Мухи

За три месяца до «сейчас». Югао. Вываленные кишки запихивали обратно в брюшную полость вдвоем. — Ничего, ничего, — шептала Югао, — я сейчас быстренько заштопаю, и будет красиво. — Конечно, — Гекко Хаяте кивнул, — ты у меня умница. Придержу, возьми лучше металлическую леску — будет крепче. Югао тепло улыбалась мертвому возлюбленному, зашивая тому живот. За шесть лет до «сейчас». Какаши. Несколько мест для обзора Какаши нашел легко — они позволяли видеть, слышать, а заметить его там можно было только со специальными техниками. Техниками штабные явно не утруждались. После утренней горячки раздачи миссий, когда наступало затишье, начинали дурить — другого слова Какаши подобрать не мог. Их разговоры, жесты, поведение — в штабе что, действительно работают такие шиноби? В сердце деревни, можно так сказать? В его подразделении АНБУ все было строго, четко, хотя... За ними-то Какаши никогда не наблюдал. Кто знает, может и там... — Между прочим, у него очень аппетитная задница, — вещал откинувшийся на спинку стула Камизуки. — Да и член ничего так, я видел в купальнях. — А еще у него жена и двое детей, — сразу же сообщил Умино, складывая бумажного журавлика. — Жена не стена, можно подвинуть, — хохотнул Хагане, откладывая папку на край стола. — Ты же не собираешься с ним детей воспитывать. Мог бы и пригреть одинокого джонина. — Я семьи не разбиваю, — Умино смотрел вроде неодобрительно, но, кажется, улыбался. — А кто тебе предлагает разбивать? Два-три раза в неделю посидеть, чисто по-мужски — кабак, выпивка, коечка. — Да иди ты, — Умино откровенно рассмеялся. — Вот обещаю, залезу к тебе в дом ночью и сделаю на лбу татуировку «Старая сводня». — Неа, — Камизуки закинул ноги на стол, — не сделаешь. — Ну да, — фыркнул Умино, — ты уж проследишь. Все чунины захохотали. «Опять, — вздохнул Какаши, — что у них, действительно других дел нет? Сколько здесь сижу — одно и то же — члены, задницы, задницы, члены». Какаши в принципе коробили эти разговоры — слушать было неприятно, а писать отчеты главе деревни просто рука замирала. Обсудили задницу того, того, того и того, а еще размеры достоинства того, того и того. И вот это писать? Что они, повернуты на этом сексе? Лично Какаши никакой потребности в данном действии не испытывал, как и в обсуждениях. Он даже книжки такие начал читать, чтобы понять, что же захватывает людей в этом процессе. Звучало для него все это одновременно смешно и постыдно. Он перечитывал раз за разом, пытаясь вникнуть в переживания героев, но если до определенного момента было понятно, то после совсем не мог осознать, зачем они это делают. Какаши бывал в купальнях, видел там обсуждаемые «объекты», но совершенно не мог понять, для чего пялиться на определенные части тела окружающих и делать какие-то сравнительные выводы. А это было не очень хорошо. Если Хокаге направил его в штаб с заданием, он должен был начать мыслить на одной волне с теми, за кем следил, иначе, возможно, целый пласт информации пройдет мимо его восприятия, и он упустит что-то важное. Первые три недели Хатаке Какаши недоумевал. Его за «этим» послали наблюдать? Да еще настойчиво посоветовав придерживаться секретности? Но бойцов спецподразделения уровня Какаши отправляли только на высокоранговые миссии, а значит, нужно быть предельно собранным и таки найти причину беспокойства главы деревни. Не смотря ни на что. Маски на объекты Какаши привычно надел быстро: Хагане Котецу был, конечно, выдрой — не самый крупный зверек, но опасный. Камизуки Изумо — суслик. Может и слабовато выглядящий, но очень умный. А вот с Умино Ирукой возникли проблемы — какую бы маску млекопитающих Какаши на него не примерял — все не подходили. Он перешел на птиц, а наблюдая и наблюдая, все больше удивлялся и не мог решить, что надеть на этого штабного — маску воробушка или маску стервятника? Какаши попытался решить обе проблемы — и с маской для Умино, и чем же таким захватывают этих чунинов задницы и члены — разом. В очередной раз на горячих источниках, пойдя следом за троицей из штаба, он честно таращился на чужие тела. «Ну, и что? — мысленно пожимал он плечами. — Вот у этого в спокойном состоянии небольшой, но, судя по цвету, пещеристых тел там много, в возбужденном состоянии будет в три раза длиннее. Как это можно оценивать?» А вот Камизуки, Хагане и Умино сидели в купальне очень смирно. Ни перешептываний, ни взглядов, ни смешков, казалось, вообще у них глаза закрыты. И были они пристойными до безобразия. Зато на следующий день... Какаши не хотел это слышать! Вовсю обсуждались его достоинства, как передние, так и задние. Да как такое возможно?! Он в купальне не снимал полотенце, а в душевой никого из них не было! То ли его навыки дают сбой, то ли... Если он действительно их не заметил... Да быть такого не может! Но как о происходящем написать в отчете, он по-прежнему не знал. И в голову пришла неожиданно простая мысль. А может, все эти «члены и задницы» — это обычный код? И послали Какаши действительно не зря. Он ведь видел в штабе, пусть не подозрительное, но необычное. Утром, до распределения миссий, в штаб пришел Генма Ширануи. Троица ему явно обрадовалась. — Никого из Абураме нет? — деловито осведомился Ширануи. — Нету-нету, — радостно ответил Хагане. — Раньше девяти не придут. Давай, жарь! — Ну-у, — протянул Ширануи, нагибаясь, и во рту у него оказалось сразу семь сембонов. — Парни! Ложись! — почему-то радостно выкрикнул Камизуки. Штабные упали на пол, наигранно прикрывая головы, а Ширануи провел «веерную» атаку иглами. — Все? — вынырнул из-под стола Умино. — Неа, еще три. Давай, в укрытие. Какаши тогда напрягся, но видимых объектов поражения в штабе не было. Выпустив последние три иглы, Ширануи торжественно заявил: — Теперь все. — Тогда за дело, парни, — подорвался Умино. Штабные повытаскивали из карманов крохотные свитки, что-то вкладывали в них, а Какаши открыл Шаринган и увидел, что они с игл счищают мух. Свитки сложили на стол, все четверо встали над ними, сложив молитвенно ладони, что-то пробормотали, и свитки исчезли. Похоже, сработало дзюцу перемещения. Тогда Какаши отнесся к этому как к обычному дурачеству, которое процветает в резиденции Хокаге, но сейчас стоило задуматься и, пожалуй, обратить внимание главы деревни на этот эпизод. Хирудзен выслушал его, вежливо покивал и сказал, что, конечно, спросит объяснения. Спустя два часа Какаши слушал ругань. Очень и очень нецензурную. В целом, чунины обсуждали ту... кхм... суку, которая слила главе деревни безобидную технику с мушиными гробиками. После почти часового разговора, выслушав описания всех неприятных действий, которые бы с ним произвели, Хатаке Какаши снова усомнился в нужности своего наблюдения в штабе. Нет, он не отказался от мысли, что там что-то происходит, но ведь логично предположить, что в самой резиденции ничего делать не будут? Пусть код, пусть странные разговоры и действия, но Какаши же АНБУ, в конце концов. Что с ним такое? Почему до сих пор не использовал базовые навыки? Нужно проследить за каждым из них по отдельности — трех клонов он создать сумеет. В тот же вечер он этим и занялся. Сам пошел за спецджонином Ширануи, а за чунинами отправил клонов. Трех самостоятельных клонов Какаши не делал очень давно и, похоже, напортачил. Информация от первых двух была вполне нормальная, а вот с третьим были проблемы. Нет, на сто процентов, что его засекли, Какаши уверен не был, но третий был явно слабым, и могло, могло... Сомнения подтвердил утренний вызов к Хокаге. Мельком глянув в окно штаба, Какаши заметил отсутствие Хагане — того самого чунина, за которым смотрел тот клон, и очень мрачных Умино и Камизуки. А в кабинете главы деревни Какаши подвергся такому унижению, которого не испытывал последних лет пятнадцать. Там штабной чунин открыто обвинил его в преследовании и чуть ли не в шпионаже или попытке убийства. Нет, чунин рассказывал про «какого-то» АНБУ, но Какаши понимал, что прокололся он, и прокололся жестоко. В конце концов, глава деревни отпустил чунина и повернулся к Какаши: — Я стараюсь говорить довольно мягко со всеми, — начал Хирудзен, — но тебе и сейчас, — голос перешел на рык, — хочу сказать — не можешь? Не делай! Я зачем тебя посадил туда наблюдать? — глава деревни грохнул по столу кулаком, стол жалобно заскрипел. — Что за инициатива? Какие заговоры ты ищешь? — Я... — Какаши пытался придумать, как оправдаться, но в голову ничего не приходило. — Уходи, — Хирудзен повернулся к нему спиной. — И, кстати, твои отчеты не полные. — Я что, действительно должен в них писать про... задницы? — Какаши был обозлен, обижен и рассержен. — В твоих отчетах с миссий, — не поворачиваясь, спокойно продолжал глава деревни, — была полная информация, в том числе и о таких разговорах. Ты действительно считаешь меня кретином? — снова рявкнул он. — Думаешь, я не знаю, о чем говорят у меня в штабе в свободное время? — Простите, Хокаге-сама, — Какаши выскочил за окно. — Простите. Обещаю, что впредь буду предоставлять полные отчеты. Хокаге вздохнул. Какаши стоило бы вернуться домой, наверное, но еще вероятнее — на одну из наблюдательных точек около штаба, но он задержался под окном кабинета. Было омерзительно плохо, паршиво. Он уже трех полноценных клонов создать не может? Его засек чунин? Дальше предаваться самоедству не дал визит старейшины к главе деревни. Какаши было собирался убежать, но почему-то остался. — Ну что, окончательно спекся твой молодой Белый Клык? — Не понимаю, Кохару, с чего ты сделала такие выводы? — Я, может, и старая, но пока не в маразме и могу оценивать. Сам посуди, вот отчеты с его последних трех миссий. Ситуации были пиковыми, и он действовал на грани. С ним что-то не то. Его бы к врачу отправить, а ты ему детей дать хочешь? — Да, хочу, — голос Хирудзена звучал холодно и жестко. — Этой команде нужен именно такой наставник. — Тебе виднее, Хирудзен, — голос удалялся, видимо, старейшина направлялась к двери, — но все же, парни, я понимаю, а девочку-то за что? — Я так решил, — отрезал Хирудзен. Дверь хлопнула, а Какаши услышал: — Если бы не давление старейшин, ты бы такое задание не получил никогда. За восемь лет до «сейчас». Ирука. — И кто разрешил разводить костер? Не поняли приказа «максимально скрытно»? Пятеро чунинов аж подпрыгнули от неожиданности. — Ну? — строго поинтересовался Какаши. — Отбой был сорок минут назад. Вы что, на пикник сюда пришли? Живо по палаткам. Пятерка переминалась с ноги на ногу. — Нам места не хватило, — выступил самый младший из нарушителей — девушка. — Что значит, не хватило места? — пойманные вздрогнули еще раз — из темноты появился Майто Гай. — Это невозможно. Какаши, мы же много раз проверяли списки перед учениями. — Га-ай, на два слова можно? — «полевые командиры» скрылись в темноте. — Тушите огонь, — прошипел Ияши, самый старший «нарушитель», — я же говорил, что не надо было. — Да пошел ты, — прошипел в ответ Оукей, забрасывая ноябрьской слякотью костер, — надо было замерзнуть здесь? — Тихо, — одернул его Умино, — хочешь, чтобы эти услышали? В паре метров от них шепотом переругивались два джонина. — Я положился на тебя, — сдерживая природную мощь голоса, шептал Гай. — На тебе был провиант и размещение. Почему доверенные нам бойцы оказались на улице, ты можешь мне это объяснить? Или это твоя обычная невнимательность? — Я все проверял, — также разъяренной коброй шипел в ответ Какаши. — Все получалось идеально. — Этого не может быть, — Гай чуть повысил голос. Нарушители режима начали вглядываться в темноту, Гай снова перешел на шепот: — Их всего пятеро, даже если предположить, что ты забыл одну палатку... — Я не забывал, — огрызнулся Какаши, — говорю тебе — заказал все, что нужно. Можешь по бумагам свериться. — Ты их что, по палаткам расписывал? — удивился Гай. — Естественно. Всех по номерам. — Тогда я не понимаю, — Гай пожал плечами. — Но оставлять их тут нельзя. — Что, в нашу отправишь? — ухмыльнулся Какаши. — А это идея, — и Гай вернулся к остаткам костра. — Предложил на свою голову, — бормотал Какаши, плетясь следом за Гаем, который указывал молодняку место ночевки. Запущенные в теплую палатку нарушители порядка быстро отключились. — Извиняюсь... извиняюсь... извиняюсь... — Хатаке Какаши лез между телами. — Где-то здесь, извиняюсь, — последним он отодвинул Умино, — мой рюкзак. Ухватив искомое, джонин двинулся на выход, а Умино Ирука прислушивался. «Полевые командиры» тихо переговаривались, хотя накал страстей был явно высок. — Пусть это