Последний герой

      - Не хочешь взять выходной сегодня? – как бы между делом спрашивает Шакки. Ей, казалось бы, не свойственно излишнее сочувствие, особенно сочувствие к ней… Робин говорит, она слишком постарела для того, что переживать. Доживая свой век на берегу острова Сабаоди, она как никогда торопится жить. Она должна жить, пока у нее хоть это осталось.       - Сегодня такой же день, как и прочие, - в подтверждение своим мыслям слышит Шакки.       В это утро у Робин особенно усталый голос, не такой как всегда. Не сейчас, но в нем еще иногда звучит прежняя живость и энергия, такая искренняя, что, закрыв глаза, Шакки словно возвращается во времени в тот день, когда мугивара Луффи опустошил ее холодильник и взамен наполнил бар своими накама и их счастливым смехом. Когда Робин смеется – в ее смехе звучат голоса ее команды. Робин уже давно не смеется. Она только вежливо улыбается гостям и разливает ром по пузатым кружкам.       Шакки сказала бы, что Робин хорошая работница, потому что она нравится клиентам и никогда не бьет посуду. Шакки могла бы превратить ее в настоящую золотую жилу, будь в ней чуть больше тщеславия и жажды денег. Вместо этого она рассказывает Робин об интересных и достойных внимания новичках, упорно штурмующих остров за островом в надежде покорить Новейшую Эру Пиратов. Они делают ставки на тех, кто доберется до Сабаоди, и крепят их листовки на пробковую доску рядом с неизменным меню Обдираловки. Робин обычно проигрывает в этом маленьком соревновании – ее фавориты рано погибают, потому что предпочитают быть справедливыми, а не жестокими. Робин шутит, что она просто губит их прикосновением своей проклятой руки, совсем не веселясь от своей шутки, но Шакки знает истинную причину. Каждый из них, этих новичков - немного Луффи, а Луффи – ее первый и единственный настоящий капитан. Это интимнее, чем первый мужчина.       Мугивара – идол Новейшей Эры, его боготворят все молодые пираты и будут боготворить, пока кто-то из ныне живущих не отнимет у него звание нового Короля Пиратов, почившего Короля. Шакки думает, что удел каждого Короля – красиво найти свою смерть и покориться ей с гордо поднятой головой, как полагается Королю. Как сделал Роджер. Как сделал Луффи. И как сделает следующий, еще не нашедший свой трон новый Король.       Шакки смотрит на Робин – она натирает совершенно чистую доску в совершенно пустом баре и представляется ей такой же пустой, как это безлюдное утро. Робин, кажется, даже не думает - Шакки почти слышит, как звенит тишина в ее мыслях. В ее лице, во всей ее ссутулившейся за барной стойкой фигуре сквозит одна сплошная обыденность и скука. Нико Робин из команды Соломенной Шляпы надежно спрятана от посторонних глаз на дне ее души, и никто из тех, кто приплывает на Сабаоди в погоне за мечтой о Ван Писе, даже не догадывается, что живая история подает ему пиво и жареные креветки. Последние десять лет она просто Робин - ее фамилия замерзла во льдах Аокидзи, ее прозвище кануло в лету среди пустоши Рафтеля.       - Не смотри на меня с таким лицом, - Робин с явной неохотой отрывается от своего занятия и со светлой печалью в блеклых посеревших глазах окидывает взглядом знакомые стены Обдираловки. – Кажется, сегодня будет мало посетителей. – Она достает из бара бутылку и две кружки. – Давай выпьем за Них, - Шакки понимает, что речь совсем не о посетителях.       Для Робин так несвойственно это – говорить о мугиварах, вообще чем-то подтверждать факт их существования, такое можно оправдать лишь тем, что сегодня – десятая годовщина. У нее нет места, той братской могилы, куда можно прийти и разлить по чашкам саке, как делают бывшие пираты Белоуса. Шакки все чаще кажется, что она делает себя таким местом, хранилищем их приключений и воспоминаний.       Робин медленно разливает ром по кружкам, и руки ее не дрожат. В журчании рома она слышит голоса минувших дней, и поэтому Шакки молчит, не желая прервать ее сладко-мучительную церемонию.       - За Луффи, - торжественно провозглашает Робин, но голос подводит ее, и имя капитана, словно сорвавшись с кончика языка, падает в черную бездну.       - За Монки-чана, - отзывается Шакки, прежде чем осушить кружку.       Робин молча смотрит на пустое деревянное дно, словно пытаясь там разглядеть что-то невероятное важное, а Шакки вдруг обнаруживает, что ей снова хочется курить. У нее хорошая интуиция. Пришел день, и она прикуривает себе спичкой.       - Я ведь узнала истинную историю, Шакки, и если бы ты знала, как я этому не рада. Никакое знание не стоило…       У Робин нет слез, только чуть подрагивает ее угловатый подбородок. Этот разговор, он слишком личный, слишком глубокий… Робин несет в себе свое горе, как медаль, на бархатной подушке и на вытянутых руках, и оно не предполагает свидетелей.       - Все думаю, могла ли я что-то изменить? Луффи бы ни за что не повернул назад… Он никогда никого не слушал. Когда мы заметили берег на горизонте, он так радовался, так волновался, все спрашивал Нами – мы приплыли? Это и есть Рафтель?       