Мир иллюзий

— … а вот знаете, как бы хотел? Я открываю дверь, а вы из комнаты навстречу мне выбегаете, берете мой жилет, помогаете скинуть сандалии, а потом спрашиваете: «Чай будешь?» — я, конечно же, не откажусь. Вы пойдете на кухню ставить чайник, а я быстро ополоснувшись в ванной, приду к вам на кухню, усажу к себе на колени, буду гладить вас по спине и прихлебывать чай. А потом, наверняка, там же на кухне и овладею — не слишком нежно, быстро, но вы весь раскрасневшийся и горячий будете подо мной стонать и просить глубже, сильнее. Уже ночью, естественно, все будет дольше… Ирука расхохотался: — Ну, вы и фантазер, Какаши-сенсей. Такое послушание, такие запросы. Как добиваться собираетесь? Учтите, я традиционно ориентированный мужчина. — Как-как, а так: регулярными побоями и насилием — это, знаете ли, приучает к порядку, — Какаши зафыркал от смеха, — как же вас по-другому затащить в гнездышко? — Да, — согласился Ирука, — по-другому никак, только вот вряд ли получится. — Почему это? — Какаши откинулся спиной на крышу, вглядываясь в небо. — Знаете, — Ирука наклонился и доверительным шепотом поведал, — я ведь шиноби. Синяки и ссадины мне лично не доставят особых неудобств, а вот если меня хорошенько отделать, то у руководства Академии появятся вопросы: почему это некий учитель еле ползает? Да и другие увидят. — Я над этим работаю, Ирука-сенсей, — Какаши опять рассмеялся. — Как только придумаю, так сразу к вам. Договорились? — Договорились, — Ирука поднялся с крыши, отряхнулся. — Вы точно не в обиде за мое недоверие к вам как к сенсею седьмой команды? — спрашивал он уже серьезно. — Не, не в обиде. Надеюсь, и вы на меня не злитесь за те слова, — тоже поднялся на ноги Какаши. — Было приятно с вами поболтать. — С вами тоже. Удачи. — Я как придумаю, так зайду, — уже вслед удаляющемуся проорал Какаши. Ирука думал, что это шутка. Разговор на крыше получился бредовым, но хорошо, что Хатаке не злился на него за срыв на собрании у хокаге, а пара-тройка весьма вольных колкостей — ну, могло быть и хуже. А Какаши не шутил. «Семейное счастье» с Ирукой было навязчивым желанием. Тот был именно таким, каким бы хотел видеть своего партнера Копирующий: в меру смышленый, довольно симпатичный, бойкий, улыбчивый, приятный в общении. С таким бы Какаши жил. Только вот затащить в гнездышко не получалось. Воплощение хромало. Однако воплощение хромало до встречи с Итачи Учиха. Едва вырванный из комы, слушая нагоняи Цунаде и наставления медиков, Какаши понял главное: эти трое суток непрерывных пыток уложились всего в три минуты реального времени и не оставили внешних следов. Это было то. Это и надо было тренировать. И Какаши тренировал — до обмороков, до кровавых слез из шарингана, до полного истощения — фигня, пара глотков саке, и можно прикинуться пьяным. Он тренировал свою модификацию Мира Бога Луны — Мир Иллюзий. — Йоу, Ирука-сенсей! — открывший дверь удивленно смотрел на Какаши. — А вы меня впустите? — А почему нет? — Ирука чуть посторонился, улыбаясь. — Заходи… И привычный мир исчез. Удерживая печати, Какаши захлопнул дверь ногой и осторожно опустился на пол в прихожей: — Сейчас посмотрим, Ирука-сенсей, — прошептал он. У Итачи Мир был Красным и Черным. У Какаши Мир был Синим и Холодным, а Ирука в нем стоял голый и босой, а вокруг, сколько хватало взгляда, был снег, метель, ни огонька, ни вида человеческого жилья. Ирука пошел наобум. Ветер продирал до костей, от холода, казалось, сворачивались ногти. Снежная равнина была все также безнадежна. «Сдохну здесь, — мелькнула мысль, — надо бежать. Хотя бы внутреннее тепло». Он побежал. Сколько, он не знал. Местное светило, затянутое тучами и поземкой, так и стояло в зените, но — наконец-то! — кажется, что-то увидел. Что-то было похоже на хижину, а внутри мелькали язычки такого вожделенного сейчас огня. Ирука кинулся туда. Выбивался из сил. Задыхался. Добежал, толкнул дверь. — Йоу, Ирука-сенсей. — Вы? — Ирука ввалился в жилище, упал на колени перед очагом, протягивая руки. — Где мы? Что случилось? Какаши подошел сзади, опустил руку на плечо: — Мы, знаете ли, у меня в гостях. А случилось, — он помедлил, — да ничего не случилось. Ирука резко обернулся — Какаши щурился улыбаясь. — Рассейся! — выкрикнул Ирука, складывая печать. — Не-ет, — Какаши сощурился еще больше. — В этом мире у вас чакры нет вообще. — Где я? — снова повторил Ирука. — Какая вам разница, Ирука-сенсей? У меня в гостях. До сих пор Какаши не сделал ни одного угрожающего жеста, ни одного угрожающего движения, но у Ируки почему-то противно и муторно заныло под ложечкой. — Здесь есть место и здесь есть время, Ирука-сенсей. Здесь я могу научить вас послушанию. — Черта с два! — рявкнул и рванул мимо Какаши в дверь, тот его не удерживал. Ирука мчался по ледяной равнине, сколько хватало сил, потом шел, потом брел: холод пронизывал, снова продирал до костей. Трудно было открыть глаза — на ресницах намерзали сосульки. Трудно было дышать — казалось, на каждом вдохе в рот и нос втыкались ледяные иголки. Потом силы иссякли. Ирука упал в снег и, наверное, это было перед смертью, почувствовал тепло. Провалился в забытье. Пробуждение было в хижине перед камином: вскинул голову, на деревянной лавке, напротив него, сидел Хатаке Какаши. — Ну и как оно, замерзнуть? — поинтересовался он. — Расскажите. Вдруг пригодится. — Пошел ты! — Ирука вскинулся и пошел в сторону двери, и вспомнил — ощущение льда и отчаяние. Нет, наверное, лучше остаться здесь и выяснить, что от него хочет этот странный джонин, попытаться договориться. Ирука вернулся к очагу: — Дайте мне одежду, пожалуйста, — попросил он. — Зачем? — хмыкнул Какаши. — Ты и так очень красив. — Мне холодно, — Ирука все еще пытался наладить контакт и совсем не ожидал того, что произойдет в следующий момент. Какаши легким движением соскочил с деревянных нар и начал его бить. Как и говорил, чакры у Ируки не было. Блокировать приходилось тайдзюцу, но также приходилось признать, что в этом виде боя Какаши гораздо опытнее, чем он, Умино Ирука. Какаши легко пробивал любые блоки, купировал ответные удары, он просто тупо его избивал. «Зачем? — вертелось в голове у Ируки. — Зачем?» Ответ подсказал сам Какаши, вздернув за волосы в очередной