всего лишь тренировка, но максимально приближенная к условиям затяжной войны. — Да говорю же я тебе! Смотри сюда, — это был голос Хатаке Какаши. — Регистрационные номера, размещение. — Не понимаю, — отвечал ему голос Майто Гая. — Да, действительно, по твоим спискам получается, что в порядке должно быть. — Может, пойдем, посмотрим? Как это неожиданно одна палатка сжалась на три, а другая на два места? — С поставщиками и не такое может быть, — подтвердил Майто, — но пойдем, проверим. Ирука толкнул лежащего рядом Оукея: — Давай, буди остальных. Быстро! Очень быстро! Они сейчас пойдут проверять! А если мы окажемся «шестерками»... Ребята моментально вскочили, выслушали сжатую речь Ируки и вынырнули наружу. — Хатаке-сан! Майто-сан! — четыре пары глаз впились в старшего, Ияши, который должен был объяснить. — Не надо никаких карательных санкций. Ну, действительно так получилось, что палатки не подошли. В этом никто не виноват. Не нужно никого обвинять. — Га-ай, — снова, как тогда, протянул Хатаке, — можно... — На пару слов? — закончил Майто. — Мы, правда, ни на кого не держим зла, — пискнула Югао. — Что? — Гай прищурился, глядя на девушку, но сзади ему на голову опустилась рука Какаши: — Я тебя все еще жду. А вы, — ткнул он пальцем на палатку, — все спать. — Попадос, — ворчал внутри Иваши. — Теперь жить не дадут. — А что? — вызывающе вскинула голову Югао. — Они сенсеи, пускай разберутся. — Дура, что ли? — Оукей улегся, закинув руки за голову, — разберутся они, как же. А ты как дальше собираешься? С титулом «стукачка»? Югао засопела и тоже легла, свернувшись клубочком. — Подвинься, — ткнул ее в спину Ирука, — палатка маленькая. Будешь так клубочиться, всем места не хватит. — Я про такое читал, — опять-таки в нескольких метрах от «временного приюта изгоев», под падающим сверху дождем, Какаши просвещал Гая. — Это «дедовщина» называется. Эти пятеро ранг получили на последнем экзамене. — Не верю! — великолепный зеленый зверь взорвался. — Не верю, что такое может быть в Конохе! — Тогда пошли палатки проверим? — ехидно предложил Какаши. — Пошли! — Гай кинулся вперед первым. — Я уверен, что ты ошибаешься. А в палатках появление командиров вызвало сильную панику. Нет, конечно, чунинской мелочи надо было объяснить, где их место, но не настолько, чтобы будил фонарик в лицо и вопрос «Где Умино? Где Татами? Где Оукей?» Подорвался старший, стихийно назначивший себя командиром, но объяснить что-либо не мог. Действительно, где они? Он был уверен, что «мелочь» вернулась и спит где-то у порога — на что и рассчитывалось. Во второй палатке было хуже — туда заглянул Гай. Буквально через три минуты два отряда вылетели на улицу — кое-кто не успев обуться, кое-кто одеться, но все кинулись на поиски пропавших товарищей. Стоящие рядом со своей палаткой Какаши и Гай наблюдали за метаниями почти двух десятков юнцов, если их можно было так назвать. Те были чуть младше полевых командиров по возрасту, но очень сильно по опыту. — Хорошо, что из Хьюга никого нет, — заметил Хатаке. — А этим — уроком будет. — Тебе не кажется, что это несколько жестоко? — Нормально, — махнул рукой Какаши. — Сам ведь говорил, а вдруг война? Так можно бойцов потерять. И не только на поле. Если начинают издеваться, то можно кунай в спину получить. От сокомандника. — Ты в них ошибаешься. Посмотри, они, правда, обеспокоены. — Ага, — Какаши отчаянно зевнул, стирая холодные капли с лица и косясь в сторону «начальственной» палатки, — нашим наказанием. — Мне кажется, что совсем не нашим наказанием. Они ведь о нем не знают — они ищут товарищей. И они действительно обеспокоены. Но еще мне кажется, что в Конохе за мирное время нарисовались очень неприятные и негуманные традиции. Хорошо, что нас с тобой послали сюда с этими отрядами, — Гай повернулся к Какаши. — Возможно, здесь и сейчас они что-то поймут. — Гай-сенсей, — к Майто подошли двое — девушка и юноша. — Мы, — начал молодой человек, опускаясь на колени в осеннее месиво и кланяясь, — я виноват, — поправился он, — я выгнал их. — Я тоже, — спрятав взгляд и опускаясь рядом с провинившимся, призналась девушка. — Но я не думала, что они уйдут. — Мы пошутить хотели, — снова заговорил юноша. — Просто... ну... показать им... — Что? — спросил Какаши. — Их место, — тихо прошептала девушка. — А вы себя кем возомнили? — Майто, казалось, увеличился в размерах. — Вы понимаете, — тихо продолжил Хатаке, — в бою, в трудной ситуации, помощь может прийти откуда угодно. Бывает, даже от человека из вражеского клана. А вы отталкиваете своих? Только потому, что они носят чунинский жилет на несколько месяцев меньше? Я не ожидал столкнуться здесь с проявлением такой тупости, — закончил отповедь Какаши. — Где члены вашей команды? — неожиданно встрял Гай. — Мы не можем найти, — пискнули и один и другая. — Так ищите! — Может, они ушли за периметр? — Это невозможно, — отрезал Гай, — периметр контролирует АНБУ. Ищите здесь. — Ого, — Какаши повернулся к вечному сопернику, когда девушка и юноша отошли, — в жизни бы не подумал, что ты можешь быть таким. Гай ухмыльнулся, а из палатки показалась голова Умино Ируки: — Какаши-сенсей, Гай-сенсей, — начал он. — Расскажите им, что мы здесь. Пожалуйста. — А ну цыц! — рявкнули оба джонина. — Ползи обратно и спи. Я отбой выдал два часа назад, — строго напомнил Какаши. Ирука спрятался обратно в палатке, но оттуда прошептал: — Ну, пожалуйста. Его не услышали. По меньшей мере, четыре раза он подслушивал отчет подбегавших команд из старших. Весь лагерь уже не спал — искали пропавших. А оба джонина разговаривали о чем-то своем, время от времени посмеиваясь над действиями «поисковиков». И Ирука не выдержал, снова подлез ко входу, высунул руку и дернул за штанину того, кто ближе стоял: — Так нельзя! Остановите их! Вы же знаете что мы здесь, что с нами ничего не случилось. — Парень, — к нему нагнулся Майто Гай. — Сейчас я тебе скажу кое-что, и постарайся это запомнить. Отрабатывать свою несостоятельность на том, кто слабее — подло. Указывать своему сокоманднику, что он слабее — подло. Ждать помощи после этого — просто невозможно. Я надеюсь, ты никогда больше с таким не столкнешься. — А вы чем лучше? — Ирука аж поперхнулся от собственной дерзости. — Мы учим, — нагнулся к юному чунину Хатаке. — Как еще до вас, послевоенного поколения, это донести? Где-то через час полевые командиры отпустили всех спать, заявив что «пропажа» нашлась. Все три оставшиеся ночи новоиспеченные чунины спали на своих местах, под крышей. С ними даже попытались поговорить «старшие», как-то извиниться, наверное, им что-то преподали учения. Но кое-что понял и Умино. Во-первых, то, что даже на войне всегда есть тот, кто присматривает вне боя. А во-вторых... то, что он запал на Хатаке Какаши. Почему, и сам не знал. Джонин в промокшей и обвисшей мешком форме, с волосами, прибитыми снегом-градом-дождем, читающий нотации, точно не походил на объект вожделения, но подросток Умино так и видел, как затаскивает сенсея туда, где тепло, растирает плечи, заваривает чай, а потом, может даже, тот снимет маску и... Сформулировать представляющиеся картинки словами Ирука не решался и в мыслях. Учения закончились, молодые чунины вернулись в Коноху. Начался быт. «Тайная страсть» Умино то притухала под давлением реальности, то вспыхивала снова, подогреваемая редкими совместными заданиями и разговорами. Теперь у повзрослевшего и получившего больше опыта (по большей части жизненного, а не сексуального) чунина фантазии были более развернутыми и непристойными. Не менялось в них одно — начало. Забрать из-под ледяного дождя, согреть... Глупость, конечно, несусветная. За три года до «сейчас». Ирука. ...Так же, как и тогда, с неба сыпал дождь, только в месиве под ногами не было снега. А очертания фигуры Хатаке, привалившегося к дереву, были такими же — мокрые волосы, мокрая одежда. Четвертая мировая война шиноби только набирала обороты. Может, еще день, может, два, и вокруг будет ад. — Генерал... — Что? — резко повернулся к окликнувшему Какаши. — Что-то случилось? — Вы почему здесь? — Внутренний патруль? — джонин развел руки в стороны, одновременно потягиваясь и демонстрируя свои мирные намерения. — Я — это я. Проверяйте, Умино-сан. — Рассейся! — Ирука сложил привычные печати. — Просто вышел воздухом подышать, — с неловким смешком Хатаке вроде даже оправдывался? — Вы не обязаны передо мною отчитываться, — чунин поедал глазами фигуру командира, сейчас тот был точь-в-точь таким, как в «тех», старых фантазиях. — И я не из патруля. — Да? Техника призыва! Ирука не успел заметить движений «генерала». Оказался на земле, на груди у него сидел пес, опасно приблизив зубы к горлу и принюхиваясь. — Чунин Умино Ирука из Конохи, — доложила собака с бинтами на шее. — Простите, — Какаши подошел, протягивая руку, а в мозгу Умино сладко защелкало «Простите... Простите... Извините, мой рюкзак», и мокрая, холодная ладонь на его спине тогда, заставляющая тело при воспоминаниях становиться таким горячим. — Ничего, — пес спрыгнул на землю, а Ирука поднялся, ухватившись за протянутую руку. — Мы все напряжены, верно? — Война. Много чужих. Осторожность не излишняя. Вблизи генерал армии выглядел скверно. Видимый глаз сравнялся по цвету с Шаринганом и был обведен сине-черным кругом. Хатаке Какаши явно до безумия устал. — Какаши-сан, — мысль, вдруг появившаяся в голове, была абсолютно шальной, но... — Вы можете уделить мне несколько минут? Хочу вам кое-что показать. Или вас ждут? — Меня всегда и везде ждут. Просто принц на белом коне, — проворчал тот. — А что вы показать хотите? — Идемте, это недалеко. — Биске, ты уверен, что это Ирука? — Уверен. Запах для нас подделать невозможно. — Тогда идемте. Прошли совсем недалеко. Ирука подвел Какаши к маленькой палатке и предложил: — Ложитесь. Вам поспать нужно, хотя бы часа три. И за штаб не беспокойтесь. Попросите пса меня не трогать, — Ирука сложил печати — рядом с ним у входа появился клон, сразу под личиной Хатаке Какаши. — Вот. Он пойдет к вам, а если что-то случится — я буду дежурить тут и сразу вам сообщу. — Однако... — Какаши рассматривал палатку. — Если бы пес не уверил, что вы это вы... — Вы про это? — Ирука махнул в сторону полотняного домика. — У нас таких пять, как минимум. Помните те учения? Вы и Гай-сан. — Учения? — Какаши старательно вспоминал. — А, да, конечно. Хотя, судя по всему, Какаши об этом давным-давно забыл. — Мы с тех пор все с собой личные палатки носим, — Ирука улыбался. — Урок усвоили. Может не хватить. — А вы не пойдете? — Ирука о таком и мечтать не смел — его только что пригласили? И явно с далеко идущими намерениями. Фантазия Ируки почти воплотилась, но кое-что было важнее. — Война, генерал — напомнил он. — Знаю. — Какаши вздохнул. — Глупость все это, не находите? И война, и я — генерал... Какой из меня генерал? — От вас зависят жизни! — Ирука завелся было, но, увидев сворачивающегося в калачик Хатаке, замолчал. — Спите, — тихо закончил он. Несколько минут Ирука сидел молча и, если честно, то был уверен, что Какаши уже отключился, поэтому тихо прошептал: — Я приглашаю вас на свидание, — погладив палатку. — Приду, — сонно буркнули изнутри. — Надо же, первый раз пригласил, и то, когда, кроме как в патруль, и сходить некуда. И это обращение на вы, - почти засыпая, проворчал Какаши и утих. Ирука хмыкнул. Да, дурость, мысленно согласился он с Какаши, все-таки у них не отношения, чтобы выкать друг другу. Утром генерал армии Хатаке Какаши по приказу Цунаде отправил Ируку с заданием – удержать Наруто Узумаки на острове. Так было больше шансов воспользоваться приглашением – чем дальше Ирука был от поля боя, тем лучше. Для Какаши уж точно. Сейчас. Ирука. Практически выскочившего из парка Ируку поймал Гай: — Ирука-сенсей, — Гай, на удивление тихий, доверительно приобнял чунина, словно старого знакомого, — прошу вас, уходите из деревни. Нужно время, чтобы разобраться, а вам его не дадут. — Хорошо, — Ирука покладисто согласился, попытался было скинуть руку джонина и выйти из тени дерева, но тот его остановил: — Вы куда? Выходить лучше ночью через катакомбы, а пока побудьте у меня. — Но... — начал было Ирука. — Отправьте клона, — настойчиво посоветовал Гай. — Куда бы вы ни шли. А мы подождем. Вы же умеете создавать клонов? Ирука кивнул. В комнате Гая Ирука молча ходил из угла в угол, не находя себе места. Хозяин наблюдал хмуро, сосредоточенно, но молчал, не решаясь прервать напряженную тишину. На очередном витке Ирука вдруг резко