой казалось Адриану, смотрел со стороны. Эта содомия длилась долго. Адриана заставляли кончать по нескольку раз. Именно заставляли, возбуждая насильно, держа в таком состоянии, пока ощущение гадливости вновь не брало верх, сводя на нет физическую слабость, и потом давая быструю разрядку, приносящую с собой чувство полного опустошения. Единственное, что останавливало от того, чтобы откусить собственный язык, – страх перед Адом. Оставалась надежда, что высшие силы сжалятся над ним и избавят от страданий, но они все также оставались глухи или же он просто был не достоин их милости. У него началась лихорадка. Адриан не мог заставить себя съесть или выпить хоть что-нибудь ртом, в который… Просто не мог. Сознание то появлялось, то ускользало. Пришло спасение. Когда Адриан вновь очнулся, то оказался в поместье Лисарди. Он сам не помнил ничего, однако сиделка, что выхаживала его, проболталась, что отряд гвардейцев нашел логово похитителей, все они были убиты. Скорее всего подобным способом хотели поквитаться с сыном наместника, и то, что они не поняли подмены, спасло Адриану жизнь, что было настоящим чудом. Он же считал, что лучше бы умер. Более или менее он пришел в себя только на пятый день после своего вызволения из плена. Дюжина алхимиков и лекарей в течение нескольких недель окружала его. Телесных ран не было, даже от постоянного дурмана не было последствий ни на мозг, ни на нервную систему. Но Адриан чах. Дело было все же в голове. Он был надломлен. Одной из ночей Адриан, тихо поскуливая, ублажал сам себя, вспоминая плен. Все же отрава проникла в него… Нужно было определяться, сможет ли он жить с ней или же нет. Гэбриэл и Рафаэль явно были проинформированы, что именно с ним происходило в плену. Это в какой-то мере отвратило их. Адриан не чувствовал себя преданным или уязвленным, ведь сам до сих пор ощущал грязь на своем теле, которую не могли смыть ни вода, ни мыло, как бы сильно и старательно он себя ни тер. Золото в качестве откупа, которое позволило закрыть кредит на обучение, также еще осталась часть, которую Адриан положил в банк. Он продолжил жить. Родные знали лишь то, что он спас богатого господина и получил за это вознаграждение. Рафаэль заговорил с ним через месяца четыре – впервые после его возращения – передавая распоряжение Гэбриэла. Тот предлагал Адриану войти в свиту Гертолло Сирриенти, младшего сына наместника провинции Дел’Ерье, главы Леоранского союза, который выпускался в этом году. Намек был понятен. Адриан согласился, вместе со своим экзархом направляясь ко двору императора. Никто не ожидал от столь невзрачного, тихого и малопривлекательного человека как Гертолло чего-либо, даже его мать. Но именно он, а даже не Гэбриэл, стал преферитием на императорский престол. Адриан все два года стоял за его спиной, последние месяцы делил постель. За этот грех их и наказал Всевышний. - Тот случай отвратил тебя не просто от мужчин, но и от женщин, - Гэбриэл не спрашивал – констатировал, как он считал, факт. – Из-за этого ты решил посвятить себя служению Небожителям? Адриан кивнул. Ему было гадко, но он должен был играть именно на этом. Не было иного выбора, если все же хотел жить. Деньги деньгами, но существовал еще и внутренний долг, а Гэбриэл был тем человеком, который не привык оставаться кому-то должным. Он незаметно переводил взгляд с Гэбриэла на Рафаэля, пытаясь понять, насколько на их действуют воспоминания. Возможно, стоило немного надавить. - По приезде ко двору я сразу же поступил в семинарию. Два месяца назад обучение было завершено. Меня… направили в южную провинцию. Господин дал мне свое благословение на уход. - Как тебе удалось? – Рафаэль наклонился чуть вперед, положив перед собой скрещенные в замок руки. Адриан недоуменно моргнул. - Простите? - Ты веришь в своего Бога, а не в нашего. Как ты смог всех обмануть и получить сан? Ком появился в горле. Рафаэль всегда умел бить точно, видеть суть. Скосив взгляд на Гэбриэля, он увидел, что тот усмехается. Они продолжают играть с ним. Вопрос в другом: развлечения ради или же это и есть тот шанс, о котором он молился? - Вера – это дар. Как бы ни назывался Создатель, сколько бы ни имел имен, это все он. Главное – это его законы. В любой религии мира они схожи: не укради, прости, не убей. Последнее слово он произнес чуть тише. Брови сошлись на переносице, зеленые глаза потемнели. Губы дрогнули, будто Адриан хотел сказать что-то еще, но не стал. Вмиг вспыхнувшая злость – на них, на самого себя – была тут же подавлена. Его поступки, вера, в конце концов, преданность, добропорядочность и осознание различий между господином и слугой ничего не значат для тех, кто привык легко отказываться от людей. Адриан все понимал, но… неужели все для него закончится именно так? Скрипнул стул. Рафаэль встал из-за стола, подходя к съежившемуся Адриану. Не глядя на него, он достал из кармана небольшой флакон из темного стекла и вылил его содержимое в бокал. Стало тяжело дышать, на спине выступил холодный пот. Сжав руки так сильно, что побелели костяшки на пальцах, Адриан сглотнул образовавшийся ком. Сердце остановилось, а после зашлось в бешеном ритме. - Сейчас ты думаешь, что подобное уже было, - Гэбриэл говорил размеренно, словно вел обычную светскую беседу. – И в чем-то будешь прав. Бокал с вином, в котором был яд. Да, все было знакомо. До того, как его бросили в каземат, он сопровождал Лорда Гертолло. Перехваченные на границе империи, они под конвоем