Под стягом войны

      — Все в порядке? — спрашивает Кира; вопросительно и тревожно заглядывает в глаза. — Ты... я могу чем-нибудь помочь?       Он слегка улыбается в ответ, качает головой.       — Все в порядке, Кира.       Джедай всегда спокоен.       Эрих опускается на колени в своей каюте, касается раскрытой ладонью пола, ощущая неумолкающую вибрацию. Где-то там, под слоями дюрастила, мягко урчат мощные двигатели, с тихим шипением ходят тяжелые поршни. Он слушает почти завороженно; те, кто не принимают технику как данность, знают — за каждой наносхемой стоит смертный разум, подчинивший себе межзвездное пространство. Это восхищает не меньше, чем трюки Великой Силы.       Эрих слушает пение машин и закрывает глаза.       И продолжает видеть.       Это пришло к нему после побега из Крепости Императора, после многодневных медитаций и почти-бесплодных попыток избавиться от груза вины, попыток принять и отпустить черную память, разбитую, раздробленную на осколки — но каждый ее осколок был острее любого лезвия.       Совет говорил: время лечит раны.       Кира говорила: это не твоя вина, это Вишейт, мы не были готовы.       Скордж, темный лорд, Гнев Императора, говорил: заглянув в него, невозможно остаться прежним.       Ситх оказался прав, думает Эрих. Закрывает глаза и видит вселенную.       Вселенная непостижима и досягаема одновременно, она суть изменчивость и суть постоянство, она — мириады мерцающих искр, свет и жизнь бесконечного множества рожденных ею существ и множество множеств совершаемых ими поступков. Она — серебряные нити великой паутины, что смертные назвали Великой Силой, она едина и различна, бесконечна и отчаянно, отчаянно прекрасна.       Эрих думает, слушая песню вне человеческого слуха, вглядываясь в спектр вне человеческого зрения, о том, как он мог не видеть этого прежде. О том, что это и есть воплощенная гармония. О том, что это и есть...       с о в е р ш е н с т в о       И еще Эрих знает, что император ситхов тоже видит вселенную.       — Он хочет изломать ее под себя, — сухо говорит Скордж. — Изменить. Поглотить. Стать ей, вселенной. Но Великая Сила — это непрерывное обновление, обмен, закон сохранения энергии, понимаешь? Этого не станет.       Эрих слушая его, отрешенно кивает, спокойно и мерно вдыхает пахнущий маслом и антифризом воздух грузового отсека. Раньше он всегда помнил о дистанции; три шага, чтобы клинок еще успел зажечься небом, отражая предательство. Ситхам нельзя верить, это старое правило, и особенно нельзя верить ситху, который ударил в спину союзника и обрек его на вековую пытку.       Но в Великой Силе нет закона о предательстве. Нити ее серебряной паутины бесстрастны и певучи все до единой, прекрасны даже оттенками алого.       Эрих уверен в том, что Скордж не предаст его.       И равно уверен в том, что в случае чего успеет убить его раньше.       — Ты тоже видишь ее? — негромко спрашивает он. — Все ситхи?       Скордж качает головой.       — Нет. Темные Советники, возможно. Мы начинаем с эмоций, обращая их оружием, этот путь быстрее вашего, но он идет по грани, и большинство путают причину и следствие. Позволяют эмоциям управлять ими и тонут в них. Цепляются за людей и предметы, как будто в этом есть ценность.       Эрих думает о том, что прямо сейчас ему надо ответить что-нибудь достойное и правильное в духе джедаев, о том, что, конечно, в этом есть ценность; нет, больше, о том, что каждая жизнь бесценна, и если бы только ты мог взглянуть на эту искристую бесконечность Великой Силы, ты бы понял, что...       Он не говорит ничего.       Назвавший истину милосердной был величайшим глупцом; ситх прав, даже если эта правда пришла к нему от того, кого надобно уничтожить.       — Мой лорд император не сможет подчинить тебя больше, — вдруг говорит Скордж. И едва заметно склоняет голову.       Сияющая паутина Великой Силы соткана из людей и поступков; взаимодействия, отношения людей и поступков сплетают ее узор, безупречно-прекрасный гобелен.       Тот, кто отринул отдельных людей и поступки, может ей управлять.       Того, кто отринул отдельных людей и поступки, невозможно подчинить.       — Смотри, — говорит Эрих, терпеливо объясняя то же самое раз за разом, — смысл всего — Великая Сила. Смерти нет, помнишь? Есть движение и перерождение. Великая система вселенной. Мы — ее наблюдатели, но наблюдатели всегда должны оставаться вне системы.       Кира лишь хмурится в ответ, непосредственная и нетерпеливо-живая, мерцает в паутине сверкающей искрой; всплеск эмоций, рыжина и медь.       Не понимает. Не хочет принимать.       — Но мы же общаемся с людьми?       — Да, — соглашается Эрих, — и проходим мимо. Не привязываясь. Не забывая, но и не цепляясь за воспоминания. Каждый бесценен. Каждым можно пожертвовать. Помнишь, что говорит Кодекс — нет страсти, есть лишь безмятежность.       Строки Кодекса, в прошлом лишь древняя доктрина, дань устаревшим традициям, ныне проявляются для него истиной, возведенной в абсолют несколькими словами. Те, кто написал их когда-то, тысячи лет назад, тоже видели вселенную в Великой Силе, и она облеклась для них в совершенный свет.       Зачем менять совершенство?       — То есть, теперь не стоит ожидать, что ты героически придешь меня спасать? — беззаботно смеется Кира.       И замолкает неловко, потому что Эрих не отвечает.