остановился, хватаясь за сердце, и осел на пол, удивленно моргая. — Что? — тут же подскочил Гай. — Что случилось? — Он меня убил, — прошептал Ирука. — Чидори. В сердце. — Надо уходить налегке, — Гай положил ладонь на плечо Ируки. — Самое нужное я вам дам, и всему есть объяснение. Наверняка он знал, что вы клона отправили, а там могла быть слежка. — Наверное... — Ирука помотал головой, словно сгоняя морок. — Нет! Гай-сан, шаринган был закрыт хитаем. Он не мог знать, клон там или я. Как он мог? — Ирука-сенсей... Не время. — Да-да. Ухожу. Спасибо за помощь, дальше я сам. — Связь... — Я сам, — Ирука перебил Гая, забирая у того рюкзак. — Что-нибудь придумаю. Вы уже подставились дальше некуда. Мою благодарность не выразить словами, — он склонился в поклоне. — Берегите себя. — А вы берегите себя вдвойне — вы тут остаетесь, — Ирука выскользнул за дверь. — Мне не привыкать к миссиям ранга S, — сообщил Гай закрывшейся двери. Создавать чужой облик Ирука не стал — распустил волосы, повязку с отличительным знаком Конохи закрепил на руке. В темноте ведь не рассмотрят лицо, не узнают? Все равно, если сенсоры начнут поиски, то в пределах деревни найдут легко. Пока не начали, раз нет никакого «особого» движения. Уходить через катакомбы было самым разумным решением, но почти на подходе Ируку перехватил Сай: — Западные ворота, — прошептал тот еле слышно. — Морино-сана найдите, — и исчез. А Ирука растерялся. В сложившейся ситуации верить никому нельзя. Впрочем, Сай не поднял тревогу, а это значит, что есть смысл довериться и рискнуть — в катакомбах могут ждать. Кому-то же надо доверять! Чем Сай хуже Гая? Хотя... Одному человеку Ирука верил безоговорочно, и что получилось? Какаши взял и убил посланного клона, не пытаясь поговорить, даже намека на попытку задержать не делал. Ведь они же договаривались про этот тайник «на самый крайний случай». На случай, если все пойдет прахом и верить можно будет только друг другу. И там Какаши его убил? Чидори попало в клона, а сердце у настоящего Ируки почему-то болело по-настоящему. Кажется, Какаши тоже неадекватен, как и почти все в деревне. За полгода до «сейчас». Поначалу Ирука не замечал странностей, жил как все, работал как все, отдыхал, радовался как все, горевал как все. А потом полезло изо всех щелей — то тут, то там — медленно, осторожно, но с каждым днем все больше и больше. И чем дальше, тем хуже. Не замечать происходящее было невозможно. И «их» становилось все больше. А когда на довольно оживленной улице встретился Гекко Хаяте, Ирука уже молчать не мог: — Какаши, — тихо окликнул он. — М? — спросил тот, не отрываясь от книги. — Ты видишь? — Что? — спокойно переспросил Какаши. А Ирука постеснялся и не сказал вслух, что заметил умершего шесть лет назад Гекко, лихорадочно пытаясь найти причины явления. В том, что Гекко был трупом, Ирука не сомневался — было кое-что, что на это указывало. Мухи. У живого человека мухи не могут ползать по лицу, если ты не Абураме. Человек — живой человек — попытается их согнать. А вот если у тебя желто-синяя кожа, если твоя форма промокла от чего-то буро-коричнево-серого... Впрочем, это Ирука мог себе придумать — на форме цвет определить сложно, но если у тебя ухо отвалилось или палец при рукопожатии, то почему, господи, почему другие этого не замечают? И мухи! Мухи же не ошибаются! Он видел этих насекомых на Джирайе, на Асуме, почти ждал появления Третьего Хокаге. Третий, однако, в деревню не вернулся. А Ирука решил, что он рехнулся. За шесть лет до «сейчас». Ирука. Больно уже не было. Похоже, его накачали под завязку. Только реальность воспринималась как будто смазанная — вроде смотришь, а оно плывет. Оранжевый комбинезон. Черно-рыже-белые волосы. Маска. Щенок. Ирука старался не останавливать картинки, потому что если остановить — появлялись они. Толстые, зеленые, нетерпеливо потирающие лапками. Они ползли к нему. Ирука моргал, но даже под закрытыми веками были какие-то картинки. Может быть, его веки и не двигаются вовсе? Может, это всего лишь действие лекарств? Еще несколько минут, и они подползут к нему и полезут в глаза. Как та — к маме. — Ирука-сенсей, — отгоняя мух, на лоб опустилась прохладная рука. — У вас все еще жар, — девушка в халате медсестры села на кровать рядом. Ируку качнуло, картинка снова поплыла. Может быть, он вообще умер, и больничная палата вокруг — последнее прибежище угасающего мозга? — Давайте температуру померяем, и я врача позову. Может, на нем яд был? Я имею в виду сюрикен. Надо врачу сказать, — озабочено пробормотала девушка, забирая у Ируки градусник. — Бывают же такие твари, — выпалила в сердцах она у порога. А Ирука задвигал непослушными губами: — Как вас зовут? — ... — имя он не расслышал, — но вы можете обращаться ко мне «сестра». Я приду, как только вам будет надо. Не волнуйтесь, мы поможем вам. Еще два или три дня к нему ползли мухи, но все время находился кто-то, кто их отгонял. На четвертый день стало легче. На пятый — совсем легко. На девятый день Ирука вышел из больницы. А еще через день случился неожиданный, но очень интересный визит Хатаке Какаши. Первой реакцией Ируки был страх. Страх, что его, штабного чунина и преподавателя Академии, обвиняют в том, что Наруто проник в резиденцию Хокаге и украл свиток с запретными техниками. И наверняка еще подозревают в сговоре с предателем Мизуки. Ирука бы и сам себя заподозрил, несмотря на ранение и благоприятный исход всей этой истории. Ведь были же инструкции, были схемы действий, а Ирука прохлопал все. Он даже не предполагал, что Мизуки, такой же сенсей академии, как и он, окажется предателем, но, тем не менее, Ирука был кругом виноват. Ирука пригласил гостя в дом, предложил чай и печенье — зачем он джонину на службе предлагал печенюшки, и сам не понял, но это вроде как... вежливо? Обида на недоверие родной деревни сразу же затолкалась в дальний угол сознания. Не оправдал, а был обязан! Уж всяко, за учеником, таким, как Наруто, стоило присмотреть после экзамена. Тот и в обычные дни чудеса глупости и безответственности проявлял, а уж после провала на экзамене... Такой провал был непростительным для преподавателя Академии. Спасибо, что хоть в штаб подразделения по тактике и убийствам на допрос не вызвали, а ведь могли бы. Впрочем, разговор был совсем о другом, вернее, говорил по большей части Ирука, а Хатаке-сан слушал, изредка задавая вопросы о Наруто и Саске. Похоже, насчет визита Ирука крепко ошибся — уважаемый джонин Конохи приходил не как АНБУ, а как наставник команды номер семь. — Вы заходите, как будет время, — попрощался с ним Ирука, и очень надеялся, что Какаши приглашением воспользуется. За шесть лет до «сейчас». Какаши. Вот только теперь Какаши понял, что означали слова главы деревни, сказанные про него: «Если бы не давление старейшин, ты бы такое задание не получил никогда». Да уж, точно, это означало конец Какаши как бойца АНБУ. Да и как боевого шиноби! Как он мог не понять, за кем именно из штабных стоило установить постоянный контроль? Нет, конечно, в академии наблюдали коллеги, но свой промах Какаши оправдать не мог. На миссиях, полагаясь только на интуицию и сбор данных, он всегда знал, кого надо вести, за кем наблюдать, кто объект. Кажется, Какаши все навыки растерял. Развесил уши, слушая про жопы и члены, как генин, да даже генином было сложно назвать такого. Неужели непонятно, что это тактика? Не-ет, теперь-то ясно, что глава деревни что-то подозревал, но не мог понять, откуда ждать нападение, и чунины отслеживали все и вся более тщательно. Да, все очень просто, логично и разумно. Такие странные темы разговоров, вроде бы между собой, несомненно, привлекут внимание любого, рассеивая концентрацию. А если ты во время слежки начинаешь что-то упускать, то приведет это к тому, что тебя спалит чунин, вот как его, Какаши. И в самом деле, чем больше Какаши вдумывался, тем более и более оправданной казалась такая тактика. Никакой полезной информации не выдавалось, а внимание вроде бы захватывало. Это невольно вызывало уважение к штабным, если они, конечно, это сами придумали. Какаши признал, что попался в эту ловушку, и попался очень крепко. Попросту говоря — провалил миссию. Чего стоили невнимательность Какаши и вторжение Узумаки Наруто в резиденцию? Того, что штабной чунин, сенсей академии, один из объектов присмотра Какаши, в госпитале с тяжелой травмой. Если бы Какаши понял, кто объект, если бы не стушевался после первого провала с клонами, если бы продолжал следить, он точно смог бы проконтролировать ситуацию. А сейчас Какаши сидел в дерьме по уши. Зачем он шел на эту улицу, Какаши и сам не знал. Признаться в том, что как шиноби он уже ни на что не годен? Не видит, не слышит, не делает выводов. И детей взял, потому что приказали? Хоть что-то он может сделать сам по себе? Вот сейчас, просто войти в квартиру штабного чунина и спросить: «Как дела? Как здоровье?» По-хорошему, стоило бы и извиниться, но по уставу нельзя, да и по логике тоже. А в квартире у штабного чунина, сенсея академии, оказалось все очень дружелюбно. Его напоили чаем с печеньем, которое Какаши ненавидел, но старательно грыз, вывалили кучу сведений об Узумаки Наруто и Учихе Саске. Это было странно. Это было непривычно. И это было... приятно. Провожаемый обычной фразой: — Вы заходите, как будет время, — Какаши был уверен, что зайдет. За полгода до «сейчас». Ирука. После того, как Ирука увидел мертвого Гекко Хаяте, на продолжении разговора с Какаши он не настаивал, не выпытывал ничего, но с тех пор стал тщательнее наблюдать и анализировать, и в какой-то момент осознал, что Коноха провалилась в яму — глубокую, черную, бездонную. Откровенно бредовые законы и указы, упразднение поста главы деревни, «чернушные» миссии — это все волновало куда больше, чем пара-тройка ходячих трупешников, которых Какаши упорно не замечал. Нет, конечно, трупы Ируку тоже волновали, но переживал он все-таки больше за живых, нежели за давно усопших, пусть и внезапно оживших. Накалившаяся обстановка нашла выплеск — в арестах действующих шиноби и в побегах. Первым из Конохи бежал Морино Ибики. Его обвинили в шпионаже. Его же и посоветовал найти Сай. Тот самый Сай, из-за которого Ямато-Тензо сидит в тюрьме за совращение несовершеннолетнего. Сай не отрицал факт «совращения», и на «суде» подтвердил, что они любовники. Только вот то ли забыл, то ли реально не понял, что он несовершеннолетний мальчишка. Тензо влепили срок. В голове это не укладывалось. Какой, к черту, Сай несовершеннолетний? Какое совращение?! Но по новому закону секса в Конохе не должно быть до двадцати одного года. А тут «жертве» явно меньше, да к тому же однополые отношения! У Тензо шансов оправдаться не было. Эбису задержан «по подозрению». Вменяют растление малолетних. Насколько было известно Ируке, Конохомару показаний пока не давал. Бывший ученик приходил за советом к Ируке, делился тем, что «давят», требуют говорить всякое о его наставнике. Ирука посоветовал быть откровенным. Конохамару смотрел огромными глазами и твердил, что не было ничего такого. Ирука все равно сказал, что долг шиноби — говорить правду родной деревне. А еще спросил кое-что. Сглупил, конечно. Не надо было спрашивать, что об этих обвинениях думает его дядя, Сарутоби Асума. Конохамару тогда отвел взгляд, промолчал, делая вид, что не понял вопроса, а вот Ируке на завтра шепнули, что «копают» уже под него, нашлись «жертвы». «Жертвами» были дети его класса, почти с добрый десяток. Пару дней, и будут выдвинуты официальные обвинения, а пока «это» лишь слухи. Ирука недоумевал. По отношению к кому-то всегда можно допустить или предположить такое, да и мало ли, вдруг? Но за собой-то он знал сто процентов — даже близко тяги с сексуальным подтекстом к ученикам не было. Так какого черта ему это впаривают? Ирука не тушевался, Ирука открыто смотрел в глаза всем, он не собирался убегать. Зачем бежать, если невиновен? Но когда Гай ухватил его и напомнил про Шикамару, решение оставаться в деревне уже не было столь твердым как раньше. На младшего Нара тоже повесили ярлык «педофил». Он, тварь такая, оказывается, приставал к маленькому сыну Куренай и Асумы. Нара из деревни сбежал сразу же, не дожидаясь ни слухов, ни обвинений. Нара всегда был умным, а чем старше становился, тем более продуманными были его ходы. Раз бывший ученик Ируки принял решение бежать, значит даже он не в состоянии опровергнуть столь нелепые по отношению к себе обвинения. Ирука осознал, что очистить свое имя не получится. Слишком