раз поверженного, он спросил: — Признай: ты слабее. Гордость и самолюбие вопили: нет! Здравый смысл говорил: да! Так и ответил. — Ты будешь слушаться меня? — спросил Какаши. Здравый смысл опять же советовал сказать «да», но в этом иллюзорном, теперь Ирука уже не сомневался, мире — зачем? Почему? Что происходит? Последний вопрос он и задал вслух. — А-а, — лениво протянул Какаши, — тебе, кажется, еще мало. Ты, кажется, все еще думаешь. И снова принялся избивать. Остановился он только на грани смертельного. Харкающий кровью Ирука явно был никудышным собеседником. Какаши присел рядом, покачал головой: — А-я-я-я-й, как жалко. Я чуть попозже зайду, — и вышел за дверь. Ирука остался лежать, стараясь не шевелиться — дышал со свистом. Кажется легкое пробито. Здравый смысл опять посоветовал сказать «да», выждать, нанести ответный удар. Кому нужна гордость со сломанными конечностями? Надо согласиться, выяснить, что хочет спятивший джонин, а потом… потом сдать его Ибики, Цунаде, черту лысому! Не может же он вечно держать эту иллюзию! Не может! Не может! Не может! Итачи стало плохо после трех минут в реальности и трех суток в иллюзии. Надо поддаться, выждать, устранить! А здесь и так все неправда. — А здесь и так все неправда, — радостно сообщил вернувшийся мучитель. — Ну, что вы там надумали? Сдать меня АНБУ? Или у вас есть какие-то печати, которые вы можете сделать зубами? — Какаши хмыкнул. — Знаете, Ирука-сенсей, вы очень предсказуемы. И знаете, что еще? — доверительно спросил он присев рядом. — Если вы сейчас предскажете то, что я собираюсь с вами сделать дальше, то обещаю, я с вами этого не сделаю. Угадывайте. — Изнасилуете, — промычал Ирука. — Угадали, — радостно согласился Какаши, — но… у меня есть бонус: это мой мир. Я вас обманул. Я вас изнасилую. — Флаг вам в зубы, — зло прорычал Ирука, закашлялся опять, — может, и получите удовольствие. — Я получу, — протянул Какаши и сильно ударил ногой Ируку в лицо — тот аж захлебнулся от неожиданности. Он ожидал совсем другого, а Какаши ударил еще раз по лицу, еще и еще. Потом в шею, в живот и продолжал методично избивать, потом вскинул истерзанное тело, осмотрел и хмыкнул: — За дверь, — туда и выкинул, на мороз. Сначала Ирука почти ничего не ощущал. Потом… даже до размолотых нервных окончаний начал доходить холод. С каждой минутой находиться снаружи становилось все мучительнее и мучительнее. Он бы позвал, почти наверняка: разбитое, сломанное тело не давало ни малейшей возможности согреться, напротив — обострило восприятие холода. Он бы позвал… только челюсть была сломана, перетертая пяткой. Позвать не мог. Баюкал себя тем, что это всего лишь иллюзорный мир, просто иллюзия — то, что он не сможет выдержать, то вытолкнет его обратно или убьет. Как хорошо, что челюсть сломана — еще чуть-чуть и он бы не удержался. Какаши появился именно в этот момент. Нет, не поднял ласково на руки и не понес в дом — грубо вздернул на ноги и поволок за собой. До избушки, кажется, было не так уж много, но сломанные ноги добавляли ощущений. Он втащил его в домик и швырнул на пол перед камином: — Отогревайся, кусок дерьма. Ирука отогревался, а вместе с теплом приходила немыслимая боль во все сломанные кости — руки, ноги, челюсть, ребра — они как будто оттаяли и кричали каждая о собственной боли. Ирука застонал. — Ну что? Готов просить тебя трахнуть? — Да, — как крепко пьяный, нечетко промычал Ирука. — Вот и хорошо, — Какаши хищно оскалился — когда он снял маску, хрен его знает, Ируке было уже все равно — и овладел им, жестоко, сильно. Ирука в тайне надеялся, что, когда Какаши кончит, все это разрушится, но нет, все оставалось, как было: избушка, он в ней, искалеченный и избитый, холод за дверью и… Какаши. Сломать можно каждого, главное знать подход. Ирука сломался. Если бы он мог умереть, то давно бы умер. Вся проблема была именно в этом — невозможность лишить себя жизни или хотя бы дождаться смерти. Мир иллюзий — все неправда, но… Ожидаемые три дня закончились очередным иллюзорным днем, наполненным болью и страхом. Дни складывались в недели — иллюзия не рассеялась, только менялась иногда: сначала появилась пустая Коноха, потом начали появляться знакомые, друзья — все жители. Пытка действительно может длиться вечность, если все это происходит в мире, где даже кунай в брюхе или отгрызенный язык не могут помочь. Спрашивать нельзя — он это усек. Отвечать надо моментально — он и это усек. Отвечать надо коротко, не задумываясь. Думать тоже нельзя — он и это усек. Все понял. Нет реальности, нет иллюзий — есть только Какаши. Его желания — это желание Ируки не получать в ответ боль, насилие. Его действия — это действия Ируки и опять желание не получить еще больше боли. Ирука закрылся. Полностью. Перестал думать. Превратился в куклу. Утром Ирука проснулся, по выученной, вбитой в сознание, схеме пожелал доброго утра, умылся, приготовил завтрак, сообщил, что сегодня у него занятия в Академии, потом смена в штабе и что в восемь пятнадцать он будет дома: — Хорошего дня, Какаши, — безэмоционально, ровно, на автомате попрощался, дождался разрешения идти и выскользнул за дверь. В иллюзии самое хорошее было вот это — то, что «внешний мир» так похож на реальность: запахи, люди, цвета, реакции знакомых… все было как взаправду. Ирука отдыхал, наслаждался, улыбался, порой даже смеялся, когда кто-то из сослуживцев или детей разговаривал с ним. Это было похоже на жизнь. Этим Ирука действительно жил. Единственное, что выбивало его из «внешнего мира», было то, что когда где-то в обозримом пространстве появлялся Какаши, то Ирука зажимался, прекращал реагировать на окружающих. Хотя… эта мразь и об этом позаботилась, научила страх держать внутри, а наружу — отвечать, делать что-то, правда с маской-гримасой на лице, но не дрожа и не дергаясь. Какаши знал обо всем, что происходит в Мире Иллюзий. Он даже попытался предать Коноху. За попытку умереть Ирука лишился рук и ног на… кажется, недели две. За поход к Цунаде и стукачество на насилие над собой Какаши переломал ему каждую косточку, в его «никчемном тельце». За доклад Цунаде о попытке Какаши предать Коноху его, Ируку, даже похвалили. За вранье о попытке предать Коноху… нет, об этом Ирука, кажется, совсем