Мама, я не умер

Такие вызовы Ирука не любил. Не любил – это мягко сказано. Он их ненавидел: вызовы в морг для опознания. Стоящая рядом с преподавателем Академии женщина, рыдающая, прижимающая платок к лицу, все твердила: - Это не Ико, это не мой сын. Такого просто не может быть. В прохладное помещение они вошли вдвоем. Труп был обезображен: скрюченный, локти к коленкам. Практически все мышцы были сняты. Кости были изъедены, видимо, под воздействием кислоты. Поза эмбрион – либо высокая температура, либо все та же кислота. Для опознания выпустившегося год назад ученика осталось очень мало. Ирука сглотнул. - Смотрите, - кратко сказал медик, – родинка подмышкой, шрам на подколенной впадине, крестообразный шрам на левой ступне. У вашего ребенка были такие повреждения? - Да… нет… да… У него нет лица! – гражданскую затрясло. – Мой мальчик… Как же так? У него нет лица! - Ирука-сенсей, - медик обратился к учителю. – Вы сможете? - Заращенная трещина на шестом и седьмом ребре есть? – глухо спросил Умино. - Есть, - согласился патологоанатом. - Плюс крестовидный шрам на пятке, - устало сказал Ирука. – Да, это Ико. Это Ико, - повторил он, обнимая рыдающую женщину за плечи. - Идемте, Сана-сама. Не опознать труп было невозможно. Да и, по сути, это была формальность. Сокомандники видели смерть мальчика. Рассказывали, как сначала исчезала и падала вниз одежда, потом кожа, лицо, руки, ноги, а их сенсей оттолкнул и прыгнул туда. А потом они несли в деревню сенсея, у которого был черный рот и черные глаза, и Ико, который… Наставник команды был в коме, и Ирука молился, чтобы тот не видел уже несуществующими глазами, в коматозном сне, смерть своего ученика. По глупости. По дурости. Ведь дети лучше всех все знают. Конечно, он не мог не кинуться на полянку со следами недавнего боя. Как же ж – там хитаи блестят, и вдруг наши! Наставник спас тех, кого мог, мальчик был обречен – леску ловушки он уже задел. И все же сенсей попытался и распыленная кислота… - Идемте, Сана-сама, - повторил Ирука. – Это страшно, но такое бывает. Женщина покорно кивнула и, подчиняясь руке Умино, вышла наружу. Где-то через месяц Ирука услышал, что чокнутая гражданская баба донимает комиссованного джонина, утверждая, что ее сын не умер, что его забрали бойцом в АНБУ. И сделали все это тайно, потому что она ну никак не разрешала мальчику. С мамой мальчика Ирука не сталкивался и даже удивлялся, почему женщину не забрали в психушку. А почему не забрали, он узнал где-то месяца через два. Оказывается, что у женщины были дети, за которыми она вполне успешно следила, а сумасшествие на фоне старшего сына казалось вполне безобидным. К этому даже привыкли. Каждую пятницу она приходила к Хокаге и просила разрешение увидеться с сыном. Неизменно Хокаге отказывал, напоминал, что мальчик умер. - Как умер? Он живой! Он каждый день приносит мне цветы! Оставляет в вазочке у порога. Он мне говорит: я живой, мама! - Так и говорит? – переспросил Хокаге. - Нет, не то, что говорит, - зачастила женщина. – Вы поймите – он показывает! Он знает, что я люблю хризантемы. Он каждый день оставляет мне их. В вазочке. У порога, - шепотом закончила говорить женщина. – Но скажите мне правду, - вскинулась она, - вы ведь забрали моего мальчика в АНБУ? – глаза Саны были полны слез и ожидания. Для Хирудзена это далось нелегко: - Сана-сама, ваш сын погиб, - медленно и веско произнес он. – У вас есть еще двое прекрасных мальчиков. Вы нужны им. Сосредоточьтесь на них. - Ико жив! – запальчиво выкрикнула женщина. – Я знаю! Я уверена! И их сенсей знает! Но молчит! – обличительно добавила она. - Он не может говорить. И видеть. Перестаньте донимать его, Сана-сама. Вы же видели, у него нет глаз. - Хенге! Я знаю про Хенге! – Сана-сама ухватила за руку Хирудзена. – Он превращается, чтобы скрыть правду! - Конечно, - Сарутоби аккуратно отцепил руку безутешной женщины от своей. – Если бы все это было так. Идите домой, Сана-сама. В дверях она обернулась: - Но цветы! Я не сумасшедшая. Мне их приносят дети. Из вазы, что стоит около порога. - Идите. Цветы заставляли задуматься. Впрочем, у Хокаге было много дел и цветами ему заниматься было некогда. В одну из пятниц, наверное, с полгода спустя со смерти Ико, женщина не пришла. Хирудзен даже забеспокоился: не случилось ли чего? Но сводок о самоубийстве или чем-то таком не было. А вот на третью неделю