много он общается с детьми, всяко на кого-то можно будет надавить, заставить рассказать какую-то чушь. Гай был прав — бежать и дать возможность другим выяснить, что тут творится. Вот только Ирука и подумать не мог, что Какаши во всю эту чушь поверит и не будет среди тех, кто пытается помочь. Это, пожалуй, было самым страшным и сильным ударом. В последние месяцы Какаши вообще отстранился. Отношения продолжались, но появилось что-то странное. Нет, конечно, Какаши убегал не в разгар любовного акта, но все же убегал. Казалось, что все только наладилось после этой проклятой войны с Мадарой, только забылся проклятый Обито, но... Что-то с Какаши было не то. Ирука даже подумывал, не завел ли тот связей на стороне. Он часто и подолгу пропадал, возвращаясь отделывался шутками. И, в конце концов, Ируку убил. Гомосексуальные отношения для деревни не самые правильные, но стоит ли от них избавляться столь радикальными методами? На мгновение показалось, что смысл трепыхаться пропал полностью — ну, закатают в тюрьму, что в этом такого? Но... А как же дети? Как же Коноха и дух огня? Просто опустить руки? Нет. Нет. И еще раз нет! Не этому учил Третий Хокаге. Позорно поджать хвост не в привычках настоящего шиноби Конохи, а честь и взаимная поддержка — не пустой звук. Личное это личное, а долг это долг. Сейчас. Ирука. На воротах дежурили Камизуки и Хагане. Демонстративно отвернулись, давая Ируке возможность удрать из деревни. Похоже, Саю доверять можно, а это значило, что стоит найти по его совету Морино Ибики. Или не стоит? Может, слежку устроят, чтобы выйти на Морино? Ирука растерялся окончательно. Что делать, даже близко не представлял. Ибики нашелся к концу четвертых суток — сам. Ирука на него просто наткнулся, бесцельно передвигаясь по лесу. Взбешенному, разъяренному Ируке казалось, что Ибики вообще ничего не делал. А проторчав с ним пару суток, уверился в этом. Целыми днями Ибики то сидел, то лежал, то бродил вокруг дерева, разминая затекшие ноги. Три раза в день ел, два раза в день справлял физиологические нужды. Все! Больше бывший глава отдела дознаний не делал ничего. Ни попыток связаться с остальными беглецами, ни попыток установить общение с теми, кто остался в Конохе. Да он даже не тренировался, чтобы поддержать боевую готовность. И все время молчал, игнорируя вялые попытки Ируки завязать хоть какое-то подобие разговора. В один момент Ируке показалось, что Ибики сдался, опустил руки, словно... умер! Вот тогда-то в голове и зашевелились нехорошие предположения. Ирука начал искать время «слета с катушек». Не только Ибики или отдельных шиноби, а всей Конохи. Что-то же спровоцировало массовое сумасшествие! А оно, несомненно, было! Ирука мог бы, конечно, предположить, что с ума сошли не жители деревни, а как раз они, те немногие, но больно уж жирно прослеживалась тенденция в выборе объектов гонения. Нара Шикамару — стихийный лидер молодых шиноби. К его мнению прислушалась бы очень большая часть бойцов-сверстников, и не только их. Многие джонины, знавшие его отца, точно встали бы на сторону Шикамару, как минимум, более внимательно отнеслись бы к его словам, а не отмахнулись. Тензо-Ямато. Конечно, слушать стали бы и его — тот имел немалый вес. Даже Данзо в свое время отмечал его способности, как самого талантливого бойца АНБУ. Эбису — элитный учитель, напрямую связанный с бывшей правящей верхушкой и имеющий в силу этого доступ к феодалу. Коноха — военная деревня, созданная для защиты конкретной страны, и вряд ли правитель посмотрит сквозь пальцы на то, что в его вооруженных силах процветает сумасшествие. Ирука понял, что именно поэтому обвинения были настолько омерзительны. Ни один нормальных человек не станет не то, что слушать такого преступника, хорошо, если сразу не убьет. Ирука бы убил. Голыми руками бы разорвал на части. Казалось, Ибики выбивается из схемы, но, если хорошенько подумать, то его обвинения отвратительны в той же мере — человек, призванный заботиться о безопасности и предающий всех. Оптом. В случае Ибики — шпионаж — это было хуже, чем педофилия, и вызывало такую же ненависть, как и те обвинения. А сам Ирука? Да, можно было объяснить и это. Ему доверяли ученики Академии, часто разговаривали о том, что нельзя сказать родителям. Он был взрослым, опытным, мог помочь, но с ним можно было договорить про сохранение тайны — для детишек, и тем более подростков, это очень важно. И получается, что если бы Ирука что-то сказал этим маленьким шиноби, они бы стали его слушаться, вопреки тому, что происходит вокруг. Это же практически идеальное войско — дети не верят в смерть, не боятся ран и доверяют только своему лидеру. Да уж, его, Ируку, из Конохи стоило убрать в любом случае. Странно, что так долго не трогали, но объяснимо — не нужно было задавать тот вопрос про Асуму Сарутоби. Но кто? Кто за всем этим стоит? Когда это все началось? Ведь не в один же день! За три месяца до «сейчас». Коноха. — Здравствуйте, здравствуйте, — из паланкина, опущенного на землю четырьмя носильщиками, выбрался парень лет двадцати пяти в роскошной одежде и с украшениями. «Довольно легкий вариант», — подумала Кохару, делая два шага вперед и кланяясь. — Здравствуйте, господин... — Кохару замолчала, словно пыталась припомнить имя. — Тайори, — представился тот. — Правая рука феодала. Приехал специально, чтобы встать во главе вашей деревни. — Да-да, — Кохару мелко засеменила к паланкину, — я и забыла. Простите старую женщину. — Хм, — хмыкнул гость, — а я думал, вы одна из советников деревни. — Советы? Советы, конечно — это участь старых. Молодые действуют, вот как вы. Позвольте проводить вас в номер. «Сопляк, — думала она, — мальчишка. Вряд ли даже в придворных интригах поднаторел, иначе, с чего бы его сюда послали? Это даже не ранг В будет». Разместив в гостинице ставленника феодала и успешно поизображав перед ним «тупую старуху», Кохару из болтовни молодого выскочки почерпнула немало информации. Во-первых, феодал узнал о проблемах в Конохе гораздо раньше, чем они начались. Во-вторых, совет джонинов — цель его роспуска Кохару пока понять не могла, но «малыш» в гостинице пыжился и явно что-то скрывал. Но это ерунда — это она узнает завтра, в крайнем случае, послезавтра. А вот в-третьих было скверным для родной деревни. Информация не то, что утекала, она опережала события — апрель и август — практически на полгода вперед! Чья бы это ни была игра, Кохару ее поломает. Не зря она приносила клятву верности. Сейчас. Конохамару. После первого допроса и разговора с Ирукой-сенсеем Конохамару понял, что облажался. Не нужно было говорить с АНБУ. Надо было отделываться короткими фразами «не знаю», «не видел», «не слышал», а лучше всего — молчать. АНБУ умели разговорить, это он понял, и только отвечая так, он смог бы защитить учителя. Конохамару наскоро переговорил с друзьями, надеясь, что и Удон, и Моэги отделываются такими же ответами. Много недель подряд подростки говорили только эти три заветные фразы. Казалось — все получилось, казалось — они АНБУ убедили. А потом случилось страшное. Эбису-сенсея выволокли на главную площадь и привязали к столбу, у ног накидали вязанки дров. Конохомару это казалось диким, немыслимым, ну не бывает такого — не здесь, не сейчас и не с их учителем! Не в его деревне! Невозможно! Потом (это было как в замедленном сне) какая-то сумасшедшая баба подожгла костер у ног Эбису-сенсея. Это было слишком. Это было чересчур. Одно дело — дурацкие беседы с АНБУ, и совсем другое — вот это! Взметнувшийся огонь, дым и искаженное лицо самого близкого после деда и мамы человека. Внук Сарутоби Хирудзена кинулся вниз с башни Хокаге — прямо в костер, разбрасывая руками горящие ветки. Сверху ливанул короткий, прерывистый дождь — это Моэги, стоя на столбе, пыталась спасти сенсея. Какое-то нелепое водное дзюцу. Удон, тоже непонятно откуда взявшийся, резал веревки, удерживающие их учителя, ногами отпинывая горящие головешки. — Мы уходим, сенсей, — кричал Конохамару. — Мы уходим из этой больной деревни. И они ушли. Кажется, их пытались остановить, но как-то очень вяло. Вряд ли три генина и спец-джонин смогли бы прорваться сквозь заслон АНБУ. Похоже, АНБУ только делали вид, что пытаются остановить. — Я не стану Хокаге, — маленький Сарутоби старательно проглатывал слезы, сидя на поляне, вырвавшись. — Я никогда не стану Хокаге в этой деревне сумасшедших! — Ты не прав, — осек его учитель, — на пути ниндзя встречаются препятствия, думать, что они постоянны — неверно. — Они хотели вас сжечь! — выкрикнул Конохамару. — И хотели, чтобы мы говорили, что вы нас... лапали. Они чокнутые! Все! — Нет, — Эбису впервые обнял бунтующего ученика. — Ты верно сказал про болезнь. Но больного нужно лечить, а если мы не поможем, то кто? Элитный учитель снял очки и сунул их в карман жилета: — Моэги! — Эбису помахал девочке-подростку второй рукой, приглашая. — Я не знал, что ты умеешь пользоваться водными техниками. — Я подсмотрела, — пискнула девочка, кидаясь к учителю.- Очень глупо было? Я смогла всего лишь на полторы минуты. — Я не ожидал, — Эбису гладил ученицу по голове. — Ты и вправду стала сильной. Девочка плакала. — Удон, а ты использовал перемещение? Два раза подряд? — Да, — он тоже подбежал, прижавшись к сенсею. — Плохо вышло? — Отлично вышло. Я горжусь вами всеми, — вот теперь, пожалуй, Эбису, обнимающего трех подростков, можно было обвинить в педофилии. Сейчас. Коноха. Кохару растянула леску между большими пальцами рук: — Ну что, малыш, — хмыкнула она, — пришло твое время, как главы нашей деревни. Старуха чуть повернула голову — на соседнем здании коротко кивнул Хомура. — Мне правда жаль, мальчик, ты виновен лишь в глупости — прошептала Кохару, входя в номер назначенного Хокаге. Вышла она оттуда через две минуты, спрятала пальцы в рукава и мелко засеменила к выходу. Труп, вернее трупы четверых, найдут нескоро, а судя по тому, что зарождалось и бурлило в деревне — очень и очень нескоро. Да и когда найдут, спишут на беспорядки. А они будут. Сейчас. Майто Гай. Его вызвали для беседы к старейшинам, но не в резиденцию, не в частный дом, а почему-то на тренировочный полигон. Он и предположить не мог, что эти двое, довольно-таки почтенного возраста, могут руководить сопротивлением в Конохе. В последние годы их вообще никто всерьез не воспринимал — забыла деревня своих сильнейших бойцов. — Упокой мальчика Хьюга, — приказал Хомура. — Вот печати, но не забудь забрать. Так вот кто возвращал мертвых туда, где им надлежит быть! — Сделаю, — коротко ответил Гай, пряча два свитка. Все в душе переворачивалось от предложенного задания, но для Неджи, его ученика, это было необходимо. Не должны ходить мертвые среди живых. Им нужен покой и память, а не то, что есть сейчас. — И еще, — продолжал Хомура, — все начнется послезавтра. Ли и Тен-Тен должны быть у ворот тюрьмы. Они не должны никого оттуда выпустить. Здесь будет жарко и без криминальных элементов. Я очень надеюсь на тебя, Майто Гай. — Есть, — рявкнул Гай. — Сынок, — обнял его Хомура, — я знаю, что наша жизнь стала безумной и страшной, но я горжусь, что здесь есть такие, как ты. Уходя с полигона с приказом убить Неджи, Гай думал о том, что старейшина даже в таких условиях пытается давить на самые уязвимые точки. Конечно, он выполнит приказ и упокоит Неджи, но что, если старейшины ошибутся и прикажут кому-то упокоить живого? Что тогда? Ведь во всем этом безумии, что сейчас происходит, так и не понятно, что есть правда, что есть ложь, кто живой, а кто мертвый. Сейчас. Тензо. — Да он же АНБУ. — Брось, ему перекрыли все, что можно. — Он трахал маленького мальчишку. — АНБУ не АНБУ, за такое надо наказать. И нас за это никто не осудит. Идем. Тензо сидел на полу, скрестив ноги, закрыв глаза, и проигрывал тысячи сценок у себя в голове. Сработало за правым плечом — опасность! Бывший боец АНБУ вскочил, провел подсечку, блокировал два удара, ухватил чье-то горло, впечатывая нападавшего в стену. Остановился, смотря на агрессоров. — Таких, как ты, тут наказывают, — злобно прохрипел один из лежащих на полу. — Ты когда-нибудь уснешь, а я буду ждать. — Проваливайте, — приказал Тензо. Сокамерники отползли в угол, шушукаясь и строя планы между собой. Тензо было все равно. Не спать он может по несколько суток, а его боевые навыки и сидящих с ним, очень сильно различались. Тензо был готов к тому, что сокамерники попытаются если уж не нагнуть, то хотя бы убить. Ничего нового в этом не было — такой порядок был везде, и тюрьма Конохи