ничего не помнил, только свой вой и поистине нечеловеческую боль. Если бы только Ирука знал, что Какаши именно сегодня, именно в данный момент, отпустил его, что лежит сейчас на кровати с почти полностью истощенной чакрой — такой слабый, такой беззащитный. Не знал, не понял, не… слишком хорошо выучил урок. Уже давно Ирука перестал выискивать признаки иллюзий, да и зачем? Лишний раз себя дергать? Надо просто «жить», если не можешь ничего изменить. Если бы в Конохе был Наруто, то он бы обязательно понял, что с сенсеем что-то не так: не так улыбается, не так идет, не так ест, не так говорит. Наруто в деревне не было. Еще бы Третий Хокаге понял — ему ли не знать? Но Хирудзен умер, а Цунаде… для Цунаде Ирука был еще одним чунином, еще одна боевая единица деревни, да и не знала она Умино раньше, поэтому для нее он был нормальным, даже более нормальным, чем все остальные. С остальными сенсей Академии и так был таким как всегда — правда, не подпуская близко, не интересуясь особо, отсекая лишнее внимание — все так, как учил Какаши. Вернувшись домой, Ирука привычно приготовил ужин, залез на диван, поджав ноги, и стал ждать, когда придет Какаши. Порой он не приходил, говорил, что на миссии. Это тоже был «выходной». Ирука любил, когда его оставляли в покое, пусть это всего лишь вымышленный мир, но просто сидеть и надеяться на то, что тот не придет было хорошо. Разочарование от прихода Какаши домой Ирука не скрывал, его попросту не было — он «переключался». Так теперь было всегда. Так было каждый день: ужин, диван, ожидание напополам с надеждой. Какаши пришел через неделю. Открыв дверь, сообщил: — Я дома. Ирука тут же вскочил с дивана, метнулся к Какаши, забрав жилет, повесил на вешалку у входа, присел, помогая снять сандалии. — Приготовить чай? — спросил по «схеме», давно уже вбитой в каждую клеточку. — Да. Я пока в душ, — Какаши зашел в ванную, плескался ровно пятнадцать минут — как всегда. Уже на кухне он пил чай, косился на Ируку, тот замер на табуретке, не шевелясь, мало что не дыша. — Иди ко мне, — почти ласково позвал его Какаши. Ирука пересел на коленку, никак не реагируя на поглаживания спины — не бьют и уже хорошо. — Сними штаны и ложись сюда, — Какаши похлопал по столешнице рукой. Ирука привычно стащил одежду, лег брюхом на стол, развел ноги в стороны, послушно принимая пальцы, потом член. Какаши шумно дышал над ухом, толкался не слишком сильно, даже руку опустил к промежности Ируки — никакой реакции, только тихие, глухие выдохи на каждый толчок. И ночью было также. Ирука менял позы, делал все, что ему говорили, даже постанывал и говорил: «Да, Какаши, да. Еще. Еще. Сильнее, пожалуйста. Трахни меня. Так хочу…» Член все равно висел, глаза были пустыми, хотя нет — затравленными, а ласка вызывала еще и панику. В какой-то из вечеров Какаши уложил Ируку на кровати и попытался сделать отсос. В итоге ничего не получил: тот лежал, как положили, дышал ровно, таращился в потолок. Среагировал только на: «Да что с тобой такое?!« — забился в угол, поджал колени, заклацал зубами, мало что не запищал. Какаши оставил его — ушел на улицу. В следующий приход притащил с собой таблетки и попросил съесть одну. Эрекция наступила через десять минут. Какаши тыкался в послушное тело, ласкал торчащий ствол. Через полчаса член «опал», эрекция пропала, а Ирука так и не возбудился. Какаши был зол, чертовски зол: наорал на Ируку, тот привычно сжался в углу кровати, прикрывая лицо и жизненно важные органы. Какаши скрипнул зубами — что-то шло не так, что-то шло о-очень не так. Объяснять Ируке, что мир вокруг реален, пришлось долго: он все время ждал подвоха, зыркал опасливо по сторонам, не верил. — Тебя же учили различать гендзюцу, в конце концов! — Какаши повысил голос, тот моментально вжал голову в плечи, шарахнулся в сторону. — Извини, — он увлек Ируку дальше по улице, чтобы не привлекать излишнее внимание. — Идем домой, — тот послушно шел рядом, молчал. — Основы, Ирука, это основы — видеть несоответствия, ловить рассинхронизацию. Ты же умный, ты же… — тот все также молчал, но по сторонам бросал заинтересованные взгляды, кажется, даже начал отходить, захлопал ресницами, чуть не задохнулся, осознавая, что… и сдулся. В квартиру он входил с совершенно отрешенным лицом. Какаши отмахнулся от Ируки, не дал забрать жилет, сам снял сандалии. Тот растерялся, забился привычно в угол дивана, кажется, ждал наказание. — Ты понял, что это не иллюзия? Ирука кивнул. Он хотел спросить, как долго он уже не в вымышленном мире Какаши, но не решился. Вопросы задавать нельзя! Нельзя, иначе будет больно. Думать тоже было нельзя, но ему разрешили-приказали — ослушаться не смел. Какаши увидел мелькнувшую искорку в глазах, мгновенно среагировал: — Ты хочешь задать вопрос? Что-то тебя интересует? — Ирука виновато опустил взгляд на кончики пальцев на ногах. — Спроси, — почти отчаянно попросил Какаши. Ирука в принципе не различал интонаций голоса, ему было все равно: шепот, ласковый голос или ехидство. Разве что крик сулил больше всего боли, а так ему были все нотки в голосе Какаши в равной степени угрожающими, приказными. Приказ был получен — спросить! — Как долго нет иллюзии? — Почти четвертый месяц. — А? — вырвалось, не смог удержаться. Это была почти паника. Ирука не получал приказ спрашивать еще что-то, понял, что сейчас его опять изобьют, но Какаши не разозлился, спокойно и ровно ответил: — Иллюзия была почти три. Два с половиной часа реального времени, — продолжал он, — если бы в тебе оставалась хоть капля логики, здравого смысла, чакры, ты бы смог сделать все, что захочешь: я не мог ходить неделю, еле получилось призвать собак, чтобы убраться к себе. — Да, — послушно согласился Ирука. Какаши опустился на пол около дивана с сидевшим на нем Ирукой. Тот по обыкновению обхватил колени и с опаской глядел на него. — Ничего не помогает, — тоскливо сообщил Какаши, повернул голову, ловя взгляд Ируки, тот привычно отводил глаза. — Ирука! — позвал он, тот вздрогнул, нехотя повернулся. — Ты слышишь, что я говорю? — продолжал Какаши. — Ничего, мать его, не помогает! Ирука неопределенно дернул плечом, Какаши стукнулся затылком о диван, перевел взгляд на потолок: — Ты пойми, — говорил он, — я ведь не этого