были доставлены в дом Доранже – резиденцию нунция, к человеку, которого когда-то считали союзником… до того, как, сами того не осознавая, перешли дорогу его покровителю. Адриана и его господина привели в парадную комнату, где находились нунций, хозяин, и Гэбриэл с Рафаэлем – почтенные гости дома. Нунций предложил выпить вина. Каждый из благородных получил по бокалу. Адриан стал свидетелем того, как за несколько минут беспощадной агонии погиб его господин после первого же глотка. Собственные органы Гертолло изрыгал из горла: что-то стало разъедать ему живот. Запах крови и рвоты был удушающим, предсмертные крики до сих пор преследуют в кошмарах. Но куда страшнее этого были лица лордов – спокойные, невозмутимые. Глядя на организованную ими же казнь, ни один из них не испытывал ничего, а ведь даже нунцию стало плохо. После в залу ворвались стражники и скрутили Адриана. На следующий день ему было предъявлено обвинение в заговоре и убийстве Гертолло Сирриенти, одного из главных преферитиев на престол империи. - За последнее время случилось много чего, - продолжил Гэбриэл. – Здоровье Его Величества ухудшилось, проблема выбора наследника стала основной, тем более теперь. Адриан сглотнул. На спине выступил холодный пот. Бездетный император должен был выбрать преемника из преферитиев. Место Гертолло занял его старший брат, лорд Артуро – яркий и честолюбивый человек, но достаточно миролюбивый, благодетель культуры, искусства и науки. Второй преферитий – Гэбриэл Аргонер. Теперь Адриан знал, насколько тот опасен, боялся его, в какой-то момент даже начал думать, что ненавидит после смерти своего господина, но самым ужасным было восхищение перед его силой, властностью и харизмой. Последнее чувство было слабым, выцветшим на фоне остальных, но все же оно существовало. - В прошлом месяце к моему отцу прибыл нарочный с посланием от Его Величества. Через несколько недель в Сент-Анджел будет проведено таинство крещения: Его Величество станет моим духовным отцом. Ноздри Адриана расширились, вбирая в себя воздух. Бездетный император выбрал себе наследника, утвердив права того через божественный престол. После этого по всем канонам последует вторая процедура – юридическое усыновление. - Вторым духовным сыном Его Величества станет Рафаэль. У императора был выбор: отдать предпочтению ученому или же воину. Гэбриэл политик – изощренный и тонкий, обладающий множеством масок, искусно манипулирующий окружающими. Рафаэль же воин и тактик. Новому столетию мира была предпочтена война. Адриан смотрел на бокал с вином, понимая, что смерть менее ужасна в сравнении с картинами будущего, что он теперь видел. Еще одна причина, почему их пути разошлись: диктатура и демократия. Сейчас по протоколу стоило произнести слова поздравления, выразить почтение тем, кто в скором времени будет управлять этой огромной империей, но у Адриана будто язык прилип к небу, в голове было совершенно пусто, лишь в ушах стоял гулкий звон. - Пытаешься понять, зачем я тебе все это говорю? – на губах Гэбриэла появилась кривая усмешка. – К сожалению, несмотря на прошедшее время, мои желания ничуть не угасли: я до сих пор хочу тебя. Адриан замер, не смея дышать. Все краски окончательно сошли с лица. - В тебе нет продуманности и расчетливости, иначе ты бы понимал, какие привилегии тебе сулит связь с дворянином. - Мое единственное желание посвятить себя религии, - тихо, но твердо сказал Адриан. Гэбриэл молча смотрел на него – пристально и цепко – изучая взглядом каждую черточку на лице, подмечая все изменения, что произошли. - Религия тебя не спасет, - наконец изрек он. – Тем, кто видит тебя, плевать на твой характер и принципы. Такая внешность открывает лишь одну дорогу: быть под мужчиной. Все, что тебе остается, - определиться в какой роли: любовника, партнера или шлюхи. Повисло молчание. Адриан тяжело дышал, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Щеки горели, будто его кто-то ударил. Возможно, так и было: худшая из возможных пощечин, открывающая гноящийся нарыв. Адриан пошел в мать: светлая ровная кожа, вьющиеся густые золотые волосы, большие зеленые глаза, утонченность черт и поджарость тела. Это не делало его женоподобным, как некоторых, но создавало андрогинность, делающую его схожим с древними мраморными статуями героев и богов. У того, с кем его когда-то любя сравнила мать, было конкретное имя – Эрос, ангел порочной красоты, упавший на землю. И те, кто убили его господина, желают получить его… - Не хочу! Адриан вскочил со своего места, бездумно желая броситься назад, подальше от этого стола. Но он тут же был схвачен: Рафаэль все еще стоял рядом и теперь крепко и болезненно держал его, вынуждая сесть на место. - Тебя обвиняют в убийстве Гертолло, императорского преферития, - холодно и высокомерно бросил Гэбриэл. – За такое публично четвертуют. - Это сделали вы… Рафаэль дернул его за волосы, второй рукой сдавливая горло так сильно, что Адриану показалось, будто ему сейчас сломают шею. - А твою семью с позором изгонят к границам. Прекрасная плата человеку, приютившему тебя и заменившему отца, ты так не считаешь? Адриан забился. Воздуха не хватало. Легкие начинали гореть. В этот момент Рафаэль ослабил хватку, позволяя ему рвано вздохнуть. - Я предлагаю тебе сделку, - он подошел к нему очень близко, Рафаэль сильнее сжал волосы, заставляя Адриана смотреть прямо в лицо Гэбриэла. – Ты лишаешься каких-либо прав и привилегий кроме тех, которые мы