не отличалась ничем. Впрочем, сидящие тут по большей части мелочь, и держать их на расстоянии простая задача, несмотря на то, что было их восемнадцать, и спать они могут по очереди. Это создало проблему, но и выход из нее нашелся довольно быстро и легко. Час после отбоя никто не сунется, потому что охрана все еще ходит по коридорам, час перед подъемом — тоже. Два часа сна в сутки — вполне нормально для бойца уровня Тензо, даже без чакры. В таких условиях он вполне способен полноценно функционировать вплоть до года — в этом он был уверен. А еще можно было отдыхать в карцере — поддаться на провокацию, врезать одному, второму, третьему покрепче, и вот уже закрыли на неделю-полторы в одиночке. Лучшего места для обмена информацией с Конохой, чем одиночка, найти было сложно. Завтра его уже должны снова перевести в общую камеру — последняя спокойная ночь. Со стороны окна послышался тихий писк. — Привет, мышка, — улыбнулся нарисованному грызуну Тензо, прокусил подушечку пальца и капнул кровь на пол карцера. — Что нового? Мышь лизнула кровь, превращаясь в буквы. За полгода до «сейчас». Тензо. Он привык подчиняться приказам. С детства, с младенчества ему говорили, что нужно делать, куда идти, когда есть, сколько тренироваться. Он так жил. Он считал это единственно нормальным, пока в АНБУ не познакомился с семпаем. Тот предлагал ему решать все самому. Сначала для Тензо это было ужасно, немыслимо и дико! Самому сделать выбор? Самому решить что-то? Но раз за разом возвращался семпай, хлопал по плечу и говорил: «Отлично! Я бы лучше не сделал». Тогда Тензо освоил новое дзюцу — дзюцу «Решать». Конечно, это было давно, но дзюцу «Решать» сейчас было необходимо. И оно включало в себя еще одного участника. Разумеется, Тензо знал, что Сай все еще работает на Корень, пусть и глава его давно мертв. Сможет ли? Захочет ли? Но если предположить, что в последние годы Сай общался со взрывной, но бесконечно человечной куноичи-медиком Сакурой, с юношей, сумевшим подружиться с демоном, Наруто. Их странным сенсеем. Да с самим Тензо, в конце концов! Кажется, Саю можно доверять. Несмотря на их связь, Тензо все же сомневался, стоит ли втягивать младшего в такое дело — по сути это было прямое неподчинение. Тут же и опыт нужен, и техники — это отнюдь не все. И слишком опасно. За полгода до «сейчас». Ибики. — Я знаю о ваших отношениях. — А что такого? — Сай недоуменно вскинул голову. — Тебе нет двадцати одного. — Ну да, — согласился тот и снова задал вопрос, — и что? — Обвинение в растлении несовершеннолетнего, — Ибики повернулся к окну. — Растление? — Сай подскочил. — Какое растление? — Тихо, тихо, — успокоил его Ибики. — Подожди, пока придет он. Вошедший Тензо поздоровался, прошел внутрь, а дальше все было очень похоже на военный совет. Усевшись посреди комнаты и установив барьеры, три джонина шепотом переговаривались. Первоначальное предложение вызвало протест Сая, но оба взрослых убедили его. Да, действительно, так было нужно. Во-первых, Ибики уходит из Конохи, а это значит, что контролировать ситуацию так, как сейчас, будет некому. Во-вторых, упразднение должности Хокаге, наверняка, вызовет если не панику, то, как минимум, волнения. В-третьих, если на фоне этого вылезут маргинальные элементы из тюрьмы — это будет означать массовые смерти гражданских. В тюрьме обязательно нужен был свой человек. — Почему не Майто-сан? Он гораздо сильнее в рукопашном бою, а ведь перед тем, как отправить в тюрьму, — Сай затормозился, — обязательно тенкецу выбьют и печать поставят. — Бойцы его уровня нам нужны и здесь, никто не знает, как идет воздействие, — спокойно объяснил Ибики. — Если вдруг у всех исчезнет чакра — он и Ли лучшие в тайдзюцу. — Ты не бойся, — Тензо положил руку на плечо юного любовника, — меня хорошо тренировали. Я справлюсь и без чакры. Сай покосился на Ибики и сжать руку Тензо не решился. — Договорились? — Морино сбросил печать, и заговорщики разошлись. Днем позже Морино Ибики, глава отдела дознаний подразделения по тактике и убийствам, был обвинен в шпионаже и сбежал из деревни. Еще через неделю выдвинули обвинения против джонина Ямато-Тензо. Обвинение было полностью подтверждено, в том числе и показаниями несовершеннолетнего юноши. Тензо отправился в тюрьму. Сейчас. Ирука. Чем больше Ирука думал, тем яснее видел за всем этим только одного человека, способного тихо, ненавязчиво влиять на массы — Данзо. Такие методы точно в его духе. Лично Ирука с ним, конечно, знаком не был, но о нем много рассказывал Какаши, может, не все, может, слишком мало. Да и наврать мог, как ни больно это признавать. Или рассчитывать на что-то. У Какаши ничего не было просто так. Вот как с тайником. Говорил, что место, где можно без опасений пересечься, переговорить, а получилось что? Легко и без свидетелей убить хотел? На случай этот, непредвиденный. Но... это все были пустые размышления, потому что Данзо мертв, и среди появившихся его не было. И любовника, партнера у Ируки тоже уже не было. Остались только проблемы, решить которые одному практически не реально. Да и не только у Ируки они были, а у всей Конохи. И признак — появившиеся мертвецы. Не только те, действительно мертвые. Ведь могло же это все потянуться еще с нападения Пейна? Могло. За всех, конечно, Ирука отвечать не мог, но кое-что сложить удалось. Выводы не радовали — они пугали невероятно — но те, кто сейчас хоть как-то трепыхается, хоть что-то пытается наладить, при нападении Пейна оставались живыми. С Ибики, правда, было как-то не так. Может, потому, что он сам мертв? Ведь Ибики тогда тоже умер! Или нет? Ирука этого знать наверняка не мог. А что, если и Ирука видел то, что хочет? Например, живого Какаши, который скончался при нападении и не возвращался к жизни. Той же ночью Ируке приснился сон. Поначалу был вроде эротически окрашен. Снился себе он. Он проверял тетрадки учеников и, как это часто бывало, сзади присел Какаши, гладя, обнимая, шепча на ухо милые глупости. А вот потом Ирука опустил взгляд вниз, на руки любовника — они были серо-желтыми, распухшими, ногти отвратительно отросли, а из основания ногтей что-то сочилось. Ирука замер, понимая, что стоило бы оглянуться, но не смог. Он представлял, что увидит у себя за плечом. Смотреть на это он категорически не хотел. Водолазка сзади начала промокать, и отнюдь не из-за собственного пота. Человек, конечно, не огурец, и состоит из воды всего лишь на семьдесят процентов, но именно эти проценты так или иначе вытекают из трупа. Обнимающий его Какаши был мертв, и мертв давно — в этом сомнений не было. Ирука услышал шлепок — такой звук мог бы быть от упавшего на пол куска мяса. Потом еще один, еще, и еще. Теперь к спине прижимались оголенные ребра — он был в этом уверен. А потом шлепнулось на плечо — медленно поползло вниз. Чуть скосив взгляд, Ирука увидел глазное яблоко на своей одежде. И проснулся с застрявшим в глотке криком. Морино, спавший напротив, приподнял голову: — Плохой сон? — Видал и получше, — Ирука снова опустился на землю, но в ту ночь так и не уснул. Мысли опять зароились в голове, навязчиво стучали в черепной коробке. Одно надо точно — убрать всех мертвых, дать им покой, как полагается. Вернуть деревне разум! Да! Вернуть Ирука хотел, но терять Какаши снова — нет. Даже после чидори в сердце. Пусть они будут не вместе. Все равно не хотел. Какаши не мертвый! Он же дышит, разговаривает, смеется, злится, спит с ним. Он живой! Живой же... Живой? Или Ирука так же, как Югао, видит только то, что хочет? Вряд ли Югао осознает, что ее давно убитый жених бродит среди жителей деревни, а ухо у него отвалилось. А Цунаде мертвому жабьему отшельнику новые голосовые связки пришила, чтобы тот говорить мог. И умерший Асума играет со своим живым сыном, а Куренай тепло улыбается и светится от счастья. И для всех них это нормально. Ненормальным происходящее кажется только горстке шиноби, двое из которых в тюрьме. А трое в бегах. Причём один из них вполне может быть мертвым. Впрочем, в бегах несколько больше, просто об этом не распространяются. Что видел и кого замечал Ибики, Ирука спрашивать не решился. Боялся ответа, как взрыв-печати в брюхе. — Я живой, — сообщил Ибики утром. — И я знаю, о чем вы думаете. Можете подойти, посмотреть и пощупать. Кожа Ибики была теплой, а реакции вполне нормальными. — Тогда что вы здесь делаете? — вспылил Ирука. — В Конохе же черте что творится! Он был готов заехать бывшему главе отдела дознаний кулаком в лицо — еле удержался. — Я жду развернутых сведений, — спокойно проинформировал Ибики. — Да от кого вы сведений ждете? От кого?! — продолжал бушевать Ирука, сжимая крепче кулаки. — Ну, к примеру, от него, — Ибики указал пальцем на небольшой ручеек, из которого поднимался мальчишка с острыми зубами. — Командир велел передать, что в деревне ничего нового. Психуют по-прежнему, — пришедший словно растворился в ручье. — Вот видите, — обратился Ибики к Ируке, — я вовсе не сижу здесь, сложа руки. — Что-то я большого прогресса не заметил, — проворчал чунин, успокаиваясь. Кажется, зря он себя накручивал все это время. Кажется, все не так плохо, как выглядело изначально. А вечером Умино Ирука удивился до невозможности. К их скромному костру подскочил его бывший ученик — Учиха Саске. — Сакура в больнице, — коротко начал он. — Держат в искусственной коме, как и Шизуне. — Наруто? — так же коротко спросил Ибики. — Пока не нашли. Этот придурок точно ушел к жабам, иначе мои бы учуяли. — Спасибо, — кивнул Ибики. — Шикамару? — В порядке, сидит, продумывает планы, — Саске нервно хмыкнул. — В Конохе настроение не очень. — Четвертый труп нашли? — буднично спросил Ибики. Саске молча кивнул и ушел. А Ирука начал спрашивать: — Что за трупы, Морино-сан? Нет, я видел, что их много в Конохе. — Они умирают по-настоящему. Это техника, и она не совершенная. Шикамару ищет того, кто ее применил. — А вы с ним общаетесь? — Ирука покосился в темноту, куда ушел Саске. — И эти ваши шпионы, откуда вы их взяли? Это же... — Ну да, — Ибики зевнул и уселся, опираясь о дерево, — но в боевых ситуациях нужно использовать все. Он помолчал несколько минут и заговорил снова: — Они пришли сами, их привел Учиха. Говорил, к нему пришел брат и просил защищать Коноху. Видимо, убедительно говорил, раз уж они здесь. «Их привел»? «Они»? Значит, не только Саске и парень из воды? Ирука не расспрашивал, присел рядом с Ибики и задумался. У него зародились кое-какие мысли. Например, то, что к Цунаде пришел Джирайя, а к Куренай — Асума. Мертвецы не ходили сами по себе, они приходили к кому-то. Какаши часами стоял у камня скорби и разговаривал с Обито. Может, это что-то значило? Может, и Какаши призвал своего мертвеца? Потому и молчал, не замечая «пришельцев»? Но это же невозможно! Как? Где? Ирука не мог бы об этом не знать. Или... Все, о чем думал Ирука, имело совсем другие обоснования. Не любовник-любовница, а труп? Ируку откровенно передернуло. За три месяца до «сейчас». Саске. Саске не ожидал, что к нему снова придет брат. Он казался почти живым, особенно когда начал говорить. Он напоминал Саске о детстве, посмеивался, вспоминая его проказы, и в какой-то момент Саске был готов подбежать к Итачи и уткнуться тому в колени, отсекая от себя все. Забыть, что он беглый ниндзя, что надевал плащ Акацки, что сам, своими же руками, убил Итачи, просто на какое-то время стать «глупым младшим братом». Но то, что говорил Итачи, он услышал. С некоторого времени Саске ненавидел Коноху еще больше — слепое и безжалостное орудие, уничтожившее всех его родных. Умом он понимал, что она достойна уничтожения, но сердце, чертово сердце, говорило обратное. Именно оно заставляло возвращаться туда, и именно оно приказывало класть две гвоздики к камню, на котором было выбито «Сарутоби Хирудзен». Вот как раз уходя с кладбища Конохи, Саске и встретил брата. Тот пошел за ним, а вечером невежливый Суйгецу спросил, что это за новый член команды, а также отметил, что плащи Акацук нынче не в моде. — Ты его тоже видишь? — вырвалось у Саске. — Опаньки, — оскалился Суйгецу. — Наш босс рехнулся? Набирает в команду людей и не помнит о них? — Прекрати, — рыкнула на него Карин и тут же переключилась на гостя, — может вам попить? Поесть? — Это мой брат, — раздельно и четко уведомил команду Саске. — Я убил его. — То-то он показался мне знакомым, — пробормотал Суйгецу. — Саске, — подал голос Дзюго, — а это безопасно? — Что может быть опасного в воскресших мертвецах? — нервно хмыкнул Саске. — Мы ведь один раз это