хотел. Не такого. Не так, — на каждую фразу голова впечатывалась в диванную подушку. — Как же получилось так? — он снова перевел растерянный взгляд на Ируку. — Я же первый раз, — почти жалобно сказал он. Ирука осторожно кивнул. — Ну, почему? Ты ответить можешь? — Я не знаю, — бесцветно ответил тот. — Да я же, правда, не хотел тебя такого! — Какаши врезал кулаком по дивану. Ирука затравлено поджал ноги сильнее. — Не хотел тебя такого… не хотел настолько, — Какаши заскрипел зубами, вернулся в изначальную позицию и трижды крепко стукнулся головой. — Нет, с этим надо что-то делать. Слышишь? — повернул голову к Ируке. — Слышу, — послушно отозвался тот, — надо что-то делать. — Точно, — Какаши тер брови. — Надо что-то делать, и я придумаю что. Какаши поднялся и вышел, а Ирука остался один, обдумывая информацию. Значит, сейчас, здесь — реальный мир. Значит, сейчас, здесь он может подняться, выйти из квартиры и пойти к Цунаде, к Ибики, к властям и рассказать, что происходит. И ему помогут! Или нет? А может, это очередная ложь? А потом явится смеющийся Какаши и снова начнет измываться: «Ками, да неужели поверил? Дурачок, ты думаешь, я могу оставить тебя без контроля?» — а затем снова будет избивать. Не-ет, мало ли что тот говорит. Ирука уже попадался в эту ловушку. Он никуда не пойдет. Не будет никому ничего говорить. Все, что только что говорил Какаши — очередная ложь в иллюзиях. Нужно просто тихо сидеть и не привлекать к себе внимание. Но Ирука все равно подсел к окну — смотрел на улицу, вылавливал нестыковки, заминки, несоответствия, с удивлением понимая, что их нет и Какаши, кажется, в этот раз не врал. Какаши пришел через час, максимум полтора. Ирука успел спрыгнуть с окна и кинуться в прихожую: — Привет, — протянул руки, готовясь принять жилет, Какаши их отвел и всем телом прижал к стене. Прикрыв глаза, Ирука начал развязывать пояс штанов. — Нет! — резко остановил Какаши его, захватывая руки. — Не то. Идем. Вошли в комнату: — Садись, — Ирука послушно уселся. Какаши продемонстрировал ему кандалы: — Видишь это? — Да, — послушно кивнул Ирука. Какаши сглотнул и подошел вплотную: — Это из пыточного арсенала, игрушка Ибики. Они не только фиксируют, они пожирают чакру. Если ты сейчас их на меня наденешь, будешь сильнее, намного сильнее чем я, — Какаши защелкнул наручник на одной руке. — Ты хочешь этого? — спросил он у Ируки, тот отполз и замотал головой. — Хочешь! — решительно заявил вместо него Какаши. — Давай! — завернул вторую руку за спину, — ну давай! Так просто! Давай, сука, я сказал! Защелкни второй ебаный браслет на моей руке! От неожиданности Ирука подскочил и выполнил требуемое, а после сразу же вернулся в свой угол. — Ирука, — полуобернувшись, позвал Какаши. — Что? — с готовностью откликнулся тот. — Ты ничего не хочешь сделать? Смотри, я связан и я без чакры. — Ложь. Ложь! Иллюзия! — Ирука, — Какаши повысил голос и дернулся в наручниках, — ты чего добиваешься? Чтобы я отмудохал тебя ногами? Ирука по-прежнему сидел в своем углу. — Ладно, — пробормотал Какаши, — не получилось, — и повернув голову, приказал, — сними с меня это. Ирука было подскочил и… затормозил. Наручники из чакропоглощающего металла… Ирука форменным образом взорвался — накинулся на Какаши: пинком ноги отправил в полет к стенке, добавил еще удар прямо в ненавидимую морду, еще, еще, еще — по лицу, по грудине, в живот. Какаши рефлекторно свернулся, подтащив ноги к брюху — Ирука несколько раз ударил по спине, по почкам. Глаза заволоклись яростью, ярость воплощалась в ударах. Четыре месяца назад Какаши по периметру всей квартиры развесил печати барьера. Никто не услышит, никто не придет. Пинок, еще пинок, еще, еще, еще: — На, сука! На! Получи! Кушай! — Ирука расхохотался. Смеялся над тихо стонущим Какаши, до слез смеялся. А потом присел на корточки, сдернул маску, ухватил за волосы и прошипел в месиво лица: — Хорошо так? Тебе приятно? Нра-а-авится? Нет? И мне, сука, не нравилось, — выпустил волосы из кулака, припечатал ногой предплечье. «Хрусь» и стон сладким разлились по телу — он сломал Какаши плечо. Замахнулся еще раз, припечатал пяткой — второе плечо тоже как минимум вывихнул. Порыв свернуть шею сразу же, Ирука придушил: нет-нет, так легко не отделается, только не так быстро. Ирука с бешено блестящими глазами метался по квартире — искал. Где-то были нитки и иголка. Точно были! Только от переполняемой радости, настоящей, неподдельной, незамутненной радости никак не мог сообразить, где-то место, где он до Какаши их складывал. Вывернул все ящики с хозяйскими мелочами — нашел. Нашел и иголку для обуви и дратву вместо нитки. Подлез на четвереньках к Какаши: — Ты же не любишь, когда много говорят? — тихо-тихо на ухо прошептал Ирука. — Я тебя избавлю от необходимости болтать. Ты оценишь. Сшивать разбитые губы вместе было сложновато. Пришлось для начала вытащить обломки зубов, чтобы не мешались, потом хватать по несколько раз просто потому, что кровь делала куски кожи скользкими, но Ирука был упорен, даже напевал еле слышно. Наслаждаясь. Наслаждаясь свободой! Какаши стонал, дергался, только вот Ирука был и в самом деле сильнее: уселся сверху на искореженное тело и не давал даже шанса отползти, укрыться. — А помнишь, как ты мне ногти вырывал — медленно-медленно так, поучая, что быть надо послушным? — Ирука затянул последний стежок, сделал узелок и отрезал кунаем. Оружие бросил в стену — воткнулось очень хорошо, туда же отправил иголку. — А еще как-то раз, — продолжал мечтательно Ирука, — пальцы ломал, по одному. Ирука все так же сидел сверху и проговаривал вслух все то, что за месяцы иллюзии «пережил»: переломы, обморожения, ожоги, потрахушки в жопу были самым малым, за что стоило Какаши оторвать башку, но смаковал все, примеряя к Какаши, а тот все также глухо мычал в теперь уже зашитый рот. Под воспоминания медленно разматывал остатки дратвы, прихватил горло ею и продолжил перетряхивать воспоминания, затягивая сильнее с каждым новым «событием». На первом дне Ледяной иллюзии не удержался: затянул удавку слишком сильно — задушил. Отползая уже от мертвого Хатаке, Ируку колотила крупная дрожь, зубы заклацали, и страх, царапая горло, полез вверх по трахее, прямиком из легких — захотелось