тебе дадим, слушаешь нас, следуешь за нами и ложишься под нас, когда мы того хотим. Все нутро сжалось. Ладони и ступни похолодели. - Принимаешь добровольное рабство, цена которого твоя жизнь и жизнь твоих родственников. Рафаэль поручится за тебя и выступит свидетелем в защиту. Ты избежишь смерти, - он невзначай провел большим пальцем по нижней губе Адрина, почти сразу же отходя к камину и скрещивая руки за спиной. – Второй вариант также предлагает защиту твоей семье – это моя благодарность в память о былом. Но ты выпиваешь яд. Рафаэль отпустил его, также отходя на шаг назад. Адриан часто задышал, глотая ртом воздух. Его била дрожь, перед глазами темнело. В голове стояла звенящая пустота – он не мог думать нормально, а должен был. Прямо сейчас он обязан спасти себя и придумать хоть что-нибудь! Страшно, больно, горько… он ощутил, как между ног все потянулось и напряглось. Падший человек. Возможно, это станет достойной карой. Но было то, что не увязывалось и путало. - За что? – он правда не понимал, ведь они хотели его, желали, добивались, если так можно сказать. Как все могло прийти к этому? - Само твое существование меня раздражает. Адриан закрыл глаза. Слова не ранили, скорее приоткрыли завесу того, что может его ожидать, выбери он жизнь или, вернее, жалкое существование. Они оба ненавидят его – за происхождение, за отказы, но более всего за внешность, которую желают. Габриэл верно сказал: никого не волнует, кто он такой, пока у него такое лицо – порочно красивое, заставляющее их, господ, ставить подобные условия, фактически унижаться. Они хотят его смерти, но он также понимал, что они оба будут мучиться от этого – от того, что им отказали и предпочли умереть. Может недолго, но это осадок – маленькая месть. Идя сюда, он уже знал свою участь, почти смирился с ней, а сейчас принял окончательно. - Позвольте мне прочитать молитву об отпущении грехов. - Как пожелаешь, - Гэбриэл даже не обернулся. Адриан поднялся со стула, отходя чуть в сторону под пристальным взглядом Рафаэля. Взяв в руки нательный крест, он встал на колени, обращаясь к Создателю. Губы беззвучно зашевелились. Повторяя давно заученные слова, Адриан вспоминал все худшее, что совершил в своей жизни, прося прощения: сломанную игрушку своего друга, стащенную у кухарки хлебную лепешку, срамные мысли о старшей сестре, когда подглядывал, как она купалась в озере, за невежество и глупость. Он не убивал, не предавал, не отбирал у нуждающихся. Его жизнь была обычной, простой и незамысловатой. Ровно до того момента, пока он не встретил их. - Аминь. Колени не дрожали, голова не кружилась, лишь движения были немного скованными, что и выдавало волнение. Взяв бокал, Адриан несколько мгновений смотрел на вино. Очень странное чувство: знать, что именно это станет последним, что ты выпьешь в жизни, а эта комната – та, из которой уже не выйдешь. Вопреки ожиданию вкус у вина был сладким, даже слишком. Адриан ожидал, что на языке должны быть горечь, желчь. Первый глоток был сделан. Нет боли или жжения. Возможно, нужно время. Или же ему дали иной яд, не тот, от которого погиб экзарх? Голова немного закружилась. Началось. Словно ожидая падения, Адриан сел на стул, облокачиваясь о мягкую спинку. Появилась легкость. Ему казалось, что он уплывает куда-то высоко вверх или же наоборот – падает глубоко вниз. Такое знакомое чувство… Раздались шаги. Гэбриэл присел перед ним на одно колено, забирая бокал. Его взгляд был иным, он никогда не смотрел на него так – пробуя каждую черточку, словно мечтая коснуться. Адриан видел себя в его глазах – размытое отражение чего-то очень хрупкого и прекрасного. В пальцах появилась покалывание. Осененный страшной догадкой, Адриан попытался пошевелить пальцами – те слушались плохо. Сердце забилось быстрее. - Ты когда-нибудь ненавидел, Адриан? – это спросил Рафаэль, обходя его и становясь за спиной Гэбриэла. – Так, чтобы эта ненависть преследовала тебя днем и ночью, выедала все, - он шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы. - Возможно, ты так ненавидел отца, бросившего твою мать. Адриан понимал, что не может открыть рот. - Или тех, кто насиловал тебя в том подвале, - продолжил он, смотря на него сверху вниз. – Признай, ты ведь ненавидел нас тогда, ублюдков, надругавшихся над тобой? Зажмурившись, Адриан тихо выдохнул. Он не сомневался, что это правда и даже почти не был шокирован. Все резко стало объяснимо. Теперь он признал, что ненавидит этих людей, искалечивших его душу, обрубивших жизнь. Он желал им такой смерти, что вернет им в сто крат все их грехи. Теплая рука Гэбриэла накрыла ладонь Адриана, переплетая их пальцы. Понимая, к чему все идет, Адриан просто старался дышать – медленно и тихо. - Сила, с которой ты сейчас презираешь нас, - Гэбриэл прижался к его щеке, - равносильна той, с которой мы любим тебя. Больное признание опалило его кожу. По телу прошла очередная волна дрожи. В следующий момент Адриан почувствовал, как его легко подняли на руки, унося прочь. Голова была откинута, шея болела от неудобной позы. Немигающим взглядом он смотрел на мелькающие огни свеч, гобелены, картины. Комната Гэбриэла отличалась от его – без вычурности и излишка деталей. Он предпочитал, чтобы у всего был свой функционал. Рафаэль закрыл двери. Когда его стали раздевать, Адриан закрыл глаза – храбрился. Воспоминания о подвале вспыли особо живо и ярко. Прикосновения рук, губ, даже запах – все было так знакомо. Теперь он удивлялся, как