little things

Из-за того, что Луи почти всегда появлялся в детском садике последним, Гарри не особенно любил приходить туда одним из первых. Прежде всего там был очень противный мальчик, старше на целых два года, который сразу же начинал его задирать и дергать за кудряшки. Но уж Луи никогда не оставлял хулигана безнаказанным и всегда прогонял всеми возможными способами, поэтому с другом Гарри чувствовал себя в безопасности. Еще Луи был очень веселым и всегда давал поиграть со своим игрушечным Человеком Пауком (из ограниченной серии!), несмотря на то, что это была его самая-самая любимая игрушка. Ко всему прочему, они были соседями и дружили еще до совместного похода в детский сад при государственной школе, поэтому Джоанна часто забирала их обоих, а иногда он даже оставался до восьми вечера. Правда, это случалось не очень часто, потому что его еще нужно было забирать назад, а Энн не могла оставить Джемму без присмотра, равно как и водить её туда-сюда — девочка только начала ходить в школу. Но сегодня Луи пришел даже раньше чем Гарри, немало удивив мальчика, который успешно застегнул сандалики, тем самым немало обрадовав руководителя. Томмо сидел в какой-то приятной задумчивости, болтал ногами под столиком и не играл в Человека Паука. Стайлс сел рядом на стульчик с вишенкой и несколько раз похлопал Луи по спине ладошкой с очень глухим звуком. Луи посмотрел на него огромными голубыми глазами и улыбнулся — у него до сих пор были все молочные зубы, и маленькая шкатулочка для молочных зубов с нарисованной на ней собачкой пустовала. – Чего с тобой? – спросил Гарри, настойчиво заглядывая в его лицо. Луи принял особенно важный и таинственный вид и подманил Гарри еще ближе. Томмо сложил ручки рупором, как делал всегда, когда рассказывал секреты, и мальчик подставил ему свое ушко, потому что иначе Луи вообще отказывался что-то рассказывать. Впрочем, если честно, Гарри даже и в голову не приходило не подставлять ухо под сложенные рупором ручки. Он даже зажмурился на всякий случай. – Я влюбился, – важным голосом нашептал Томмо. Он будто раздувался от собственной важности и важности того, что происходит, словно наслаждаясь тем, что Гарри плохо его понимает. Возможно, Стайлс пока что мыслил не так масштабно или самую малость отставал от друга в развитии, может, в силу того, что в отличие от Луи не смотрел с мамой мыльные оперы перед сном. – В кого? – удивился Гарри, на всякий случай повертев головой. Когда он поворачивал голову, его кудряшки подпрыгивали. Луи оттянул прядь его волос, и она вернулась на место, как пружинка, но Гарри было совсем не больно. Недавно его постригли, и он стал похож на одуванчик. – В Лиама, – мечтательно протянул Луи и очень артистично вздохнул, как скорее всего подсмотрел накануне в мыльной опере, когда должен был уже спать. Он как-то весь очень дрожал от нетерпения. – У него больше всего фломастеров. – Но почему? – не понял Гарри, посмотрев на Лиама, который сидел за своим столом в одиночестве и что-то увлеченно рисовал. Периодически София бросала в мальчика пластилином, чтобы привлечь его внимание, но кусочки были слишком маленькими и не долетали до Лиама. – Ну ты глупый, Хасс, – рассержено протянул Луи, в силу того, что в его возрасте ему еще неведомо было разочарование. – Я ж сказал, у него больше всего фломастеров! У него еще Вуди есть! Из «Истории игрушек». – А-а-а, – понимающим голосом произнес Гарри. – И что ты будешь делать? – Пойду и скажу, – пожал плечами Луи и встал со стульчика. – А, точно, – он вытащил