разодрать грудину, выпустить наружу все: криком, воплем, писком — чем угодно, лишь бы так не душило. Все-таки это была реальность. Осознание навалилось, похоронило заживо. Какаши теперь труп. Он, Ирука, лишил Коноху последнего шарингана. Он, Ирука, забил до смерти легенду. Кому теперь будет интересно, что там с ним в фантазиях вытворял легендарный Копирующий? Да никому! Себя надо убить тоже — Ирука потянулся к кунаю в стенке и замер на полужесте: труп Какаши с тихим «пф» рассеялся, оставив после себя легкую дымку да наручники. — Кло-о-о-он! — Ирука застонал, в истерике захохотал — смеялся и плакал одновременно. Облегчение было, да — все-таки, сука, живой. Коноха, блядь, важнее. Была и паника, только другая, направленная в противоположную сторону: живой, а значит, снова будет больно, снова он затащит его в тот иллюзорный мир и будет бить-бить-бить, рвать живьем, резать на куски, убивать, воскрешать, снова убивать и снова — и так по кругу, пока Ирука окончательно не сдвинется умом. — Все-таки убил, — Какаши прошел, медленно ступая по комнате, наклонился, подхватил наручники и повернулся к Ируке. Ирука уже не отползал, не прятался — смеялся в лицо, глаза были совсем шальные. — Стало легче? — Какаши присел на корточки рядом, заглядывал пытливо в глаза. — Неа, — с вызовом вскинулся тот. — Давай! Валяй свою технику на три месяца! Давай! — хихикал истерично, икал, размазывая слезы по лицу. — Успокойся, — жестко прикрикнул Какаши, махнул кандалами перед глазами, — хочешь еще? — Хочу! — ни секунды не задумываясь, выпалил Ирука, дернул наручники на себя, вырвал из рук Какаши. — Очень хочу — не наигрался, знаешь ли. Ируку прорвало окончательно — теперь его уже было не заткнуть: он говорил и говорил, мысли были полуоформленными, вырывались из горла, сдерживать их было уже невозможно. Остановила неконтролируемый поток слов крепкая оплеуха. Ирука встряхнулся, мотнул головой и уставился немигающим взглядом на Какаши. — Ты совсем уже съехал? Да? Нет-нет-нет! Ирука точно был еще не сумасшедшим, в этом он был уверен на все сто. Просто Какаши был его временной персональной болезнью. Вот он-то по-хорошему и должен был пойти и сдаться хокаге, признать все свои грехи и огрести по полной в более соответствующем этому месте, чем квартира учителя. Вот что-что, а нежничать Ирука точно не собирался. Может быть, убивать не стоило: смерть, хоть и мнимая, не принесла такого облегчения, какое хотел бы, но вот покалечить — да, он действительно хотел, жаждал покалечить, причинить максимально возможные повреждения, максимально возможную боль — чтобы на собственной шкурке прочувствовал. Все-все прочувствовал. Если бы Ирука мог запихать Какаши в какой-то иллюзорный мир, он бы запихал и уже бы там рвал на куски или по кусочку отрезал — убивал, воскрешал, снова убивал и так по кругу… Из мысленного монолога Ируку выдернул тихий, спокойный голос Какаши: — Хочешь еще раз? Ирука закивал: — Да! Хочу! Очень! — Только не убивай, — попросил Какаши, поворачиваясь спиной и подставляя руки, — я не клон, — голос звучал очень напряженно. — Да ну? — с диким весельем отозвался Ирука, защелкивая наручники. — Может, сразу и проверим? — выдернул кунай из стены и прижал к горлу Какаши. — Второго клона такого качества ты создать уже не способен, так что с тобой сейчас все будет очень просто — «пф!» и все. — Ирука, пожалуйста, я действительно не клон. — Зашить тебе опять рот? — Ирука ласково потрепал по волосам Какаши. — Не надо, — прошептал тот. — Тогда веди себя очень-очень тихо, — и, развернув к себе тело Какаши, вмазал кулаком в брюхо. Какаши зашипел, сгибаясь пополам — Ирука встретил его ударом в челюсть снизу коленкой. Клацнули зубы. А Ирука бил еще и еще, постепенно входя в раж. Остановился только один раз: хорошенько припечатав мордой в пол, развернул и цепко осмотрев залитую кровью физиономию — цел ли шаринган, убедившись, что все в порядке, продолжил экзекуцию. Бил долго, пока не выдохся сам, отдуваясь присел на диван, облизывая костяшки кулаков и глядя на копошащееся на полу, залитое кровью нечто, что еще недавно было его мучителем. — Хорошо-то как, — благостно протянул Ирука, пнул ногой Какаши, — Ей! А ты? Тебе хорошо? Какаши благоразумно молчал. — Вот ведь, бардак тут устроил. Кровищей своей все заляпал, а мне теперь убирать, — проворчал Ирука, поднимаясь на ноги. — Пора и честь знать, Хатаке-сан, — он поднял за шкирку Какаши и потащил к двери, приговаривая: — ноги я тебе не ломал, так что до дома дотопаешь. Наручники Ирука снял уже перед самой дверью и вытолкнул Какаши на лестничную площадку. — Приятно было поболтать. Заходите еще, — бросил напоследок он и захлопнул дверь. Куда пошел Хатаке — домой, в больницу, к камню скорби — Ируку совсем не интересовало. Он убрал комнату, бросил в стирку забрызганную кровью одежду и с легкой душей улегся спать. Впервые за долгое время Ируке снились сны. Сначала они были светлые и легкие, но постепенно антураж менялся, менялся и в конце концов появился Мир Иллюзий. Снова накатили страх и боль, и снова в этом мире Хатаке избивал его, унижал, угрожал и насиловал. Ирука проснулся в холодном поту с застрявшим в горле криком. Долго лежал, вглядываясь в темноту и пытаясь упорядочить воспоминания. Что сон, а что явь? Следовало детально разобраться. Были ли события сегодняшнего вечера реальными? Пожалуй, да, иначе в кровати рядом с ним лежал бы Хатаке Какаши. Впрочем, было еще кое-что, что точно подскажет ему… Ирука включил настольную лампу — на столе лежали наручники, те самые. И костяшки пальцев были сбитые… Значит, все это было на самом деле. Сон был всего лишь кошмаром, порожденным воспоминанием о насилии. Кстати, о насилии — было еще кое-что, что Ирука забыл сделать, слишком уж увлекся избиением. Это тоже надо было вернуть. Он вскочил с кровати, быстро оделся и, прихватив наручники, выбежал из дома. Где живет Какаши, Ирука знал: несколько раз они бывали у него, а вот сегодня он расположился на соседней крыше и наблюдал за окном. Какаши валялся на кровати, а клон аккуратно втирал в красно-синюю, почти багровую, спину мазь, скорее всего, от ушибов. Клон, похоже, заметил наблюдение, наклонился к уху Какаши и что-то сказал, тот с усилием поднялся, подошел