видели. — А это не?.. — Дзюго замялся. — Не твое гендзюцу? — Нет, — устало сказал Саске. Итачи по-прежнему молчал. Сейчас. Шикамару. — Я не ожидал вас здесь увидеть, — Шикамару поднялся навстречу старейшине деревни. — А вы, молодежь, вечно ничего не ожидаете, от того бардак и приключается. Одна, вот, тоже не ожидала возвращения старого... друга. — Вы про Цунаде-сама? — А про кого же? Будь она в здравом рассудке, разве до такого бы дошло? — Мы с вами об этом разговаривали. — Об этом, да не об этом. У нас новости. Карин из команды Саске Учиха отследила всю цепочку. Тебе интересно? — Очень, — Шикамару подался к собеседнице. — И что там? — Тебе не понравится. Услышанное Шикамару действительно не понравилось. По словам Кохару все выглядело так: организация Корень использовала сенсоров, в том числе и Ино, с непонятной целью. Результатом было возвращение мертвых. Зачем это было нужно сокоманднице, Шикамару понимал, но какую цель преследует данная организация? — Кохару-сама, — впрямую спросил он, — кого хотят оживить они? — Данзо, конечно, — хмыкнула старейшина, — и уж, конечно, не разваливающимся трупом. — Так, — Шикамару вскочил, — тогда все ясно! Они модифицируют воздействие. Скажите, Кохару-сама, прибывающие трупы выглядят лучше, чем изначально? — Да, — кивнула она, — но это уже не важно. Отвлекись от самого метода, подумай о последствиях. — Извините, — Шикамару смутился, — это была очень интересная задумка. — Теоретик, — проворчала Кохару, — думай сейчас как практик. А глядя в старческие, но ясные глаза старейшины, Шикамару внезапно понял, что она ожидает и его срыва — возможность вернуть отца. — Отец оставил в тумбочке безделушку, просил не говорить маме. Я думаю, что это было что-то вроде конечного пункта для пространственно-временной техники. Он мог убежать, но не стал. Я сын своего отца, Кохару-сама. — Ты справился, — старейшина положила руку на плечо Шикамару, — а вот Ино — нет. Крик и боль не были аргументами, поэтому Шикамару говорил совершенно спокойно: — Ино используют. Она девушка. Она более эмоциональна. — Она, — продолжила Кохару, — верхушка воздействия. — Пусть так, — Шикамару старался, чтобы голос его звучал ровно. — Я смогу поговорить с ней, я смогу убедить ее. — Ты станешь для нее больше, чем мать? — хмыкнула Кохару. — Ну что ж, попробуй. — Я стану для нее реальностью, — пообещал Шикамару. Сейчас. Ирука. Ирука сидел вдалеке от костра и слушал разговор на повышенных тонах. Это был третий визит Шикамару в их лагерь. Сейчас тот орал на бывшего главу АНБУ так, словно тот был перед ним виноват. — Я не отдам вам ее, вы слышите? В деревне Чоджи, он сделает все, чтобы Ино не тронули! Ибики начал что-то бормотать в ответ Шикамару, что именно, Ирука не услышал. — Я знаю ее, — запальчиво выкрикивал бывший ученик Ируки. Странно, но запальчиво и Шикамару никогда не ассоциировались у Ируки вместе. — Ее обманули! Запутали! У нее погиб отец! Сошла с ума мать! — кричал тот. — Даже если она что-то делает... Ибики вновь забормотал что-то на ухо парню. — А если и так! — вскочил он. — Ее просто обманули! Разговор продолжался еще пять-семь минут, и Шикамару ушел, бросив в темноту: — До свидания, Ирука-сенсей, — значит, он его видел. За полгода до «сейчас». Ино. — Мама, — Яманака Ино зашла в комнату. — Нужно пойти умыться. Она забрала из рук матери очередной погребальный венок: — Умыться пойти и пописать надо. Идем, я помогу. Взрослая женщина послушно оперлась о руку дочери и пошла в ванную. Два года назад Яманака Ино потеряла отца и примерно в то же время — мать. После смерти мужа та словно умерла вместе с ним: перестала кушать (Ино кормила ее с ложечки), следить за собой, заниматься чем бы то ни было. Правда, плела венки. Все время. Ино и не думала, что ее родители так любят друг друга. — Пойдем, погуляем? Вялый кивок, обозначающий согласие. — Я помогу, — прошептала Яманака-младшая, одевая мать. — Осталось совсем немного, и будет все как раньше. Сейчас. Какаши. Хатаке Какаши спустился в подвал: — Эй! — окликнул он находящуюся там девушку. Впрочем, называть ее девушкой было чересчур вежливо. Навстречу ему поднялся труп. — Почти полгода прошло, — задумчиво сказал Какаши. — И лето. Ты уже полностью разложиться должна. — Должна, — согласилась она. — Я тоже удивляюсь. Процессы вроде как замедлены. Вот мизинец отвалился, и все. — И все, — эхом отозвался Какаши. — Будешь есть? — Буду, — кивнула узница. — Я вижу, как оно вываливается, а желание все равно не меньше. Ты что-то понял? — Ничего я не понял, — Какаши уселся на земляной пол. — Ты точно не знаешь, почему оказалась здесь? — Ты меня об этом постоянно спрашиваешь, — девушка с сожалением посмотрела на пищу, вывалившуюся из разъеденного муравьями живота. — Я бы хотела тебе помочь, Какаши, честно, но не знаю как. — Почему именно ты? Потому, что я тебя убил? — Ты меня не убивал, — живо возразила покойница. — Просто у тебя молния в руках была. На твоем месте могла бы оказаться ветка дерева, кусок камня... Мне нужно было умереть, ты же понимаешь. Так получилось. — Ирука ушел, — тоскливо сообщил Какаши. — Пришлось убийство изобразить. — Не рассказывай мне об этом, — выкрикнула она, — я тебя всегда считала нормальным парнем! Вот чем тебе девушки не нравятся? — Рин, — впервые за все время Какаши назвал узницу по имени, — ну, не нравятся, и все. Ничего я с этим сделать не могу. — Детская травма? — поинтересовалась полуразложившаяся сокомандница. — Может, тебе к психологу надо? — Театр абсурда, — вздохнул Какаши. — Я говорю с давно умершей сокомандницей, а она советует мне пойти к психологу. Знаешь, когда ты на кладбище начала выползать, я думал, что рехнулся, а оказалось — нет. Рин аккуратно стряхнула крошки с разъеденного живота и подошла к Какаши, присела рядом: — А ты, — осторожно начала она, — только меня позвал? Сенсей? Обито? — Вот только про Обито не начинай! — взорвался Какаши. — Я вообще никого не звал, в том числе и тебя. — Не похоже, — хихикнула девушка. — Все! На сегодня все, — Какаши поднялся и вышел из подвала. Пожалуй, его случай был первым. Первым в том безумии, что захлестнуло Коноху. Он стоял на кладбище, как обычно, и увидел вылезающую из могилы Рин. Первые мысли и реакции утверждали — «Я помешался». Пришедшая Рин, несомненно, была трупом, и нужно было оградить родную деревню от такого зрелища. «Старая» сокомандница пыталась разговаривать, о чем-то напоминать, наводить связи, даже за руку взять, прижаться. Какаши не смог убить ее еще раз и отвел в заброшенный квартал Учиха — там нет никого много лет, а после ухода Саске и вовсе никто не заглядывает — и запер в подвале. Об этом нужно было доложить Хокаге. И он пошел. Но его остановили АНБУ. А утром он узнал, что пост Хокаге упразднен, и увидел других покойников, появившихся в деревне. Возможно, это была какая-то политика, о чем им не сообщили, рассчитывая, что шиноби высшего ранга способны понять сами. Может это и была какая-то политика, но, так или иначе, он ее не понимал. Ладно, боевая единица способна функционировать автономно. Просто нужно делать то, что положено, и не забивать голову лишними вопросами. А потом начался бардак. Уважаемое селение превратилось в оплот безумных. Дикие, немыслимые обвинения, покойники на улицах, роспуск совета джонинов. Что это было? Что? Какаши приходил к покойнице в подвале разговаривать об этом. — Я не понимаю, — как правило, говорила она. — И хорошо, — бормотал в ответ Какаши и возвращался домой, к своему чунину. Обвинение рухнуло как гром среди ясного неба. Заподозрить его Ируку в таком? Да чем они думают вообще? Кого именно Ирука растлевал? Вот на этом моменте Хатаке Какаши был готов взорваться и мчаться к АНБУ, раз уж Хокаге нет. К феодалу, к черту лысому! Остановил «вечный соперник»: — Не привлекай к нему излишнего внимания, — Гай оперся о стену дома и говорил, почти не разжимая губ. — Ты ему только навредишь. Я сделаю все, чтобы он ушел. А ты реагируй, как положено, за тобой давно смотрят. Доверься мне. Именно поэтому Какаши всадил чидори в пришедшего Ируку. Гаю он доверял полностью и безоговорочно. За полгода до «сейчас». Гай. Майто Гай всегда был уверен в собственной вменяемости. Усомниться заставил первый труп, встреченный на улице. Майто был шиноби, джонином, а труп был в изрядной степени разложения. Непонятно что сдержало Гая от выкрика: «А ну, стой!», — просто люди вокруг вели себя... Как обычно? Очень нормально? Они что, вовсе не увидели проходящего мимо Джирайю-сама? Мертвый жабий отшельник пошел в резиденцию. Гай пошел следом. — Так. Ладно, — сам себе сказал Гай. — Видимо, это какая-то техника. Самой здравой и реальной была техника Второго Хокаге. Тобирама Сенджу когда-то смог поднять мертвых и использовать их в бою. С такими же неживыми, поднятыми из могил, Коноха и другие деревни сражались в Четвертой мировой войне шиноби — два года всего лишь прошло! Настаивать на том, что «оживить» нельзя, было бы полнейшей глупостью — не в привидениях и зомби же дело! Впрочем, мертвый Джирайя был не таким, как те, с которыми воевали шиноби. Он выглядел реально мертвым — налицо было разложение, и это было странно — кожа серая, запах, реакции замедленные, глаза мутные, а не черные с желтым зрачком. Это точно не Эдо Тенсей — не та техника, но, вполне вероятно, что это разработка, какая-то новая вариация старого дзюцу. Но почему тогда никто не замечает Джирайю? Почему люди на улице скользят взглядом и идут дальше? Не видят мертвеца среди них или только делают вид? Возможно, так надо? И... Гай был хорошим шиноби. Он знал, когда нужно молчать, даже если прямого приказа не было. А потом начало твориться страшное. Гай увидел ученика. Мертвого. Слегка покачиваясь, он шел к клановому дому. И там не подняли тревогу. Прячась и наблюдая издалека, Гай несколько дней смотрел за Неджи — техники на тренировках не получались, чакры у того совсем не было. Джонин думал и думал об этом, и... — Гай-сенсей, — на плечо опустила холодная рука. — Вы наблюдаете за моими тренировками? — Конечно, Неджи, — Гай повернулся и «включил» свою улыбку в тысячу свечей. — Твои успехи просто великолепны. Сейчас. Шикамару. После визита Кохару Шикамару кинулся искать единственного беглого сенсора. Аоба покажет ему ту грань, которую сам он, в силу отсутствия способностей, увидеть не может, а для хорошего плана нужно как можно больше информации. — Ты почему мне раньше этого не сказал? — взорвался Шикамару. — Вообще-то, это довольно интимно, — спокойно парировал Аоба. — И я не был уверен, что дело в этом. Ты готов выставить на всеобщее обозрение исподнее своих товарищей, если не уверен, нужно это или нет? У нас у всех, знаешь ли, свои примочки. — Понял я, понял, — Шикамару сбавил тон. — Мы даже не ожидали, честно, и не предполагали, что Иноичи-сан такое может сделать. — А почему нет? — тихо спросил Шикамару. — Он был верен деревне и старался сохранить все, что только можно. — Это зверство, — пробурчал Аоба, — делать такое на гражданской. — Ты, — Шикамару, кажется, снова потерял обычную выдержку, — скажи, куда свой потенциал денешь ты? Иноичи-сан сделал все, что мог. Я уверен, что она согласилась. Знаешь, есть такое слово — любовь. — А сейчас чего? — растерянно спросил Аоба. — У нее в голове мертвый муж, и она сама как мертвец. — Так помоги ей! Ты же сенсор. — Никогда таким не занимался. — Ты просто отправь Яманака-сана туда, где ему надлежит быть. — Тебя послушать, так это все легко — раз и сделал, — завелся Аоба. — Ты можешь представить себе матрицу мозга? Есть одна, есть вторая — они наложены друг на друга. Нельзя взять и убрать это! — Я не сенсор, — Шикамару скрипнул зубами, — а ты — да. Должны быть варианты. Думай! Мы должны помочь. Не мог Яманака-сан поставить в мозг жене то, что нельзя убрать. Почему Ино это не увидела? Он же ее учил всему! — Шикамару, — Аоба коснулся плеча юноши рукой, — в семьях сенсоров категорически запрещено входить в сознание к родственникам. Это впитывается практически с молоком матери, иначе совместное проживание становится невозможным. — Так вот оно что, — потрясенно прошептал Шикамару, — она даже не пыталась. — Войти в мозг матери? Конечно, нет. — Она даже не пыталась, — продолжал шептать Шикамару, — Иначе она бы там увидела мертвого отца. Она даже не пыталась. — Не пыталась, — кивнул Аоба, поднимаясь. — Это табу. Это нельзя. — А ты можешь? — крикнул в спину удаляющемуся собеседнику Шикамару. — Я могу, — бросил тот через плечо, — я не кровный родственник, но не