из кармашка печенье. – На. Гарри задумчиво впился зубами в печенье, предварительно сняв с него ниточку, и подошел к Зейну, который сосредоточенно рисовал что-то цветными карандашами. Рядом с ним крутился Найл, с искренним восхищением разглядывая рисунок. У Найла не хватало большей части зубов, а еще оторвалась пуговица на комбинезоне, из-за чего ему очень часто приходилось поправлять лямку, но это его не смущало. – Привет, – сказал Гарри, перебираясь за стол, где сидели Зейн и Найл. Найл тут же перевел на него взгляд. Его глаза были, пожалуй, слишком большими, будто он все время чему-то удивлялся. – Пивет, – ответил Найл, улыбаясь до ушей. Зейн сосредоточенно кивнул. – Что ты рисуешь? – полюбопытствовал Гарри, рассматривая рисунок. Зейн обожал рисовать. Его рисунки всегда хвалили. И еще он умел правильно подбирать цвета. Гарри не знал, что такое «большое будущее», но именно это сказал учитель родителям Зейна, когда они пришли забирать его на прошлой неделе. Гарри случайно крутился рядом — у него рассыпался конструктор. – Это я, – важным голосом сказал Зейн, ткнув кончиком карандаша в коричневое пятно. – А это Найл, – добавил мальчик, указав на такое же коричневое пятнышко рядом. – А вот это Луи. И еще вот ты, – заметил Зейн, показав два таких же коричневых пятнышка. Гарри очень понравилось. У «пятна Гарри» были волнистые края, и он понял, что это его кудряшки. Вот бы маме показать! Но Зейн всегда бережно складывал рисунки и уносил домой. – Добавь еще Лиама, – попросил Гарри, устраиваясь рядом. Зейн повернул голову и задумчиво почесал лоб кончиком карандаша. Мальчик почувствовал надобность объяснить, потому что Зейн, похоже, пока не видел надобности добавлять приятеля на картину. – В него Луи влюбился. Зейн выпучил глаза и завозился над рисунком. Видимо, это был веский довод. – Как это любися? – спросил Найл, завороженно глядя на недоеденное печенье. Сложно было понять, чем этот взгляд отличался от его обычного — уж очень удивленными были его глаза на протяжении всего времени, но Гарри как-то догадался, что Найла очень волнует это лакомство. – Не знаю, – честно ответил Гарри и отдал Найлу остатки. Малыш сосредоточенно впился оставшимися зубами в печенье, однако продолжал смотреть на Гарри. – Как-то. Может, и мне влюбиться? – Мошешь в меня, – великодушно предложил Найл, борясь с печеньем. Несмотря на то, что раскусить пока не получалось, он уже чувствовал, что оно очень вкусное. Гарри задумчиво почесал голову. – А у тебя много фломастеров? – наконец, спросил он. Если верить Луи — а Луи всегда прав — фломастеры — это очень важно. – Не ошень, – покачал головой мальчик и встал со стульчика. – Зато ешть 'озовый. С этими словами он побежал к своему шкафчику, на ходу поправляя спадающую лямку. Гарри проводил его глазами и повернулся взглядом к второму другу. Зейн натужно выдохнул. – Лиам не помещается! – возмущенно произнес мальчик, будто в этом виноват исключительно лист бумаги. – Я его тогда вытянутым нарисую, – заявил он, обозначая рядом с коричневыми пятнами длинную волнистую колбасу, которая, видимо, представляла собой Лиама, и стал закрашивать. – Зато красным карандашом. Будет самым-самым красивым, как раз для Луи. – Мама говорит, я самый красивый, – сказал Гарри, задумчиво глядя на рисунок. Колбаса казалась Гарри такой замечательной, что он даже позавидовал Лиаму. Сразу видно, Зейн с ним больше дружит. – А моя мама говорит, что я, – недовольно проговорил Зейн, нахмурив бровки. Гарри снова задумался. – Давай, мы оба, – наконец, предложил