к окну. Ирука злорадно заметил, что физиономия по цвету мало отличается от спины, а здоровый глаз уже здорово заплыл. Прятаться дальше не имело смысла, и Ирука перемахнул на дерево, а потом на подоконник. Какаши сделал шаг назад, прижимая руку к правому боку: — Что? — хрипло спросил он. — Я кое-что забыл, — радостно сообщил Ирука. — Убери его, — махнул на клона. — Уходи, — Какаши доковылял до кровати. — Завтра давай, а лучше послезавтра. Ирука метнул в клона сюрикен, тот увернулся, но не нападал, ожидая команды. — Уходи, пожалуйста, — Какаши медленно и осторожно опустился на кровать. — Ты же получил сегодня все, что хотел. — Не все, — Ирука присел рядом, игнорируя клона, ухватил руку Какаши (она была очень горячей) и защелкнул браслет на запястье. Какаши крутанулся, выставляя защиту, взвыл — Ирука смотрел насмешливо и презрительно: — Вот так вот? Сломался всего за один раз? — Что ты хочешь? — Всего лишь немного развлечься, — подмигнул Ирука. Пять-шесть секунд Какаши буравил его взглядом: — Развлечься? — наконец-то медленно повторил он. — Ты имеешь в виду… — Да-да, — радостно закивал Ирука. — Я имею в виду, что хочу тебя выебать. Давай вторую руку. Какаши прикусил губу и опустил глаза: — Ладно, — выдавил он, — только, пожалуйста, не бей больше. Хотя бы сегодня. — Руку давай, — Ирука защелкнул второй наручник. — Там посмотрим, как пойдет, — «обнадежил» он Какаши. — Впрочем, если ты будешь послушным, то может быть… Скованный Какаши лежал на кровати лицом вниз, тяжело дышал и молчал. А вот Ирука понял, что есть проблема — он не хочет Какаши, никогда не хотел и сейчас не хочет. Хотя в реализации мести это нисколько не мешало. Он встал с кровати и встретился взглядом с клоном: — Встань в угол и смотри! — рявкнул Ирука, а клон неуверенно покосился на оригинал и, не получив никаких команд, отошел. Ирука деловито протопал на кухню, побрякал там чем-то, потом шарился по ящикам, даже в холодильник заглянул и вернулся в комнату уже с трофеем — в руке он сжимал баклажан: — Ты же это любишь? — обратился он к клону. Похоже, в глазу последнего мелькнула мысль: «Хорошо, что не рыба». Овощ был не таких уж гигантских размеров, но толстый и чуть загнутый. Довольно похрюкивая, Ирука устроился между ног у Какаши, сразу же попытался втолкнуть баклажан в анус — сходу не получилось, а Какаши вроде вскинулся, посмотрел из-за плеча. Он ничего не сказал, но взгляд был столь растерянным, что Ирука прекратил попытки пропихнуть овощ, рявкнул: — Что? — Какаши помотал головой и уткнулся мордой в кровать. — Да пошел ты, — радостно сообщил ему Ирука и разом всадил два пальца. Он растягивал, елозил там, а Какаши походу… трахался в жопу и не раз — сопротивление слабело, «Вот же сука, — подумал Ирука, — сам дает, а меня…» — и в итоге воткнул баклажан. Какаши дергался, просил притормозить, а когда Ирука все же всунул это до конца, просто замер и затрепыхался уже на движениях внутри. Ирука так и не получил даже намека на удовольствие, нет, сначала что-то там завозилось внутри, около желудка, там, где сидела ненависть, но как-то очень быстро все свернулось. «Трахал» Ирука Какаши ровно двадцать минут, потом хлопнул по жопе и встал: — На сегодня хватит, — сообщил он не то Какаши, не то клону и, сняв наручники, ускакал домой. Баклажан вытащить не забыл — нет, он намеренно его оставил. По дороге домой Ирука вертел в башке возможные варианты развития событий. В том, что Какаши к нему придет, он даже не сомневался, если не домой, то встретит где-нибудь, в любом случае посмотреть ему себе в глаза он не заставит, а значит, в гендзюцу не затянет. Стало быть, нужно поставить хорошие защитные печати и избегать безлюдных мест. Терпение Какаши, конечно, не занимать, но и он, Ирука, не пальцем деланный, обязательно что-нибудь придумает. А пока… пока было очень хорошо. Свершившаяся месть грела душу. Хатаке пришел через день, постучал в дверь и назвался. Ирука ответил, что не горит желанием его видеть и ломать дверь тоже не советует. Какаши ответил из-за двери, что пришел просто поговорить, на что в ответ Ирука громко фыркнул. Какаши продолжал уверять, что действительно хочет всего лишь поговорить, а Ирука предложил говорить из-за двери. Тот возразил, что не хочет посвящать всех соседей в подробности их интимной жизни. Ирука же сообщил, что его, Какаши, интимная жизнь в этой квартире закончилась. Какаши некоторое время молчал, а потом спросил, где они бы могли поговорить. — В штабе, — выкрикнул через дверь Ирука, — и катитесь нахер отсюда. Завтра в восемь пятьдесят семь. Учтите, смена начинается в девять ноль-ноль и если что-то будет не так… — Я же сказал, что хочу всего лишь поговорить, — вздохнул за дверью Какаши. — До завтра, Ирука-сенсей. В штаб Ирука пришел ровно в восемь пятьдесят семь. Какаши был уже там — сидел на подоконнике. — Я вас слушаю, — он остался стоять посреди комнаты, за стол не садился, смотрел на носки сандалий Какаши. Какаши молчал. — Ну? — нетерпеливо повторил Ирука. — Я жду. Что вы хотели сказать? Какаши встал, подошел, переступил с ноги на ногу: — Хочу предложить обмен, — наконец выдавил он. — Какой? — деловито поинтересовался Ирука. — Мои фантазии против ваших. — Какие такие мои фантазии? — возмутился Ирука. — Ну, я не совсем верно выразился, — Какаши спрятал руки в карманы. — Ну… то есть… я бы хотел, чтобы все было как раньше: чтобы вы меня встречали и все такое прочее. — Чудный план! — Ирука даже картинно хлопнул в ладоши и шепотом добавил: — хуй вам! — Да дослушайте вы! — почти с мольбой попросил Какаши. Обоим пришлось посторониться, пропуская главного бухгалтера, тот как всегда пришел без одной минуты девять. Какаши сделал шаг к Ируке и понизил голос: — Я же не говорю, что все будет как раньше, — зашептал он. — Вы будете делать это для меня, а взамен, потом, я согласен на наручники и… все, что вы захотите. Ну? Ответить Ирука не успел. В кабинет вихрем ворвалась хокаге, на ходу раздавая приветствия и распоряжения, а увидев Какаши, нехорошо обрадовалась: — О, надо же, кто тут у нас. Добровольно. Ни свет ни заря. Никак в лесу все волки и медведи передохли или за это Ируку надо благодарить? — Ируку, — буркнул тот и по привычке сощурился, пошебуршил волосы. — Для меня