мог не понять всего этого раньше? Безумцы, готовые на мерзости, чтобы заполучить его. Его подхватили подмышки и чуть приподняли, прижимая спиной к голой горячей коже. Подбородок придерживали, но мягко и осторожно, позволяя видеть все то, что происходит. Одежды уже не было. Гэбриэл какое-то время просто смотрел на его тело, пальцы слегка поглаживали щиколотку. Дыхание Рафаэля было ровным, но Адриан прекрасно чувствовал, как ускорился ритм его сердца. И все это лишь от созерцания нагой плоти. В глазах нескрываемое восхищение. Больные ублюдки. Гэбриэл медленно развел его ноги в стороны, проводя рукой от ступни по внутренней стороне вверх к бедру, вялому члену, животу, телом следуя за этим движением и, облокотившись на локтях, целуя впадинку пупка. Темные вьющиеся волосы щекотали бледную нежную кожу. Послышалось, как Рафаэль берет что-то с тумбочки и протягивает Гэбриэлу – небольшой бледно-зеленый шарик. Тот принял его, поднося к лицу Адриана. - Помнишь? – Гэбриэл чуть улыбнулся. – При акте с мужчиной это необходимая вещь. Тогда он начинает течь, как женщина, принимая в себя охотно, с наслаждением. Но в прошлый раз этого было мало, чтобы возбудить тебя. Поэтому алхимикам пришлось его улучшить. Шарик был гладким и холодным. Но как только он оказался внутри, Адриан ощутил легкую волну жара, постепенно переходящую во влажность. Мышцы расслабились, анус чуть приоткрылся, сочась пока еще не очень сильно. По позвоночнику прошел электрический разряд, от которого он невольно вздрогнул. Все так знакомо, но одновременно иначе – острее, ярче, ужаснее. Масок больше нет. - Он растворяется быстро, - Гэбриэл провел кончиками пальцев по впалому животу, лишь слегка дотрагиваюсь до кожи. – Было бы неплохо, если бы и с мужским зачатием было так же, но здесь есть свои проблемы. Проводится операция. Делаются надрезы здесь и здесь, - он дотронулся до нужных мест, - туда помещается паразитирующий кокон. Какое-то время он приспосабливается к организму, меняя его. В большинстве случаев отторжения не происходит, но иногда все заканчивается не очень хорошо, - его взгляд был вызывающим, с каким-то странным темным огнем. – Тебе претит связь с мужчиной, а что бы ты сказал, если бы тебе, как женщине, пришлось вынашивать ребенка? Можешь представить себя с животом, набухшей грудью, полной молока? Словно вторя словам Гэбриэла, рука Рафаэля скользнула к груди. Пальцы несильно сжали правый сосок. Адриан внутренне содрогнулся – не от отвращения, а извращенного наслаждения. Он такой же больной, как и они. Зло сверкнув глазами, Адриан шумно выдохнул. Он чувствовал, как с каждой минутой в комнате становится все жарче, и этот жар прилипал к щекам, скатывался капельками пота по спине, оседая внизу живота. Мышцы бедер рефлекторно сжались. Адриан со стыдом заметил, как его член стал крепнуть. - Ему начинает нравиться, - Рафаэль мягко поцеловал его в затылок. Хмыкнув, Гэбриэл обхватил его член рукой, начав медленные размеренные движения вверх вниз. Адриан попытался дернуться, но не смог шевельнуть и пальцем. Контроль над телом был полностью утерян. Все, что ему оставалось, – чувствовать то, что они с ним делали. Мошонка подобралась, начав наливаться. На члене выступили первые капли вязкой смазки. Адриан задышал чаще. Наспех расстегнув и отбросив от себя камзол и рубашку, Гэбриэл наклонился к его паху и, смотря прямо в глаза, провел языком по всей длине твердого, темно-розового органа. После чего лизнул головку, языком обводя вокруг и чуть надавливая на крохотное отверстие, затем резко опустил голову, полностью вбирая в себя член. Адриан широко распахнул глаза. У него уже когда-то брали в рот – та самая проститутка, к которой он ходил, чтобы стать мужчиной, – но то, что он испытывал теперь, не шло ни в какое сравнение. Уверенные резкие движения языка, мокрая глубина рта, крепкие пальцы, сильно сжимающие бедра… Из груди вырывался хриплый стон. Он не хотел. Между ягодицами стало очень влажно, в воздухе появился резкий пряно-сладкий запах. Его трясло, невозможность шевелиться сводила с ума. Голову повернули, приоткрывая рот и впиваясь в губы. Поцелуй был глубоким. Даже если бы Адриан хотел закрыть рот, то не смог бы это сделать: Рафаэль проник языком очень глубоко, толкаясь с жадностью, играя с его собственным языком и явно получая особое болезненно-извращенное удовольствие от полного отсутствия сопротивления, покорности. Адриан наслаждался не меньше, его вело от ощущения обладания, чужой власти. Горячие ладони Гэбриэла поглаживали бедра. Длинные пальцы то надавливали на расслабленную, пульсирующую от возбуждения дырку, проникая в горячее влажное нутро, то выскальзывали, обводя вокруг, затем снова надавливая и проникая сперва по одному, потом по два. Выпустив изо рта член, он развел его ноги еще шире, приподнимая бедра так, чтобы сочащуюся промежность было очень хорошо видно. Гэбриэл медленно погрузил в него сразу три пальца, отчего тот тихо надрывно выдохнул. Поводил ими внутри. Рафаэль отпустил его рот, став вылизывать ухо. Адриана трясло, он ощущал жар, исходящий от выпирающей плоти Рафаэля. Хотелось двинуть бедрами, попросить, чтобы вновь возобновилась ласка спереди. На живот капала белая вязкость из собственного члена. Вдруг по всему телу прошел импульс, от которого Адриану захотелось кричать. Он проник в каждый нерв, каждую клетку, взрываясь внутри и мощной волной возвращаясь в пах. - Нравится? – Адриан не видел, но чувствовал, как