Один вечер из жизни русского ассасина

Иван ввалился в избу, буквально всем телом сшибая дверь со своего пути. Вместе с ним внутрь ворвалась зимняя стужа. Снегопад и ветер были такими сильными, что за те секунды, пока дверь была распахнута, скудный набор мебели оказался припорошенным снегом. - Бля! - выругался Иван и поспешил закрыть скрипучую массивную дверь, но она не поддавалась. Ветер дул в избу с огромной силой. - Ух! - ассасин всем своим весом навалился на полотнище. Началась рьяная борьба с порывистым ветром, который как-будто назло не давал Ваньке покоя. - Едрена вошь, да сколько ж можно! - заорал блондин, и тут как по мановению волшебного посоха ветер отступил, и дверь с треском захлопнулась. Мужчина мог, наконец, спокойно выдохнуть. Он скатился по полотнищу на пол, чтобы отдышаться. Стянул с головы меховой капюшон из шкуры медведя, и стало совсем свежо и хорошо. Ох уж эта русская зима! Не каждый ее вынесет. Поэтому, считал Иван, русские ассасины, да и вообще русские люди, были самыми сильными, выносливыми и изобретательными в мире. Зима-зимушка, да. Не одними морозами да белизной она прекрасна! Прекрасна она еще и тем, что в ее царствие можно дябнуть хорошенько, чтобы согреться; печь растопить; укутаться в плед; съесть горячей каши или похлебки и не вспотеть. Красота! По душе была Ивану русская зима. Потому что он сам до мозга костей был русским. Русичем! Великий народ! - Ох... - отдохнув немного, ассасин поднялся с полу и в мгновение ока оказался у кухонного гарнитура. Гарнитур этот состоял из дубового стола мощного, такого же мощного шкафа и печи, которая по совместительству была еще и кроватью. Из-за печной трубы на хозяина жалостливо посмотрел пес, дворняга. - Пшел нахуй! - сказал Иван, но налил собачке похлебки из костей, которые добыл сегодня на базаре. - Ох, ну теперь, когда накормил я тебя и все дела переделал, можно и присесть! Достал Иван из шкафа дубового кувшин и кружку, сел на скамью за стол дубовый да как обрушит руки на него! Но кувшин с кружкой крепки были, как и сам Иван, и как воля его нерушимая! Такие моменты, когда мужчина сидел с кувшином и кружкой, были для него одними из самых лучших в жизни, как, наверное, для каждого человека в царстве-государстве. Послышался журчащий звук льющейся струи. Водочка блестела под светом лампады, как волшебный нектар. Маленькие капельки брызгали на красное от мороза лицо Ивана, и это доводило его до блаженства. Сейчас, вот уже через мгновение он ощутит на губах и языке свой любимый вкус! Вкус детства, юности, зрелости. Вкус Руси. Налив кружку доверху, ассасин поставил кувшин на стол, взял сосуд с божественным пойлом и поднес к носу, втянув запах и прикрыв веки от удовольствия. Но вдруг... - А, бля, ептыть, забыл! - быстренько и аккуратно, словно хрустальную вазу, Ванюша поставил кружку на стол, а сам вылетел из дому до сараю. Ветер уже утих, и слава богу. - Вот вы, мои хорошие.... - прошептал блондин, обхватывая пальцами ледяной покров глиняного горшка. - Быстрее! Мужчина пулей вылетел из сарая с горшком в руках и в два прискока добрался до избы, въехав туда и закрыв за собой дверь, которая готова была развалиться от импульсивного нрава Вани, ведь он постоянно хлопал полотнищем с необузданной силой, так, словно это была не дверь его родного дома, а физиономия тамплиера! Воодушевленный, блондин прокрался к столу и бесшумно присел, чтобы ничего не задеть... чтобы не задеть кружку. Поставил он глиняный горшок осторожно, с точностью ювелира, открыл его и вдохнул еще один запах. Запах соленых огурцов. Вот и ужин. Двумя пальцами ассасин достал толстый, мокрый и ароматный огурец. - Слава тебе, Господи! С этими словами (хотя Ваня не был религиозным человеком) мужчина осушил кружку с водкой и быстренько, с грациозностью оленя, занюхнул это дело огурцом, после чего проглотил и его, аппетитно хрустя. - Щас бы картошечки с грибочками, эх! Или селедочкой... - Иван вдруг помрачнел. Он был голоден, а одной водкой с огурцами не обойдешься, когда в животе урчит. Образы любимой еды стали витать в сознании ассасина. Глянцевая селедочка, желтенькая, дымящаяся картошечка, петрушка, красиво покрывающая все это, борщ красный как солнышко, сметанка густая, хлебец ржаной. Ивана накрыла злость! - Жрать хочу! - зарычал он так, что псинка спряталась подальше за печь. Водка уже ударила в светлую голову Ивана. Он налил еще. Выпил. Вот теперь ему и море по колено! Энергии полна чаша! Пора вершить правосудие, раз поесть нечего! - Я давно должен был покончить с барином Василием Толстосумом. Ха, он думал, всегда будет сидеть на мешке с золотом, на зерне, на спинах своих рабов и поедать блюда заморские! Как бы не так, Вася! Сегодня ты умрешь. За Орден, за ассасинов! За селедку... Ваня укутался потеплее, натянул на голову капюшон из шкуры медведя и вышел вон, провожаемый жалостливым взглядом преданной собаки.