миссия, Цунаде-сама? — Какая потрясающая догадливость, — хмыкнула Пятая. — Ирука-кун, — повернулась она к нему, — выдайте ему миссию, ту, что вчера приняли. Ну, эту, что мы вечером обсуждали. — Да, хокаге-сама, — с готовностью отозвался Ирука и прошел к своему столу. Какаши забрал свиток и удалился. В деревне его не было недели три, за это время Ирука пытался трижды сходить на свидание и с разочарованием понял, что, во-первых, все считают их с Какаши любовниками, а во-вторых, что на эти свидания ему и самому идти не хотелось. Потенциальный секс не вызывал должных эмоций. Да попросту говоря, у него не вставало. На Хатаке не вставало, на баб не вставало. Похоже, от пережитого стресса Ирука стал банальным импотентом. Вот как раз за это Ирука больше всего и разозлился на Какаши по второму разу, настолько разозлился, что синяя морда и фиолетовая спина от побоев ему казались слишком мягким наказанием. Душа требовала мести — изощренной, утонченной, жестокой. В свете этого совсем по-другому воспринималось предложение Какаши. С одной стороны Какаши трахал Ируку довольно долго, что в иллюзиях, что в реальности. Ну, был некий дискомфорт, но прямо «ужас-ужас» — такого не было. С другой стороны, возможность отметелить Какаши после так называемого секса прямо-таки вдохновляла. Ну, привык Ирука подставлять жопу, ну, не убудет с него за разок-другой, а вот перспектива получить изломанного, стонущего от боли, с перекошенной мордой, в кровищи Какаши вызывала чувства очень похожие на возбуждение. Последние три-четыре дня Ирука этой идеей буквально жил и, когда Какаши постучался в дверь, Ирука с задорными нотками в голосе проорал: — Открыто, — тут же подскочил, помогая снять жилет и разуться, заботливо отправил в душ и пошел на кухню греть чайник и ужин. От ужина Какаши предусмотрительно отказался, а вот завалить Ируку прямо на кухонном столе не забыл: трахал с чувством, начал было медленно, с оттягом, но быстро сорвался и вколачивался уже так, что стол ходил ходуном. Ирука даже удивился, шипел на толчках, анус от трения горел — столь страстным Какаши он еще не видел, не чувствовал. Какаши что-то там шептал, порыкивал, Ирука не вслушивался — совсем не хотел знать, что там тот говорит. Единственное, что его сейчас интересовало, было: обманет или нет? Какаши, зарычав, кончил, Ирука некоторое время подождал, а потом, выворачиваясь, отчеканил: — Теперь моя очередь. Кажется, Какаши хотел что-то сказать, но, посмотрев на Ируку, передумал и, повернувшись спиной, подставил руки. Не обманул! Защелкивая кандалы, Ирука ощутил буйное нечеловеческое ликование: его мечты, все его предвкушения последних дней воплощались сейчас! Накал эмоций был настолько силен, что Ирука с удивлением ощутил, как напрягается орган, который он считал уже абсолютно недееспособным. Жажду мести это не притупило, а злого веселья придало: — Все-таки не получилось у тебя, сука, — прошипел он Какаши и поволок того в комнату. Первый удар был символический — ногой по яйцам, не со всей дури, чтобы не размолоть в кашу, но ощутимый: — Это тебе, сука, за импотенцию, — Какаши Ируку явно не слышал, хлопнувшись на коленки, хватал ртом воздух. Картинка Ируке очень понравилась. Крутанувшись, он врезал сбоку ногой в челюсть — Какаши отбросило к стене, Ирука моментально оказался рядом и методично заработал ногами, нанося удары в живот, грудь, вздергивая за шиворот, бил в лицо. В общем, оттягивался. Вот не нравилось только, что тот молчал: зачем тогда барьер в комнате? — Я тебя не слышу, — жестко рявкнул Ирука и пнул ногой не сильно — так, для проформы. Какаши тяжело дышал, уткнувшись лицом в пол, из-под головы медленно наползала лужица крови. — Непорядок, — Ирука покачал головой, придавил коленями Какаши за плечи и поясницу, взял указательный палец скованных рук, рванул, выдергивая из сустава. Какаши дернулся. — Молчишь, — констатировал Ирука. Вывихнул средний палец, покачал головой и выдернул на искалеченных пальцах фаланги. Какаши вроде бы застонал, но слишком тихо. Ирука посмотрел на быстро распухающие пальцы и с размаху врезал по ним ладонью — вот тут Какаши заорал, а Ирука… снова ощутил «движение» в штанах. — Вот так, хорошо, — одобрил он. — Вот так мне нравится. Еще разок? — и еще раз лупанул ладонью по пальцам. Теперь уже Какаши взвыл. — Совсем хорошо-о, — довольно протянул Ирука. — Ну и еще разок, для закрепления пройденного материала. — Не надо, — простонал тот. — Назови мне хотя бы одну причину, почему нет? — веселился Ирука. Причин Какаши так и не озвучил, и Ирука лупанул третий раз, наслаждаясь криком. Собственно, на этом «избиение младенцев» Ирука счел завершенным — он был доволен. Доволен настолько, что милостиво разрешил воспользоваться его ванной и даже подал бинт из аптечки после того, как Какаши вправил пальцы обратно. Провожал до двери тепло, почти по-родственному, просил заходить еще, он, де, всегда рад. На сарказм Какаши, кажется, не обращал никакого внимания, кивнул невпопад и ушел. Какаши пришел снова, и опять не обошлось без сюрпризов: от предвкушения в этот раз встало как раз в момент «секса» и ощущения как-то разом поменялись. Правда, закончилось все достаточно быстро, но, тем не менее, это было чем-то новым. Потом эрекция была снова, от побоев, а Ирука думал, что работать руками и ногами все-таки жестковато: приходится себя все время контролировать. Может быть, стоило использовать подручные средства? И пальцы выдергивать в этот раз не пришлось: по требованию Какаши закричал сам, даже заплакал. О да! Это было божественно! Ирука ни разу не пожалел, что не колошматил морду — эти две слезинки стоили того, чтобы удержаться. К третьему «свиданию» Ирука запасся подручным средством: бамбуковой палкой, которая расщепилась на шестом ударе, но не поломалась. Было очень много крови. Кровь Ируке не понравилась, а вот Какаши, кажется, от смены орудия пыток «заторчал». Утверждать Ирука бы не взялся, но… чтобы не забивать себе голову глупостями, он сыпанул горсть соли на спину, от такого точно наслаждаться не будет. Ирука остался очень доволен результатом. Вот теперь Какаши взвыл, как надо! Перед «четвертым» Ирука сходил в хозяйственный магазин. Вариантов не было. Идти в зоомагазин значило распускать