Рафаэль улыбается. – Кажется, ты нашел его нежное местечко. - Он течет сильнее, чем раньше, - голос Гэбриэла был очень хриплым и глухим. – Хочу его. Его рука расстегнула тесемки на брюках, высвобождая большой скульптурно-красивый орган с выпуклыми венами, обильно выходящей смазкой. Он сделал несколько движений, размазывая ее рукой по всему стволу. - Не боишься порвать? – рука Рафаэля легла на промежность Адриана, пальцы легко проникли в приоткрытый анус. – Ого. И все из-за столь малой дозы афродизиака? - Он позволил всего лишь немного притупить сознание, - Гэбриэл сжал ягодицы, раздвигая их шире, упираясь в отверстие головкой. – Тебе ведь нравится происходящее, я прав, Адриан? Гэбриэл вошел одним плавным быстрым движением, утробно рыча и замирая. Его глаза зажмурены, ресницы чуть подрагивают, губы плотно сжаты, ноздри широко раздуваются. Адриан хотел также закрыть глаза, но не мог. Что-то заставляло его смотреть, ловить каждую эмоцию на лице собственного насильника. Мышцы вновь сжались. Смазка начала сочиться обильно из члена. Голову вело. Если бы у него сейчас был голос, то он бы молил Гэбриэла двигаться. Возбуждение накрывало с головой, затуманивая рассудок получше вина, но пик страсти еще не наступил. Адриан не понимал, что сейчас происходит. Единственное, что казалось реальным, – член, который сейчас растягивал его и пульсировал внутри. Соски вздыбились, покраснев. Ему хотелось, чтобы Рафаэль точно так же, как и в начале, сжал их между пальцами. Он ощущал, как желание только-только начинало по-настоящему в нем разгораться, с каждым мгновением набирая обороты. И он не мог сделать ничего, чтобы хотя бы немного утолить его. Глаза защипало. В этот момент Рафаэль вновь поцеловал его, пальцами одновременно сминая соски. Адриан замычал ему в губы – протяжно и глухо, грудная клетка быстро вздымалась. - Он сжимает так, что я уже готов кончить, - Гэбриэл улыбался сквозь стиснутые зубы. - Хочешь, чтобы первым был я? Глаза Гэбриэла хищно блеснули. Он не собирался уступать право первенства, и Рафаэль прекрасно это знал, намеренно подзадоривая. Выйдя из Адриана, Гэбриэл сделал рывок вперед, вновь вгоняя плоть до упора, одновременно прижимаясь губами к мокрой шее, сливаясь воедино. Ствол Адриана стоял колом, теперь упираясь в живот Гэбриэла. Тот взял его в руку, несильно сжимая. Выпрямившись, он облизнул губы, также лениво выйдя обратно, чтобы тут же сорваться на бешенный быстрый темп. Адриан взвыл. Внутри все хлюпало и лилось, чужой член легко все раздвигал в нем, хотелось самому задать ритм, вторя толчкам. Мошонка билась о ягодицы, рука скользила по его члену, комнату заполнили пошлые скользкие звуки. Происходящее было немыслимо. Он невольно закрыл начавшие закатываться глаза, но Рафаэль тут же дернул его. - Смотри, - шептал он, целясь в висок, - это то, что мы делали с тобой там: брали по очереди, пока ты так же лежал, позволяя нам все. Плакал, выл, возможно даже молился, это было бы в твоем духе, - он усмехнулся. – А мы брали тебя так, как нам хотелось. Помнишь, как в тебя засунули руку? Ты так протяжно стонал… Картинка тут же всплыла перед глазами. Пальцы на ногах поджались, но Адриан даже не заметил этого. Он вспоминал, насколько ему было больно, как он мечтал, чтобы из него высунули эту руку, чтобы прекратили трогать его внутри. Боже, он хотел, чтобы они вновь сделали с ним это. Даже можно сейчас, пока Гэбриэл берет его. Анус сжался сильнее. - Если будешь хорошим мальчиком, - пальцы Рафаэля перешли с сосков на бока, пробегая по ним, вызывая волну болезненной дрожи, от которой Адриан чуть дернулся в сторону, вяло выгибаясь, - я опять сделаю это для тебя. Гэбриэл сипел, врываясь в Адриана все сильнее и жестче, причиняя боль, что становилась слабым фоном, оттеняющим все то, что сейчас он испытывал: восторг, напряжение, жар, даже огонь! Перевозбужденному Адриану все казалось чем-то настолько сексуальным и желанным, что он плавился от каждого движения, звука, прикосновения. Мышцы начали судорожно сокращаться, член обдало жаром, он запульсировал. Остро, очень остро, приятно неимоверно… Глаза вновь закатились. Внизу живота все скрутилось в тугой узел, обратилось в открытый воспаленный нерв удовольствия, от которого звенело в ушах, плыло перед глазами. Наслаждение лилось через край, он уже не мог выдерживать бешеный темп. Его всего вело. Последующий толчок был настолько сильный и резкий, что у Адриана перед глазами вспыхнули звезды. Он заметался, заскулил, содрогаясь в сладких спазмах. - Дьявол, - это был стон Гэбриэла. В то же мгновение Адриан ощутил горячее густое семя, что брызнуло в него. Мышцы вновь сжались, сдавливая член внутри, не желая отпускать. Гэбриэл замер, еще пару раз толкнувшись, и со стоном спустился на него, тяжело и громко дыша. - Он нечто, - его голос был неузнаваем. Габриэл стал покрывать поцелуями грудь Адриана, слизывая сперму. – То, что было тогда и сейчас… Ты не представляешь, насколько все отличается. Отстранившись, Гэбриэл аккуратно вышел из Адриана с тихим хлюпом. Из покрасневшей дырки сразу же полилось семя вперемешку со смазкой. Глухие стоны вырывались из груди Адриана. - К нему возвращается контроль, - заметил Рафаэль, жадно наблюдая за манипуляциями Гэбриэла. - Я знаю, - от его пальцев до промежности протянулась тонкая блестящая нить, которая тут же оборвалась. – Твоя очередь. Рафаэль понимающе улыбнулся, разворачивая Адриана к себе лицом и приподнимая за бедра одной рукой – второй же он приспустил свои штаны, после чего легко насадил его на себя. Адриан всхлипнул, Рафаэль застонал, прижимая того к себе за талию, опуская одну руку ниже, пальцами нащупывая кольцо нежных мышц, сжимающихся вокруг его плоти. - Ты прав, все иначе, - признал Рафаэль, когда Адриан неосознанно двинул бедрами. – Иначе, когда сам… - Предлагаешь и дальше испытывать на нем эти шарики? Пройдя к столу, Гэбриэл налил бокал вина, отпивая и глядя на то, как быстро и резко Рафаэль насаживает Адриана на себя. Свет камина отбрасывал на их фигуры причудливые тени, бисеринки пота поблескивали в алом свете. Член вновь дернулся, наполняясь силой, несмотря на недавнюю разрядку. Рафаэль прижал Адриана еще сильнее, отчего тот охнул, выгибаясь дугой, его затрясло, голова моталась и стороны в сторону, рот был широко открыт, глаза стеклянные, подернутые похотью и вожделением. В этот момент Рафаэль укусил его за плечо, до крови прокусывая кожу. Вновь стон – смесь боли и наслаждения. - Сумасшедший, - Гэбриэл облизнул вмиг пересохшие губы. В ответ улыбка, не менее безумная, чем взгляд. Так смотрит зверь, получивший желанную добычу.

***

В комнату вошли очень тихо. Адриан не сразу понял, что уже не один, лишь когда теплая рука потрепала его по голове: - Одевайся, - голос Гэбриэла был мягким, но не терпящим возражения или неповиновения. За последние несколько дней он уже успел выучить и прочувствовать этот тон, что приказывал раздеваться, становиться на колени, принимать в себя и стонать. Но у него были и иные интонации, где просил уже сам Аргонер, осыпая поцелуями его лицо, спину, посасывая пальцы на ногах и тяжело дыша в белые завитки волос паха. Последнее происходило все чаще. Он был в комнате, пока слуги помогали Адриану запахнуть бархатный халат, и Адриан чувствовал его взгляд – цепкий, немигающий, жадный. Взгляд мужчины, желающий вновь завладеть им, заявляющий на него свои права. Тело ломило, в голове –дурман, но одновременно в промежности все сладко сжалось. Адриан покраснел. Один из слуг мокрым полотенцем стер с его шеи засохшее пятно семени. - Тебе не интересно, куда мы идем? Не считая тех постыдных звуков, что он издавал в постели, Адриан молчал. Просто не мог заставить себя произнести хоть что-нибудь, заговорить с людьми, которые… Он сглотнул. Рука сама собой потянулась к груди, к кресту, фантом которого все еще ощущался на коже, но почти сразу же опустилась вниз. Он сам снял его после всего случившегося. Тело слишком грязное, такое, как душа шлюхи, получающей наслаждение от ласк мужчин. Новые боги могут ликовать: его обратили в их веру – единственную, к которой может обращаться такое падшее сознание, как он. Коротко взглянув на Гэбриэла, он тихо вздохнул. Ноги подкосились, глаза закрылись. Если бы не реакция Гэбриэла, он бы упал прямо на лестнице. - Адриан! – слишком громко и эмоционально, совершенно иной тон. Руки прижимают его к груди. Кто-то из слуг подбегает на зов. И прежде, чем это происходит, он открывает красные от усталости глаза. - Все в порядке. Поднявшись, не приняв какую-либо помощь, он поправил подол халата. Чтобы не возникло вопросов, Адриан тяжело вздохнул, ненавязчиво демонстрируя слабость чуть сильнее, чем она была на самом деле. От предложенной Гэбриэлом руки он отказался, тот всю дрогу не сводил с него взгляда. О том, кого ведут на смерть, так не пекутся. Они прошли в западное крыло имения. Слуга открыл перед ними дверь. В нос ударил запах лекарств и трав. Опасливо глядя на Гэбриэла, Адриан прошел в комнату. Перед ним была стеклянная стена, за которой находилось еще одно помещение – палата. На кровати лежал кто-то, обернутый в красные ткани. Лицо очень бледное, волосы редкие и тонкие, вроде русые, лицо в язвах. Алхимики в защитных костюмах суетились вокруг него, пытаясь хоть как-то облегчить страдания. Адриана пробрала дрожь. - Кто это? – голос вмиг стал сиплым. - Сын недавно почившего барона Катэронии Луиррик. У него оспа, - в синих глазах Гэбриэла, до этого внимательных, даже встревоженных, появилось какое-то инородное, неуместное веселье, будто его забавляло, что в его доме находится умирающий человек. – Ужасно. Ведь он единственный из оставшихся представителей своего рода. Отвернувшись, Адриан подошел к двери, дергая ручку, – закрыто. - Тебе неприятно? Ответа не последовало: сейчас была возможность выяснить, насколько сильно Гэбриэла задевает его безразличие. - Если ты продолжишь молчать, я оставлю тебя здесь до того момента, пока юный лорд не отойдет к праотцам. Угроза была реальной. Расценив, что лучше уступить, Адриан обернулся. Страшно не было, но одновременно он не мог найти причину, зачем его привели сюда. Если подумать, то вчера вечером он видел, как во двор въехали два закрытых экипажа. Стояла шумиха, которая, собственно, очень быстро стихла. - Он обречен? Гэбриэл уже не смотрел на него, полностью сосредотачивая свое внимание на больном. - Да. Его уже не спасти. Болезнь быстро прогрессирует. - Это ваш друг? Заложив руки за спину, Гэбриэл отрицательно качнул головой: - Нет. Но он мог бы стать достойным партнером... для меня и Рафаэля. - Мне жаль. Адриан не испытывал ровным счетом ничего к этому юноше, но про себя отметил, что ему повезло, раз он не стал одной из пешек. Конец мог бы быть более жутким. Алхимики взяли иглу с бурой жидкостью, протыкая череп парня у виска, медленно вводя ее. Глаза парня вмиг распахнулись. Он заорал. Гэбриэл прижал Адриана к стене, целуя.