он. – Ну, ладно. Найл торопился назад так сильно, что чуть не споткнулся о свою ногу. Один раз он задел ногой красный стульчик и чуть не перевернул его. Напоследок мальчик все-таки запнулся об ковер, но быстро встал и даже не заплакал, так сильно он был взволнован. От быстрого бега челочка малыша прилипла ко лбу. – Вот, – запыхавшись, сказал он, протягивая сразу три фломастера, зажатых в кулачке, и скромно потупился. – 'озовый, голубой и фио-кле-товый. Я ими все равно не пользуюсь! – Какие красивые! – воскликнул Гарри. В его наборе не было розового и фиолетового, но зато были серебряный и золотой. Но они ему были не особенно нужны. Грива единорога же розовая или фиолетовая, а никак не серебряно-золотая. – Тогда я влюбился в Найла! – радостно заявил он. – Теперь только я буду с ним играть. Найл обрадованно плюхнулся на стульчик и зажал ладонями щеки. – Не, давай по-очереди, – рассердился Зейн, пихнув Гарри локтем. Он быстро рассудил, что Луи теперь будет играть с Лиамом, Гарри — с Найлом, а это совсем не весело. Кто-то же должен смотреть рисунки. И неплохо, если бы Лиам продолжал отдавать ему свой сок. Уж больно он вкусный. – Я первый сказал, – недовольно заявил Гарри. – Ну и что? – Ну и то! – Зато ты рисовать не умеешь. – Я умею! – Не умеешь! – Не надо ш-шориться, – испуганно попросил Найл, пытаясь разнять самых близких людей в своей жизни. Не считая мамы. Мама вообще была лучше всех. Луи отодвинул стульчик и сел рядом с Лиамом, отодвинув игрушечного ковбоя немного в сторону. – Разрешаю тебе меня поцеловать, – важно заявил он, подставляя щеку. Лиам посмотрел на него с некоторой растерянностью, но все же послушно чмокнул в щеку Луи, перемазав его при этом вареньем. Кажется, он с утра ел что-то сладкое. – Теперь моя очередь, – сказал Луи, от души целуя Лиама в щеку и вытирая рот тыльной стороной ладони. – Теперь мы женаты. И все твои фломастеры — мои фломастеры. – А? – удивленно произнес Лиам, наблюдая, как Луи деловито собирает его фломастеры в кучку на столе. – Хорошо. Ты хочешь поиграть с моим ковбоем? – уточнил он, вежливо придвигая куклу поближе к Луи. Томмо взял игрушку в руки и несколько секунд вертел её в руках. Наконец, он посмотрел на Лиама, который, кажется, совсем не сожалел об утрате фломастеров, и смотрел на него со смесью вежливости и дружелюбия. – Да, хочу, – подумав, проговорил он, усаживая Вуди на колени. Несколько секунд Луи сомневался, но потом все-таки решился. – Можешь взять Человека Паука на время. – Замечательно, – просиял Лиам. Гарри поманил Найла поближе и велел наклониться. Он держал что-то между ладоней. Посмотрев по сторонам и убедившись, что никто не смотрит на них, он поднял одну ладошку — там лежал желудь. – Я его на улице нашел, хотя сейчас зима, – важно поведал Гарри ему на ухо. – Он волшебный! Это секрет. Но в тебя я влюбился, поэтому можешь хранить у себя. – Хо'ош-шо, – восторженно прошептал Найл, схватив желудь обеими ручками и спрятав в нагрудный кармашек. – Обещ-щаю всегда ханить эту тайну. Малыш радостно похлопал себя по кармашку. – У меня теперь муж есть, – объявил Луи, подходя к ним вместе с Лиамом, которого он крепко держал за руку. Лиам выглядел немного смущенным, но все равно был доволен. Похоже, перспектива делить фломастеры с Луи его нисколько не расстраивала. – Здорово, – ответил Гарри и показал на Найла. – У меня тоже. Найл застенчиво улыбнулся и кивнул. – А что Вы тут делали? – спросил Томмо. – Ничего, – буркнул Гарри. Найл кивнул головой несколько раз и закрыл руками