сплетни, да и не факт, что там бы нашлось то, что надо, а хозяйственный самое то. Ирука купил веревку, резиновый шланг, прищепки, насадку для садового разбрызгивателя. Нет-нет, он не собирался это все использовать за один заход, просто купил, чтобы уже было и не маячить каждый раз по новой. Покупки в принципе были безобидны на первый взгляд и не должны вызвать вопросов у продавца. Даже та насадка, так похожая внешне на анальный плаг, да мало ли кому он это покупает? Он же в Академии работает, так что мог преспокойно и завхозу помочь, раз уж забежал туда. Плетку из веревки с хвостами и узелками Ирука сплел сам, в процессе несколько раз получал стояк, пытался подрочить, но не получалось, без Какаши это было не то. В следующий визит Ирука бросил самодельную плеть в кухне на столе, и именно тогда Какаши не ограничился быстрыми потрахушками, а уволок его в кровать, где все было, с-сука, дольше, впрочем, не всегда неприятно. Тем не менее, за плеткой на кухню Ирука сходил и кусок шланга использовал, да и в зубы дал несколько раз. Однако, игра, несмотря на аксессуары, приедалась. И дело было даже не в Какаши, а в нем. Ирука хотел все более острых ощущений, хотел послушания, вызванного не наручниками, а такого, обычного. Еще пару встреч он все-таки на это не решался, хоть и проверял кой-какие соображения. Использовал ту насадку — когда вытаскивал, на ней была кровь. Но, похоже, Какаши… да ну, он никогда не спрашивал и не спросит, и внимания обращать не будет — у него своя цель. Какая ему, Ируке, нахрен разница, зачем это все терпит Какаши? В этот раз начало было обычным — секс был в постели, но вот только после наручники Ирука не надел. Ударом ноги спихнул Какаши с кровати, вторым — ударил в горло. Какаши крутанулся на полу, чуть поднялся. Ирука ударил третий раз в приоткрытый для вопросов рот. Из угла рта к подбородку потекла кровь. Какаши выглядел удивленным. Пожалуй, так. Ирука подошел и сильно ударил ногой вниз живота, потом, почти без перерыва, замахнулся, чтобы ударить по лицу. Здесь его руку и перехватили. — Ты ничего не забыл? — Не забыл, — с лихим задором ответил Ирука. — Если ты хочешь ебать меня, то, блядь, сука, за это плати! А эта херня, — он кивнул на стол с наручниками, — всего лишь атрибут. Ну что, готов платить? — Готов, — ответил Какаши, — но хочу тебе кое-что сказать. Подожди две минуты, ладно? Просто послушай, а потом делай все, что хочешь. — Говори, — Ирука выдернул руку из захвата, отошел и вальяжно раскинулся на диване. — Ты садист. Тебе нужна помощь психиатра. — Да ну? — хмыкнул тот. — Я знаю, что говорю. Я наблюдал за тобой. Ты торчишь, причиняя боль, у тебя эрекция тогда. — А у тебя? Когда ты все это со мной проделывал? — парировал Ирука. — Мне не нравилось, — Какаши уселся на полу, обхватил колено, — мне это совсем не нравилось. Я просто хотел «семейного уюта», понимаешь? Наверное, не так. — И что? Я должен поплакать над твоей горькой судьбой? — Ирука хмыкнул. — Чего ты добился в итоге? Заткнись, — махнул рукой на Какаши, — я тебе скажу чего. Ты получил водоросль в пассиве и нихуя в активе. — То есть? — У меня не стояло под тобой. У меня не стоит на тебя. Да еб твою мать! Я думал, что вообще импотентом остался! — Врешь, — припечатал Какаши. — Я видел, что на меня стоит. — Не-ет, — сладко протянул, соскакивая с дивана и наклоняясь к уху, Ирука, — не на тебя. Стоит на события, но не на тебя, не обольщайся. Какаши кусал губы, то верхнюю, то нижнюю. — Что грызешься? — добивал Ирука. — Я сказал: не стоит. На тебя. В следующую секунду Ирука оказался припечатанным к полу рукой, держащей его за горло, дышать получалось совсем чуть-чуть. Сверху нависла разъяренная морда Какаши: — Ну! Повтори! — сопел тот. — Слезь с меня, у меня на тебя не стоит, — деланно спокойно повторил Ирука. — А у тебя хоть на кого-то стоит? — прошипел в ухо Какаши. — На кого-то стоит, но не на тебя, — уже хрипя от нехватки воздуха, «ударил» в ответ Ирука. В глазах взорвалось искрами, а во рту появился соленый привкус, однако дышать стало легче. Ирука мотнул головой, прояснилось и… тут же в лицо впечатался кулак второй раз. — Ты пиздишь, сука! — кажется, в голосе Какаши был надрыв. Прошла серия ударов, коротких и резких — по ребрам, желудку. Ирука с радостью вытошнил на агрессора. — Гаденыш, — Какаши развернул его лицом к полу и врезал еще несколько раз. — Значит, на кого угодно? Ирука упрямо скрипел зубами, дерзко отвечая: — Да! На кого угодно! Не на тебя! — С-сука! — взревел Какаши, припечатывая его мордой к полу и отшвыривая от себя. Ирука отлетел в противоположный конец комнаты. Ощупывал лицо, повреждения были неплохие. Какаши в другом углу уселся, кусал согнутый большой палец. Это было совсем не то, что Ирука рисовал в фантазиях, но вот прямо сейчас стояк распирал и позвать сюда злющего Какаши казалось очень охуенной идеей. Как, почему так случилось, он не понимал и не хотел задумываться, просто сказал: — Иди сюда. Какаши оказался рядом за долю секунды. Ирука притянул его к себе, целуя в губы, оставляя кровь во рту, потом быстро встал на коленки, подставляя задницу и требуя: — Ну давай! Давай же! Какаши дал. А Ирука, Ирука кончил. Впервые за долгие месяцы под этим напором. Кончил настолько сильно, что аж уши заложило. И плевать ему было, успел там Какаши или как. Кончив, он моментально соскользнул, свернулся клубком переживать ощущения. Какаши с вопросами, он просто оттолкнул, буркнул: — Иди мойся, — и прикрыв глаза, продолжал наслаждаться. Вернувшись из душа, Какаши подхватил на руки «комочек Ируки», отнес в душ, помыл, проверил нос, замотал полотенцем и уложил в кровать и сам остался ночевать, не спрашивая разрешения. Почти засыпая, Ирука пробормотал: — Ты бы сделал иллюзию по второму разу, если бы знал о последствиях? — Да, — уверенно ответил Какаши, — но не так. Я мудак, — он завозился, поворачиваясь на спину и устраивая голову Ируки у себя на плече. — Я совсем не знал тебя. Я даже не думал, что тебе будет легче сломаться, чем прогнуться. А потом было поздно, и я просто не знал, что делать. — А сейчас знаешь? — Ирука замер в ожидании ответа. — Нет, — спокойно сказал Какаши. — Но я бы попробовал по-другому. — Покажешь? — Обобьешься, — проворчал Какаши.