уверен. — Сможешь, — хмыкнул Шикамару в темноту. — Других вариантов просто нет. Сейчас. Ирука. Все началось с утра. Они вошли через западные ворота — он и Ибики. И пошли карающим мечом по кварталам, вытаскивая на улицу и упокаивая мертвецов. Ируку слегка подташнивало. Крики и вопли жителей родной деревни, пытающихся им помешать, били по ушам, но Ирука знал, что это правильно. Мухи должны откладывать личинки в мертвых, а не тех, кто ходит. Всполох зарева на противоположном конце деревни встряхнул невообразимо — такой силы Катон в деревне мог использовать только Какаши или Саске. Саске в Конохе быть не должно. — Бежим туда, — бросил Ибики через плечо. — Хатаке нужна помощь. Это дом Цунаде-сама. Ирука внутренне встряхнулся. Сейчас было не до определений их с Какаши отношений, сейчас нужно было рваться в бой. Но как же было хорошо, впервые за полгода, от того, что Какаши все-таки «нормальный». Значит, было объяснение и чидори в сердце, и пропажам по ночам. Во всем происходящем безумии была логика, просто Ирука ее не видел, не понимал, или не хотел понимать. Партнеру, любовнику надо доверять. Похоже, Ируке после всего этого придется извиняться. Или промолчать, как обычно. Сейчас. Ино. Когда вокруг все начало взрываться, Ино на какое-то время впала в панику. Что происходит? Она не сможет вернуть папу? Но два ее партнера были спокойны, продолжали воздействие. Значит и она должна делать то, что положено. Какая-то часть подсказывала выскочить, посмотреть, что снаружи, но другая утверждала оставаться и продолжать делать то, что она делает. Ино осталась на месте. Она должна. Еще немного, и совсем скоро... Разлетелся потолок. Рядом приземлился Чоджи: — Ино, уходи отсюда. — Нет, — выкрикнула она. — Я уведу, — Чоджи схватил сокомандницу. Она, конечно же, сопротивлялась, орала, царапалась и даже кусалась, но Чоджи тащил ее за собой. Клановые техники Яманака были тонкими и сильными, но противостоять грубой силе Акимичи они не могли. Уже на улице Ино увидела бои — странные и страшные. Это не было нападением. Это можно было охарактеризовать как гражданскую войну. АНБУ дрались с АНБУ, джонины с джонинами, чунины с чунинами, а генины стояли, разинув рты, непонимающе хлопая глазами. Гражданские бежали в убежище — сами по себе, без сопровождения. Просто бежали. Инстинкт самосохранения оказался сильнее воздействия. Гражданские знали, если бой — беги в укрытие — получается, что совсем не важно, что пытаются им донести сенсоры. Видимо, не справляются. — Что это? — пораженно спросила она у Чоджи. — Да вот такая фигня, понимаешь? Пойдем-ка, тут есть одно дело. Чоджи потащил Ино к больнице. Пока добирались до больницы, Ино кое-что поняла, наконец-то осознала весь масштаб происходящего. То, что они, она и другие сенсоры, делали, было отнюдь не благом. Такого количества мертвецов она просто не ожидала, как и не ожидала агрессии со стороны Корня. На улицах сейчас дрались не какие-то враги — это были силы родной деревни. И она, Ино Яманака, потакая своим личным нуждам, развязала все это. Вряд ли бы отец оценил. — Брось меня, Чоджи, — заплакала она. — Я такая дура! Я все это устроила, пусть меня убьют. — А ну заткнись, — Чоджи взвалил Ино на плечо. — Пока я здесь, тебя никто не тронет. — Ты не понимаешь, — рыдала Ино, вися на плече. — Посмотри, что я сделала. — Ты не виновата, — непримиримо заявил он. — Ты дурак! Не понимаешь. Я все это сделала! Я! Мне обещали вернуть папу, но все это сделала я! — Ты не виновата, — так же спокойно заявил Чоджи. — Надо, чтобы ты Сакуру разбудила. — Да! Да. Конечно, да. — Вот и хорошо, — Чоджи бежал по больнице, уворачиваясь от медиков. — Мы уже почти пришли. Вот она. Давай. Сокомандник втолкнул ее в палату. Не успела Ино оглядеться, как почувствовала отчаянье в этой комнате. Кого-то здесь затормозили на высшем пике воздействия. — Ино, — Шикамару поймал ладонями ее лицо, смотрел прямо в глаза, — скажи, как действуют сенсоры. — Я не... — Тебя просто обманули, пойми ты. Просто обманули. Они знали, как помочь твоей маме, но не сказали об этом. — Ино, твоя мама, — рядом с Шикамару оказался Аоба. — Пойми, невозможно постоянно жить с мертвыми. Ты поднимаешься, идешь на кухню, ставишь чайник, а тебе это не нужно, потому что тот, кто тебе нужен — мертв. Ему не нужен чай утром, ему не нужно умываться, ему не нужно ничего. Нет, он не давит, не требует чего-то, он просто есть. Ты — как одна большая усыпальница. В тебе труп, и он ничего не хочет. Это мертвая матрица, Ино. Ее надо убрать. — Просто убрать, и с мамой все будет хорошо, — снова заговорил Шикамару. — Посмотри, что они сделали с Сакурой — ты этого хотела? — Пусти! — Ино попыталась вырваться. — Я не смогу сама. — Я помогу, — легким касанием пообещала Хината. — Мы знаем, — погладил Ино по плечу Шикамару. — Мы уверены, что ты с нами. У Ино как будто разлетелись оковы — они все были рядом. Чоджи, Аоба, Хината и Шикамару. Шикамару, которому она доверяла безоговорочно. Самому лучшему, самому умному, способному препаршивейшую ситуацию превратить в выигрышную. Если Шикамару говорил что-то делать, значит, это нужно было делать. Шикамару никогда не даст им проиграть. — Я сделаю, — уверенно сказала Ино. — А мама? — Закончим здесь и пойдем к маме. Давай, я в тебя верю. Сейчас. Тензо. Плохо было то, что сюда дошло известие о том, что происходило в Конохе. В тюрьме начали волноваться, и это грозило выплеском. Все-таки Ибики был прав в своих предположениях. Из камеры Тензо вышел довольно легко, но, убегая оттуда, он, кажется, проложил путь остальным. И не кажется, а точно. Теперь, вместо того, чтобы прийти поддержкой в Коноху, ему надо сдерживать всю эту шушеру. Ли и Тен-Тен у ворот старались вовсю, но толпа агрессивного быдла рвалась наружу. Этого допустить было нельзя. Техник, конечно, не было, но был боевой опыт, и Тензо им пользовался. Впрочем, тот же опыт подсказывал, что они проиграют, слишком много нападающих, они просто не сумеют зафиксировать всех. Неподалеку от Тензо в землю вонзился огромный меч, а на него запрыгнул парень: — Проблемы? — ощерился он. — Позер, — цыкнула девушка с красными волосами, подбегая к парню и дергая его за штанину. — Саске сказал помогать, а не выделываться! — Отвали, Карин! — зубастый парень спрыгнул вниз и как пушинку поднял меч. — Сказал помогать, значит, помогаем. Тут всех под шаблон чистить? — спросил он у Тензо. — Нет, — спокойно ответил ему тот. — Просто запугивать и не выпускать. — Ну-у, так не интересно. — У тебя задание есть? Вот и выполняй, — жестко осек Тензо. Стоило признать, поддержка была что надо, да и своевременная. Несмотря на послание Сая, Тензо не ожидал увидеть здесь этих... которых даже изгоями сложно назвать. Суйгецу, Карин, Дзюго — кто бы мог подумать, что они встанут на сторону Конохи. Зато теперь Тензо мог воспользоваться огрызком сембона, восстанавливая потоки чакры, не оглядываясь на Ли и Тен-Тен, а там минут десять — можно и в деревню рвануть. — Саске где? — У него свое задание, — почему-то обижено поджав губы, ответила Карин. О причинах обиды девушки Тензо не задумывался — все мысли были заняты Саем. Тот сейчас должен быть между молотом и наковальней. Сейчас. Сай. Сай знал об этом с самого начала. Знал, что закончится вот так. Все-таки идти одному против Корня было самоубийством. Ну, пусть не само, пусть убийством, но должно было закончиться как-то так. Зажатый в углу, тремя сильнейшими бойцами Корня, Сай понимал, что его убьют. Личные отношения он поставил выше организации, другие личные отношения он, опять таки, поставил выше организации. Расплата должна была свершиться, но ему было плевать. Юноша подобрался, сжав кисточку в руках. Прогремел взрыв, отшвыривая нападавших, и, закрывая спиной Сая, приземлилась старуха. — Черте что творится в деревне. Мальчик, ты не пострадал? — Кохару из-за пазухи вытащила свиток. — Вот так будет, пожалуй, сильнее. Снова прогремел взрыв. — Я вам предлагаю, — громко возвестила Кохару, — сдаться и пойти добровольно под трибунал. В этом случае вы останетесь живы. — А если нет, то что? — с усмешкой поинтересовался один из нападающих. — Я вас убью, — «солнечно» улыбнулась старуха в ответ. — Ну, попробуй, старая кошелка. — Эх, молодежь, никакого почтения к старшим. Земляные техники затащили всех в болото — страшная смерть. — Я предупреждала, — спокойно сказала Кохару, глядя на последние лопающиеся пузырьки воздуха. — Не люблю убивать своих. Сай молчал — ни сказать что-то, ни сделать он не мог. Эти техники были далеко не его уровня. Сейчас. Дом Цунаде. Бывшая глава деревни, растрепанная и страшная, постаревшая, стояла на пороге дома с налитыми яростью глазами и утверждала, что никто не пройдет сюда. Защита была практически идеальная. Кокон из сотни маленьких слизней полностью покрыл мертвое тело Джирайи. Он сам пытался вырваться, но призывные Цунаде не давали ему это сделать, равно, как и нанести урон извне. — Сестренка! — мальчик, протянул к ней руку. — Во что ты играешь? Можно с тобой? — Цунаде, — юноша тепло улыбался. — Ты чего так злишься? У тебя самые красивые волосы. И самые густые. Ты такая глупенькая, что расстраиваешься из-за этого. Цунаде смотрела то на Наваки, то на Дана, то на Какаши и, кажется, совсем потерялась. Кто на нее нападает? Кого она отстаивает? Что она вообще здесь делает? Сзади приземлился Хомура, хлопнул ей на затылок печать и коротко распорядился: — В госпиталь, она совсем плоха. Сразу же подскочил Инузука Киба: — Я отнесу. Ибики в это время фиксировал Джирайю свитками, уничтожая труп. — Круто, — бросил Ируке Какаши, — хенге что надо. — Брось, — Ирука тряхнул головой, — дальше идем, тут работы невпроворот. Ты не знаешь, как там Сакура? — Не знаю, я же здесь. Делают что-то, наверняка. — Теперь к Югао? — Да, — подтвердил Какаши. — Не отходи от меня. За шесть лет до «сейчас». Какаши. Накануне Какаши снова заходил к штабному чунину просто так. Тот расстарался больше обычного: свежевымытый пол, как и окна в комнате и кухне, сверкающая плита, идеально вычищенная ванна, везде протерта пыль. Паутину по углам, правда, убрать не успел. И чай, в этот раз был не только он и ненавидимые имбирные печенья, а полноценный ужин. Какаши, безусловно, сделал вид, что ничего особенного не заметил, но все проделанное Ирукой почему-то грело душу. И задержался дольше обычного — не желая расставаться с этим чувством — до неприличия долго. — Я вас, наверное, окончательно утомил своим обществом? — Вовсе нет! — тут же вскинулся Ирука. — Мне было приятно провести с вами этот вечер! Утром Какаши едва не опоздал к главе деревни — банально проспал. Мысленно ругая себя за то, что так непозволительно расслабился, на встречу с командой, он, естественно, тоже пришел отнюдь не вовремя. Хотя мелочь, она же мелочь — они подождут. В ответ на обвинения в опоздании и лени, Какаши выдал команде полноценную тренировку, гоняя по полигону так, что аж пыль столбом стояла. А вечером Какаши снова пришел к Ируке. — Вы за мной ухаживаете? — поинтересовался тот с порога, забирая пакет и заглядывая внутрь. — Я? — растерялся Какаши. Право, такого вопроса он не ожидал. — Ну, если да, то что? — прищурившись в улыбке и вроде бы смеясь, спросил он у Ируки. — Тогда, во-первых, вы гей. Во-вторых, ухаживать вы не умеете. В-третьих, спасибо за рамен. А Какаши пытался понять то ли Ирука шутит, то ли всерьез говорит. Хотя, что тут было понимать? Ирука прямым текстом обозначил свои намерения, давая возможность отступить, не потеряв при этом лицо. — Ладно, я по вашему мнению, гей, а вы? —Я, наверное, тоже, — рассмеялся Ирука, — раз вы кажетесь мне привлекательным. — И как?.. — заливаясь краской, спросил Какаши. — Разберемся, — уверенно подтвердил Ирука. — Идемте. Это было новое, совсем, совсем новое. Прежде Какаши в такого плана отношениях не нуждался. За двадцать лет до «сейчас». Какаши. Это была обычная тренировка. Минато-сенсей махнул рукой, отдавая команду к началу спарринга. Обито, как всегда, тупил, нападая. Рин наблюдала, сидя на ветке дерева, подбадривая обоих. Какаши мысленно отметил, что этот бой он закончит в пять минут, не больше. Больше и не потребовалось. Проведя последнюю подсечку и завалив Обито на траву, Какаши был готов картинно хмыкнуть и выдать заготовленные ранее оскорбления, но... Нет! Этого не могло случиться! Только не здесь и не сейчас — не на глазах у сокомандников и сенсея! Такого унижения Какаши не испытывал ни разу за все свои двенадцать лет жизни. — Слезь с меня, извращенец, — прошипел