кармашек, крепко прижимая ладошки к груди. – У нас с Найлом секрет. Томмо тут же оживился и подошел поближе, уставившись на Найла и Гарри, не мигая. На свете не было секретов, которые ему не рассказывали. Особенно Гарри. – Расскажи! – немедленно потребовал Луи, дергая Лиама за руку. Лиам, не зная, что ему делать, тоже дернул его за руку. – Нет, – громко сказал Гарри и наклонился к Найлу. – Спрячь желудь, – прошептал он, и Найл, с опаской поглядывая на Луи, ретировался прятать сокровище. По пути у него чуть не слетели сандалики. Произошедшее очень не понравилось Томмо, и он даже выпустил ладошку Лиама, чтобы упереть руки в боки. Так обычно делала мама, когда он разбрасывал игрушки в детской в разные стороны. Но что было поделать — это землетрясение в игрушечном городе, Луи и сам бы рад его остановить! – Жадина! – возмущенно заявил Луи. – Говядина! – Сам ты жадина! – обиженно произнес Гарри. – Жадина-жадина-жадина! – завопил Томлинсон, топая ногами. На его маленьком лбу выступили прозрачные бисеринки пота. Лиам, не зная, что ему делать, стал расчесывать царапинку на локте. Его муж, кажется, был очень расстроен. – Ах ты вонючка! – рассердился Гарри. – На! – и он ударил Луи по руке. – А-а-а! – закричал Луи скорее по привычке, чем от боли, и заплакал, тоже ударив Гарри по руке. – Не буду больше с тобой дружить! – Это я не буду больше с тобой дружить! – плача, ответил Гарри. Воспитатель, услышав шум, подоспел и разнял Луи и Гарри, которые и смотреть друг на друга не хотели и, зажмурившись, пытались дотянуться друг до друга кулачками, пока Лиам обеспокоенно мял край футболки и уже хотел заплакать от бессилия. – Это Гарри, он драться начал! – плача поведал Томлинсон. У него даже лицо раскраснелось. А Гарри плакал так сильно, что даже не смог ответить, что это все Луи. Так что в углу он сидел один и думал о том, какой он несчастный и о том, что малиновый пудинг вкуснее бананового, но не вкуснее шоколадного, и еще о том, что если Найл посадит желудь, то из него наверняка вырастет волшебное дерево. Дерево увидит фея и подарит им единорога с розовой гривой. И он всем даст покататься, а Луи никогда, потому что он — мистер вонючка. Через много-много часов — так казалось Гарри — к нему в угол подошел Томмо и принес Человека Паука. Он уже даже носом не хлюпал. – Извини, – сказал Томмо, похлопав Гарри по плечу и протянул ему игрушку. Стайлс обиженно засопел и отвернул голову. – Ты упек меня за решетку, – обиженно ответил Гарри. Эту фразу он услышал вчера в фильме, и она ему очень понравилась. Тем более, в фильме все было почти также, как сейчас, только Гарри не был одет в оранжевое. Томмо непонимающе покачал головой. – Как это? – Не знаю, – пожал плечами кудрявый мальчик. – Уйди. – Ну, прости, пожалуйста, – повторил Луи. Он очень скучал без Гарри. С ним было веселее играть. – Ладно, – согласился Гарри, прощая друга, и встал. Луи радостно обнял его. Он засмеялся, и Гарри тоже. – Ты мой лучший друг, – заявил Томмо счастливым голосом. – Ты мой тоже, – улыбнулся Гарри, и они с Луи побежали к другим ребятам. – Я тебе даже секрет покажу. Новость о том, что Гарри больше не сидит в неволе, очень обрадовала маленького Хорана, и Найл радостно обнял нового мужа, улыбаясь беззубым ртом. Желудь он спрятал в носок, и они столпились кружочком — Найл, Лиам, Гарри и Луи — чтобы вместе смотреть на него и мечтать, что они скажут фее, когда волшебное дерево вырастет. – Уйду я от вас, – заявил Зейн, которого они тоже позвали смотреть на желудь. И правда ушел — рисовать.