отсутствия Сана-самы все и выяснилось. Перед распределением миссий, когда в приемной еще не было шиноби для получения заданий, все в ту же пятницу, пришел боец АНБУ и сообщил о женщине, которая почти месяц приходит в штаб-квартиру и приносит пирожки с напоминанием: «Только Ико не забудьте оставить». - Она же безобидная сумасшедшая, - вскинулся Ирука, привстал из-за стола. – У нее убили сына несколько месяцев назад, и она считает, что его забрали в АНБУ. - Они знают, - успокоил чунина Хокаге. – Вы же ее не обижаете? – спросил Хирудзен у АНБУ таким тоном, что боец отступил на шаг назад. - Не обижаем, - подтвердил он. - Мы проверяем пирожки на наличие яда, но потом, когда она уйдет. Дежурные предупреждены, но… она много приносит. А у нее еще дети. Это же дорого. Ирука смешался – он никогда не предполагал, что АНБУ тоже люди. А они, оказывается, могут сочувствовать, сопереживать и понимать. Даже чокнутых баб. - Может, вы все-таки поговорите с ней, Хокаге-сама? – почти умоляющим тоном обратился АНБУ. – Пирожки, конечно, вкусные, но… - Я уже говорил, - безнадежно махнул рукой Хокаге. - Хокаге-сама, а можно я попробую? – встрял Ирука. – Я был с ней на опознании, и, может, я смогу? - Хорошо, Ирука, - быстро согласился Хирудзен. – Иди. Если получится – запишешь себе миссию ранга Б. - А можно мне напарника? Раз миссия одного из высших рангов. Ну, чтобы подтвердить, что в АНБУ ее сына нет, - объяснил свою просьбу Умино. - Можно, - согласился Хокаге. – Кого тебе нужно? - Да хоть вот его, - Ирука махнул в сторону фарфоровой маски. - Забирай, - кивнул Хирудзен. А уже возле дома женщины Ирука и боец АНБУ коротко согласовывали план действий, а пока разговаривали, увидели, как к крылечку Сана-самы подходит немолодой уже мужчина и в вазочке у порога оставляет хризантемы, долгим взглядом смотрит на дверь, чуть улыбается, вздыхает и уходит. Не сговариваясь, они кинулись за ним. Боец АНБУ настиг мужчину первым, ухватил за грудки, приложил к стене и прошипел: - Какого хрена? Ты ее совсем с ума свести хочешь? Зачем? – и встряхнул. Тут подлетел Ирука, вот ему-то мужчина рассказал. Рассказал, что давно влюблен в свою соседку, что страшно скорбит о ее потере, что хотел бы поддержать, помочь, но не решается – она безутешна. Все думают, что она рехнулась, но это неправда! Она просто горюет. Она первая из их квартала отдала мальчика в Академию, а он погиб. Ей трудно с этим справиться, он мог бы ей помочь, но не знает как. Поэтому он оставляет ей цветы, молчаливую и сдержанную поддержку. Выслушивав все это, АНБУ захват отцепил, даже бормотнул в маску: - Прости, мужик. А Ирука, ну, естественно, посоветовал к женщине зайти, поговорить с ней, объяснить свои намеренья. Мужчина кивал, угукал, соглашался, но было ясно, что не пойдет. Хризантемы у порога ему были привычнее. Шиноби отошли от встрепанного гражданского, и тут Ирука ухватил за локоть АНБУ: - Надо спеца по гендзюцу. - Зачем? – удивился АНБУ. - Да вы поймите, все так славно рисуется! Если этой несчастной показать, как ее сын уходит в свет и говорит: «Мама, я люблю тебя. Прости, что я умер. У меня все хорошо. Я хочу, чтобы и у тебя было все хорошо. Когда тебе плохо – мне здесь плохо». - И посмотри на соседа, - дополнил АНБУ. - Примерно так, а что вам не нравится? - вскинулся Ирука. – Он ее любит, он к ней привязан. Вместо ответа АНБУ крикнул: - Мужик, тебя как зовут? Гражданский обернулся, долю секунды он явно был в панике, а потом засветился – раз тут АНБУ, значит, все решат: - Сибаро. Рике Сибаро, - представился он. АНБУ махнул рукой: - У тебя все будет хорошо, Рике Сибаро, - и направился в дом безутешной женщины. - А… - начал было Ирука. - Я специалист, - отмахнулся АНБУ. – По гендзюцу. Все сделаю. Женщина не поняла, кто к ней приходил – сыночек! Родненький! - но выйдя вечером во двор, она заметила соседа, улыбнулась приветливо и пригласила его в дом. Ведь так хотел умерший сын. А ночью, когда дети уснули, она рыдала, захлебываясь слезами и уткнувшись мужчине в грудь – цветы. Она надеялась, ждала. Цветы… Так глупо, так безнадежно. И боль не пройдет. Он, кивая, соглашался, сжимал крепче и молчал – слова были лишними. Пирожки в штаб квартиру АНБУ перестали приносить. А Ирука предложил фарфоровой маске поужинать и рассказать, что же он такого показал женщине. А вот на ужине Ирука узнал, что фарфоровую маску зовут Хатаке Какаши.