Обито, отталкивая от себя Какаши. Рин тихонечко захихикала и, кажется, покраснела. — Та-ак, тренировок на сегодня хватит, — Минато-сенсей сделал еще хуже. — Сейчас в штаб за миссией. Всю дорогу до штаба Рин оглядывалась в сторону Какаши, Обито держался на расстоянии, то ли неосознанно, то ли намеренно. Ладно, это можно было пережить, а вот Минато-сенсей... Видимо, решив добить окончательно, начал нести чушь. — Это нормально, Какаши, — шептал он ученику так, чтобы сокомандники не услышали. — Да, сенсей, — бормотал Какаши в ответ, краснея все больше. — Непроизвольное возбуждение... Так бывает в твоем возрасте. — Да, сенсей. — Это признак того, что ты взрослеешь... — Да, сенсей. — Бывают чувства и к представителям своего пола... Лучше бы сенсей молчал. В штаб Какаши входил с пылающими красным ушами. И вовсе он не извращенец! Ему совсем-совсем не нравится Обито! За шесть лет до «сейчас». Какаши. — Слезь с моей руки, у тебя голова как чугунная. — Ты скандалишь, потому что стесняешься. — Чего это я должен стесняться? — Того, что ты был девственником. — Да? И с чего ты взял? — Ирука вскочил. — Тоже мне эксперт! Сам половину Конохи перепортил? Какаши стушевался — вопрос был в точку, сексом он до сегодняшнего дня не занимался. — Может, не только размер моей дырки, но и объем моей чакры определишь? — не унимался Ирука. — Определю, — деланно спокойно ответил Какаши, — но не прямо сейчас. Сейчас явно есть побочные эффекты. А Ирука вдруг сообразил, что стоит голый. — Дай сюда, — он сдернул с Какаши одеяло, завернувшись в него. — Да прекрати, чего ты злишься? Давай, ложись, — Какаши похлопал по кровати рядом с собой. — Кстати, мне холодно. — А я думал, шиноби твоего ранга холод не помеха, — хмыкнул Ирука, снова укладываясь рядом. — Шиноби моего ранга — нет, — подтвердил Какаши, — а вот ему, — он приподнял пальцем орган, — не очень. Ты же не хочешь, чтобы он замерз? — Пошляк, — выдохнул Ирука, придвигаясь ближе и накрывая любовника одеялом, — какой же ты пошляк. — Ничего подобного, — прошептал Какаши. — Это ты провокатор. Через полчаса Ирука предложил: — Чай? — Давай. Только без этих имбирных печений. У меня скоро от них язва будет. Ирука, почти вышедший на кухню, остановился: — А почему ты раньше об этом не сказал? Какаши глупо заулыбался: — Ну... Тогда это был его второй визит. Он опять зашел просто так, а Ирука, кажется, ему обрадовался. Заварил чай — зеленый, тот, что Какаши любил — и притащил тарелку с этим проклятым печеньем, сияя, сообщил: — Вот! Имбирное — оно вам так понравилось в прошлый раз. Снова пришлось давиться. — Так значит, ты его не любишь? — Печенье? Не люблю, — подтвердил Какаши. — Но если, говоря «его», ты имел в виду что-то другое... — Дать бы тебе пяткой в зубы, — буркнул Ирука. — Я, между прочим, держал специально для тебя. — Для меня? — Какаши поднялся с кровати: — Лучше держи пряники. Знаешь, такие маленькие, с вареньем внутри. — Я для тебя, — пообещал Ирука уже с кухни, — кнут куплю, которым лошадей гоняют, чтобы пороть за каждую твою ложь. — Я вовсе не лгал, — Какаши оперся о дверной косяк, — всего лишь не сказал правду. — Это одно и то же! — тут же вспыхнул Ирука. — Нет! — Да! — Нет! — Да! За шесть лет до «сейчас». Ирука. С негромким «чпок» Какаши вышел из Ируки. — Тебе надо отрубленные головы в окне выставлять. — Тобой? — хмыкнул Ирука. — И зачем, кстати? — Можно мной, — согласился Какаши. — Чтобы было ясно, что ты занят, и беспокоить не стоит. — И кому рубить будешь? — Еще не придумал, — Какаши развалился на кровати. — Вот заведешь любовников, тогда все само по себе решится. — А если не заведу? — Ирука присел рядом с партнером, глаза сияли весельем. — Тогда с миссий буду приносить и в окошки выставлять, — Какаши притянул к себе Ируку. — Я у тебя ночевать остаюсь. — Что? — вскинулся тот. — Возражения не принимаются. Полвечера Ирука ворчал, что у него грязная квартира, сверхнаглый любовник и маленькая кровать. Какаши, кажется, было все равно. Он еще больше насвинячил на кухне, разогревая ужин, облапывал Ируку во всех углах, умильно щурясь, и в итоге разлегся на кровати, заняв ее практически всю. Ирука был зол. Нет, секс сексом, но получить это? К совместному проживанию, да даже и к ночевке Какаши у него Ирука готов не был. На то были причины, озвучивать которые Ирука не собирался точно. — Ты убраться отсюда не хочешь? Я не говорил тебе «да», — недобро глядя на партнера, поинтересовался он. — Не хочу, — откровенно сообщил Какаши. — Далеко идти. Кстати, у тебя только черный чай остался, или зеленый тоже есть? Зеленый чай у Ируки был. И наглеца в своей квартире он таки оставил, и не на одну ночь. Если не обращать внимания на некоторые минусы, жить с Какаши было весьма приятно. Спать вот не получалось. Жить, дружить, разговаривать, заниматься сексом — да, а спать — совсем нет. Это было проблемой. Очень большой проблемой. Хатаке был полевым шиноби — спать для него было практически изображать смерть — ни дыхания, ни пульса. Это пугало. На миссиях пусть бы себе что угодно делал, но дома зачем? Ирука уходил на кухню или в коридор, а там беспокойство грызло сильнее. Глупость, конечно, но... Вдруг, когда-нибудь... Просто он не мог себе позволить, слушая чужое дыхание, ощутить однажды, как оно остановится. Если рядом, ты обязан помочь, а как помочь, если спишь? И он не спал. Дома так уж точно. Виной всему был сон, один и тот же. Постоянно. Про муху. Эта чертова муха была детским воспоминанием, а возможно и чем-то придуманным. Рассказать об этом детском кошмаре взрослый Ирука не решился бы никогда. Точно уж не Какаши. Поэтому вслушивался, подкрадывался к партнеру, когда тот засыпал, брал его за запястье, прижимал ухо к груди, рассчитывая услышать стук сердца. Чаще всего Ирука ничего не слышал, но иногда, если хорошо сосредоточиться, можно было почувствовать пульс. К концу первого месяца совместного проживания Ирука спал где угодно — в душе перед работой, за кухонным столом во время завтрака, на переменах в Академии, даже в чулане со швабрами в штабе, только не в кровати. В кровати он пялился в потолок и щупал пульс. А Какаши, кажется, ничего не замечал — стягивая маску, целовал перед уходом, шутливо дергал за нос или покусывал плечо. И бесил. Бесил просто нереально. Он не давал Ируке хотя бы чуть-чуть передохнуть. Каждый день, возвращаясь домой, Ирука видел там Какаши. Каждое утро, собираясь в академию или штаб, Ирука видел Какаши. С каждым днем все больше и больше Ируку Какаши бесил. Неуместными шутками, волосами на расческе Ируки (своей, что ли, нет?), сандалиями, поставленными не аккуратно у стенки, а брошенными абы как. Всем! Взорвался Ирука на уборке. Донельзя довольный Какаши сообщил: — Я твой гадюшник вычистил. Ты хоть когда-то здесь убирался? Паутине в углах лет сто было. — Ты что, ее смел? — Ну да, — Какаши полез с объятиями. — И меня нужно за это наградить. — Я тебе сто раз говорил не трогать ничего в этой квартире! — взбешенный Ирука начал орать, не сдерживаясь и не думая. — Не прикасаться ни к чему! Что, так сложно это понять? — Не говорил ни разу, — Какаши посмотрел на любовника тяжелым взглядом и уселся на диван, уткнувшись в книжку. Ирука постепенно успокоился, но, казалось ему или нет — еще несколько раз за вечер чувствовал внимательный взгляд партнера. Впрочем, поймать ни разу не удалось. Ирука сам не понимал, зачем поддерживает эти отношения. Отношения, перетекающие в странное. Да и зачем все это было Какаши, он тоже не понимал. Ирука и подумать не мог, что допустит насилие к себе — пусть и игровое. Однако, когда Какаши, заломив ему руки за спину, шипел на ухо непристойности и практически насиловал, раздвигая бедра коленом, Ирука выплескивался так, как никогда до этого, с криком, воем — выбрасывал из себя все, не только сперму. Игра понравилась. Вгрызаясь в подушку, давясь злыми слезами бессилия, Ирука наконец-то понял, что не все зависит от него. Возможно, это насилие со стороны Какаши было благом. Во всяком случае, после этого он мог заснуть — пусть ненадолго, но все же спал. Хоть сон все равно снился тот, про муху. За семнадцать лет до «сейчас». Ирука. После нападения девятихвостого демона, трупы (и маму с папой) приносили и складывали рядом с резиденцией Хокаге, тогда он ее и увидел. Муха. Большая. Жирная. Зеленая. Она залезла маме в нос, деловито покопошилась там, вылезла, потерла лапками и заползла в приоткрытый глаз. Там снова терла лапками. Ируку, смирно сидящего рядом, начало тошнить. Как же так? Муха ползает по лицу мамы, а она ничего не делает? Вот тогда и накрыло осознание, что мама умерла. И папа тоже. Их можно потрогать, можно прижаться, но они не заговорят. И не посмотрят. И их скоро закопают. В землю. А там их съедят черви. Так принято. За пять лет до «сейчас». Ирука. Сон повторялся все чаще. И однажды вместо умершей мамы он увидел у резиденции Какаши. Это ему муха заползала в нос, а потом в приоткрытый глаз. Ирука с диким воплем проснулся и с размаху треснул спящего любовника по лицу. Хотя нет, не смог. Какаши поймал руку. Ирука затрясся, клацая зубами. Какаши прижимал к себе, утешал, гладил — помогало мало. Проклятая муха виделась как наяву. Равно, как и мертвый Какаши. В ту ночь Какаши с ним не заговорил, зато начал в следующий вечер: — Ты плохо спишь. — С чего ты взял? — фыркнул Ирука. — Я шиноби в ранге джонина, и очевидные вещи замечаю в любом случае. — И что? — непримиримо мотнул головой Ирука. — Я рядом с тобой выспаться не могу, все время как на миссии. Так что с тобой такое? — У меня. Все. Отлично, — раздельно произнес Ирука. — Ага, у меня тоже, — подтвердил Какаши. — Нет, то, что с тобой что-то не так, я понимаю, одни наши игры чего стоят, но мне можешь сказать? Я устал додумываться сам. — Отвали, — огрызнулся Ирука и оказался припечатанным к стенке. — Отвали — это медицинский диагноз? — зло прошипел ему Какаши. — Какие еще у тебя в запасе есть? — Руки убери, — огрызался Ирука. — Думаешь, что джонин и по морде не получишь? — Да ну? — весело изумился Какаши. — Ты? Мне? По морде? — Я, — Ирука провел подсечку. — Тебе, — опрокидывая Какаши и прыгая коленями на грудь. — По морде, — хорошенько врезав в челюсть. Под ударом хлопнул клон, а сзади на Ируку навалились, привычно выкручивая руки. — Отъебись! — сейчас Ирука сопротивлялся не на шутку. — Отъебусь, — пообещал Какаши. — С такой-то сладенькой попкой, — и потащил вниз ирукины штаны. — Я сказал, нет! — Ирука рванулся, выдергивая из плеча сустав. — Ей, погоди! Ты чего? — растерялся Какаши. — Я. Сказал. Нет! — Ирука дернул руку, вставляя ее на место, и навалился сверху на растерянного любовника. Пальцы сжали горло — указательный вошел под гортань. Ирука чувствовал, как замирает биение сердца. Сейчас он убивал. Его учили этому, и навыки работали. А Какаши не отрывал от него взгляда — между быстро синеющих губ появился язык — облизнулся. Сам не понимая, зачем, Ирука перевел взгляд — на штанах Какаши расползалось мокрое пятно. — Кончил! — взвыл Ирука. — Да что ж ты за сука? — он убрал удушающий захват и присел рядом, обхватив колени руками. — Ну вот что ты за сука, а? — тоскливо повторил он. — Я не сука, — Какаши присел рядом, откашливаясь. — А с тобой действительно что-то не так. Может, все-таки расскажешь? — Не расскажу, — буркнул Ирука, — это очень личное. — Ну и ладно, — рассмеялся Какаши. — Только убить меня больше не пытайся. В другой раз могу и не позволить. — Хорошо, — согласился Ирука. И в ту же ночь в постели Ирука залез на Какаши, приложил ухо к грудине и сообщил удивленному любовнику: — Я буду спать так. Возражения не принимаются. Так было слышно, как бьется сердце. Сейчас (три дня спустя). Коноха. Трупы складывали у резиденции Хокаге. Их было очень много — некоторые в крайней степени разложения, кое-кто посвежее. Ужасное дзюцу действовало и говорило само за себя. Часть жителей Конохи, да и шиноби тоже, все еще подвергались воздействию сенсоров. Увидеть вот это — гниющую плоть, отвалившиеся куски тела — такое точно не каждый выдержит. — Ты в курсе, что с Саске сняли обвинения? — тихо сообщил Ируке Какаши. — На совете подтвердили. Он может вернуться в Коноху. — О-о, — многозначительно протянул Ирука. О том, что Саске было поручено уничтожить в столице советника Дайме, того самого, что санкционировал весь бардак в Конохе, Ирука, конечно, знал. Правда, не ожидал, что за эту «услугу» Саске «простят» все прегрешения. — Вряд ли он вернется, — Ирука, опустившись на корточки, прогнал с очередного трупа муху.