Остров выглядел таким… обычным. Впрочем, ты и сама это знаешь, Рейли рассказывал тебе, какой он. Он как мышеловка. Заманивает, притворяясь безобидным, а затем захлопывает пасть. Все эти пираты болтают о Рафтеле с таким благоговением, а он бы сожрал их и даже косточек не выплюнул.       Наверное, ты думала, что это я предупредила Траффи-куна, но это не так. Он написал мне первое письмо, уже возвращаясь от Рафтеля. Пираты Сердца не высаживались на остров – Траффи-кун заподозрил что-то или просто решил, что не хочет забрать Ван Пис. Они простояли в море несколько дней, глядя на его туманные очертания, а затем уплыли. Он так не похож на Луффи, никогда не был на него похож, поэтому он один из Енко, а Луффи – новый Король Пиратов. Спроси меня, что лучше, и я не отвечу. И на его письма не отвечаю. Почему-то Траффи-кун приносит мне лишь плохие вести. В последний раз он писал мне, что Правительство обнаружило фрукт Аокидзи…       - Давай налью еще, - предлагает Шакки, но Робин ревностно прижимает кружку к груди и качает головой.       - Я не пью за него.       - Значит, я налью просто так, потому что бутылка открыта, и она уже у меня в руке, - отвечает Шакки, и Робин послушно подставляет кружку под новую порцию.       Она уже полвека наливает крепкие напитки: гостям – за десять тысяч белли, друзьям – за просто так. Шакки не уверена, кто для нее Робин, но она точно наполнит ее кружку в любое время. Иногда Робин кажется ей младшей сестрицей и лучшим другом, а иногда – недолюбленной девочкой, которую Шакки очень хочет долюбить – до краёв, потому что она по своей натуре пиратка, а пираты не признают ограничений ни в чем – тем более в любви. Это неправда, конечно, Рейли – ее мужчина, и им хорошо вместе много лет, поэтому Шакки так жаль, что мужчина Робин ушел туда, откуда не возвращаются.       - За плохих пиратов, - произносит тост Робин, - которые зачастую лучше хороших дозорных, - она говорит о Трафальгаре Ло, о ком же еще… Наверное, Ло любил Робин, когда ей было двадцать восемь, а потом тридцать, зато Нико Робин никогда его не любила, - Шакки видит это, когда вручает ей новое письмо с его эмблемой. Он для нее не больше, чем маленький якорь в прошлое да гонец, несущий из большого мира плохие вести. Ло теперь некого любить, эта живая Робин куда хуже мертвой, у нее уже десять лет седые волосы и серые глаза, она вся блеклая и тусклая – вполне походит на склеп, который она из себя лепит с того дня, как Санни Го причалил к Сабаоди, а после пошел на дно, сожженный ее бесчисленными руками.       - Хочешь, я расскажу, как они все погибли? – спрашивает Робин, внимательно сверля ее лицо мудрыми неживыми глазами. – Вижу, что не хочешь… А остальные хотят. Они, наверное, считают, что там случилась какая-то славная битва или что-то в этом роде, что я воровка и трусиха, которая выжила, потому что их бросила. На самом деле я жива, только потому что у нас было так принято – спасать друг друга. Усоппа раздавило лавиной. Он сам ее вызвал, выстрелил в гору, чтобы остановить то, что гналось за нами, и ушел первым, как самый храбрый воин моря на свете. Зоро не смог решить, спасти меня или капитана – поэтому спас обоих и умер сам. Санджи и Нами проткнуло огромным куском дерева – насквозь и одновременно, потому что он как всегда пытался ее защитить. Она плакала, потому что ей было больно, а Санджи – потому что не мог утолить ее боль, - откровенничает Робин. Шакки не хочется слушать дальше, но она не может заткнуть уши и лишь нервно затягивается сигареткой. - Они уснули лицом к лицу, словно укрытые красным покрывалом.       В какой-то момент остров насытился и затих, будто хотел перевести дыхание. Я упала на колени у Понеглифа, держа рухнувшего мне в руки Зоро, а Луффи смотрел на меня также, как тогда, здесь, на Сабаоди, когда Кума разбросал нас по свету, и я снова осталась последней. А потом упал. Лицом в свою соломенную шляпу. Может, у него прихватило сердце или еще что, но я думаю, что причина в том, как он растрачивал себя все время нашего путешествия. Он сам говорил, что его техники сокращают ему жизнь… И она закончилась так. В шаге от Ван Писа, который был нам, в общем-то, не нужен. Мой Ван Пис всегда был со мной на одном корабле – и остался на Рафтеле, вот в чем ирония. А тот Понеглиф, последний, самый важный… Я его уничтожила, Шакки. Веришь мне? Расколотила на мелкие кусочки, и следа не осталось. И из памяти бы стерла то, что прочла на его гранях. Все пустое…       - Выпьем за них, - и Робин первая пьет прямо из бутылки. У нее твердый характер, и она продолжает. Потому что как ни крути, она археолог, и не любит недосказанные истории.       - Я не осталась там лишь по одной причине. Луффи растратил свою жизнь на нас – на брата в Импел Дауне и Маринфорде, на меня в Эниес Лобби, на каждого из нас, ради каждого из нас. Было бы нечестно сдаться без борьбы, не по-пиратски, не по-мугиваровски. Я еще жива и могу жить дальше, пожить немного за каждого из них. Поэтому я вернулась на корабль и нашла библикарту Рейли. Поэтому я здесь и хочу жить – они меня этому научили.       Поэтому налей мне еще, Шакки, и расскажи, о чем пишут в газетах. Новейшая Эра Пиратов готовит нам множество сюрпризов.