***

Новый спазм, преобразованный в тысячу игл, проникших под кожу и проткнувших нервы. Адриан хотел кричать. Его бедра двигались сами по себе, в такт движениям плоти, что ходила в нем, пробираясь все глубже, заполняя собой до отказа. Рот же старательно принимал в себя другой орган. Вкус горечи и вязкости пробирал до дрожи, Адриан не мог насытиться им, желая заглотить еще глубже и сильнее. Терпкий запах секса пропитал собой воздух, словно электризуя его. Лицо, тело, бедра – семя было на нем и в нем, и Адриан хотел еще. Член проник сзади особенно приятно, задевая воспаленное нежное место. Вновь дрожь и яркая вспышка перед глазами, мышцы между ног по-особому сильно свело, затем отпустило. Очередные белые капли брызнули на перемазанные простыни. Перед глазами все поплыло. Его схватили под руку, заставляя выпрямиться. Он ничего не видел и ничего не понимал. Теперь его ноги кто-то из них закинул к себе на плечи. У входа – растянутого и влажного, все еще сжимающего член – он почувствовал горячую головку. - Нет… - слишком вяло и тихо. – Нет… пож…алуйста. Не надо, - в этом полустоне была пронзительная обреченная мольба разума, из которого выветривался дурман. Ловкие пальцы чуть оттянули колечко ануса, высвобождая место для новой плоти. От проникновения Адриан был готов заорать от бессилия. Дикая боль между ног разносилась глубоко внутри. Кто-то впился поцелуем в шею, другой присосался к соску. Член ласкали обе ладони – он болел от этих движений, но они же приносили новое, особое, ранее неизведанное удовольствие, которое заставляет разум балансировать на грани, то толкая в пучину, то возвращая в красочную яркую реальность. Вновь оргазм, за ним еще один. Уже нет семени, просто судороги и спазмы, стоны и слезы от невозможности прекратить и желания продлить эту муку как можно дольше. Эти два человека двигались в нем, целовали его, ставили свои метки, стонали, выкрикивая его имя. Адриан хотел получить от них все, что мог, и даже больше. Чтобы миг остановился, чтобы все замерло: он, они, их страсть и наслаждение. Но больше всего он хотел, чтобы сперма перестала выливаться, покидая его тело. Это все только его, только его!

***

На серебряном подносе было две вещи: бокал с вином и маленькая бархатная подушка, на которой лежало кольцо. Ворот шелковой рубашки сдавил горло. Рядом находилась записка с изящным почерком и печатью – уже не Аргонера, императорской. Прочитав ее содержимое, Адриан смял ее в кулаке, рвано выдыхая. Новая игра, но все с теми же правилами. Яд в вине, но в этот раз взамен роли раба – место супруга. И не как племянника каменщика, а как последнего барона Катэроннии. Его догадки подтвердились, но радоваться или же рыдать? Он устало опустился на стул. Его вновь била дрожь. Пока он не примет решение, его не выпустят отсюда. Но что он должен выбрать? Поднявшись, Адриан стал расхаживать из угла в угол. После смерти куда теперь попадает его грязная отравленная душа? Чистилище? А что будет с телом? Где его похоронят? Отдадут ли родственникам или же бросят в выгребную яму? Адриан не знал, как теперь поведут себя Рафаэль и Гэбриэл, если он в очередной раз предпочтет не их. Болезненное любопытство взыграло не на шутку, почти в тот же миг стертое осознанием, что кажется, ему удалось. Вот он - шанс, призрачный, но все же… И вместе с тем помимо надежды на жизнь, несущей неопределенность: что будет дальше? Как долго еще продлится его жизнь, что теперь полностью принадлежит двум непредсказуемым безумцам? Его жизнь разрушится вне зависимости от выбора. Это уже произошло. Так может, стоит поступить согласно долгу совести и чести? Остаться верным идеалам и принципам. Но, что, по сути, будет значить его смерть? Сев, он потянулся было к бокалу, но тут же одернул руку, поднося ее к своему лицу. Прошлой ночью Рафаэль поцеловал каждый палец на его руке, то вбирая их в себя, то выпуская. В это время Гэбриэл стоял на коленях, ублажая его. Да, вчера все удовольствие лишь для него. Адриан теперь это хорошо оценил. Пальцы нервно барабанили по столу. Время шло, утекая слишком быстро. Он уже принял решение, но медлил. Зимнее солнце садится очень рано. Свечи в комнате никто не зажег. Через еще несколько минут Адриан поднялся, делая несколько жадных глубоких вздохов.

***

В малом зале было очень уютно и тепло. Перед горящим камином лежала шкура черного волка. Рафаэль сидел в одном из кресел, читая книгу. Казалось, он не замечал ничего вокруг, полностью погрузившись в нее. - Я рад тебя видеть. Обманка. Такие, как он, никогда не расслабляются, не теряют контроль. Если у Гэбриэла были маски, которые он мастерски менял, то Рафаэль ставил себя так, что его изначально боялись и избегали. Привлекательная внешность, вопреки ожиданию, еще сильнее усугубляла ситуацию. Адриан подошел ближе, кладя левую руку в протянутую ладонь Рафаэля. Тот поднес ее к своим губам, целуя палец с кольцом. - Его камень, мой металл. От этой фразы по позвоночнику прошел электрический импульс. - Прошу прощения, что заставил ждать себя, - попытался скрыть заминку Андриан, неосознанно облизав губы. - Главное, ты все же пришел. Когда Рафаэль поднялся, Адриан почувствовал, как тот словно нависает над ним. Этот человек легко удерживал его на весу, ласкал, целовал, гладил руками, которыми без колебания мастерски сворачивал шеи. Расчетливый, жестокий, повадками похожий на волка. Он прекрасно дополнял Гэбриэла. - «Умереть или жить во грехе» - эти слова в письме принадлежат тебе? - Всегда ценил в тебе прозорливость и ум. Хочешь вина? Адриан ожидаемо отказался, чем в очередной раз позабавил Рафаэля. Налив бокал себе, тот отпил немного. Казалось, что за гранью бокала он прячет улыбку. Отступать было некуда, но почему-то завязать разговор не получалось, хоть и нужно было – первый шаг на сближение. Решив позволить Рафаэлю вдоволь насладиться минутой своеобразного триумфа, Адриан подошел к шкуре, опускаясь на нее и проводя пальцами по жесткой шерсти. Прекрасный мех. - Думаешь, у тебя получится осуществить задуманное? Удивленно распахнув глаза, Адриан взглянул на Рафаэля. Сердце пропустило удар. - О чем ты? Тот улыбался глазами. - О причинах, побудивших тебя принять наше предложение. Закусив губу, Адриан несколько мгновений раздумывал, подбирая нужные слова. Пальцы вцепились в шерсть сильнее. - Я не собираюсь сбегать или предавать вас, я… - Знаю, - перебил его Рафаэль, ставя бокал на стол и подходя ближе. – И я не об этом. Кому как не мне знать, что решив для себя что-то, ты будешь верен этому убеждению, человеку. Речь о другом, - он присел рядом, их руки находись близко, в нескольких миллиметрах, но не соприкасались. – Думаешь, у тебя получится влиять на нас? Менять? Прививать собственные взгляды? Ком появился в горле. Рвано выдохнув, Адриан отрыл было рот, но Рафаэль опередил его: - Прежде чем соврешь, убери растерянность с лица. Адриан закрыл глаза. Часть правды была озвучена, и скорее всего Рафаэль намеренно умолчал о другой: Адриану просто хотелось жить – страстно и безумно, как и любому существу, наделенному разумом и чувствами. Но было еще кое-что: желание вести достойную жизнь, а не рабское существование. Именно это толкнуло в самый первый раз выбрать смерть, и оно же продиктовало его теперешнее решение. Возможно, это смотрелось мелочно и жалко, так бы оно выглядело и в его собственных глазах, если бы не причина, которую Рафаэль озвучил. - Знаешь, - продолжил Рафаэль, наклоняясь ближе, - я хочу на это посмотреть и Гэбриэл тоже. Как тогда в Лирроме, помнишь? Еще одни воспоминания, от которых не избавиться. Возможно, все началось именно с того города, с бунта, переговоров, к которым подтолкнул лордов именно он. Первый акт послушания – их, а не его. Адриан сглотнул ком. - Вы разрешаете? Рафаэль ничего не ответил, лишь потерся щекой о его щеку. Все внутри сжалось и после опустилось. Кольцо на пальце будто обожгло. Адриан приоткрыл рот, когда губы Рафаэля потянулись к его – поцелуй был легким, быстрым. Лишь начало. Между ног все сладко заныло в ожидании. - Я хочу сохранить свое имя, - он произнес это очень тихо, глядя прямо в глаза Рафаэля. – Хочу оставить его. Тот улыбнулся, чуть сощурившись. Вот и первое условие. - Сын барона только подошел к возрасту второго крещения. Согласно закону, он может выбрать себя новое имя, с которым в последний час и уйдет к праотцам. Ответный ход, которого Адриан ожидал. Обращение в веру греха – большая цена, но теперь у него нет выбора. И кольцо на руке тому доказательство. - Хорошо. Рафаэль не сводил с него взгляда, он же – с него. Не диалог, просто миг, когда каждый пытается заглянуть в душу. Адриан вдруг подумал, что все происходящее – хорошо спланированная многоходовка, которая медленно подталкивала его к одному, единственно верному решению. Слишком сложно или же… - Экзарх, - голос был ровный и спокойный, но одновременно скрыть извращенного любопытства не получилось, - был убит из-за престола или же потому, что мы… Он не договорил. - Кто знает, - это сказал Гэбриэл, проходя в зал. Его шаги тихие, как у кошки. Адриан тяжело выдохнул, ощущая прикосновение холодных пальцев к своей щеке. Его окружили. Ужасно чувствовать себя дичью. Но куда более унизительно быть хищником, зависящим от этой самой дичи. Мелькнула мысль, что возможно яда в вине не было – опять. Вся игра направлена не на его поражение, а на их победу или хотя бы ее иллюзию. Гэбриэл стал постепенно расстегивать пуговицы на камзоле Адриана, Рафаэль помог снять сапоги, медленно поглаживая икры, целуя колено. Странное чувство, дикое, постыдное – сладкий вкус греха. Его душе изначально была закрыта дорога на Небеса уже потому, что он ему нравится…