***

      «Кира = требуется помощь».       В Темном Храме царит безумие, концентрированное и холодное, вползает под кожу. Чувствительным к Силе приходится сложнее всего, даже Скордж молчалив и хмур, яростный гнев едва ли поможет против духов и тех, кто потерял себя в чужой личности. Они разделились у входа, остался лишь Т7; какое счастье, думает Эрих, что сервомоторы и проводка не обладают свободной волей.       Задача остального отряда — отвлечь на себя внимание, обеспечить ему проход в тронный зал к императору.       Серебряная паутина поет натянутыми струнами.       «Кира = требуется помощь», — короткое сообщение настигает Эриха у лучевого барьера. Т7 сигналит вопросом, слишком настойчиво; связь сбоит, и голограмма распадается ломаными линиями. Привязанность машины — пусть и запрограммированная привязанность — восхищает тоже, вплетает в узор Великой Силы нити заботы-дружбы-тревоги, они сияют ярко и чисто.       Эрих взвешивает ценность одной искры против ценности всей вселенной.       Выбор очевиден.       — У нас своя миссия, Т7.       Тронный зал погружен в полумрак, тень расползается за колоннами, прячется по углам и укрывает высокий трон, где замерла тень иная. Эрих смотрит ей в лицо, спокойно и уверенно, ему больше не требуется возводить ментальную защиту — Вишейт смел бы ее, как ряску с поверхности пруда; не требуется искать опору и точку бесстрастного баланса.       Он — наблюдатель вне системы, раскрытое окно во вселенную Великой Силы, и Великая Сила проливается в него абсолютом света.       Тень поднимается ему навстречу, принимает привычный облик человека, но этот облик — лишь иллюзия, предназначенная для не способных видеть. Эрих смотрит сквозь нее, за нее, туда, где тень расстилается над серебряной паутиной и обращается отсутствием света.       Вишейт тоже вне системы, но он не собирается просто наблюдать.       И поэтому свет никогда не сможет сосуществовать с пустотой.       — Почему? — спрашивает Эрих; весь пройденный им путь от Крепости Императора до здесь и сейчас складывается в один вопрос.       Зачем надо менять все это, зачем, ведь ты же видишь совершенство этой вселенной, ты же видишь, насколько она прекрасна в своей гармонии, в этой вечно изменяющейся взаимосвязи людей и событий. Зачем; неужели тебе недостаточно просто наблюдать за этим, восхищаясь ее красотой, неужели ты полагаешь, что сможешь создать что-то лучше?       Что может быть лучше совершенства?       — Ты видишь вселенную, — отвечает ему тень, — но лишь одну. Но поглотив одну, я увижу множество.       Что может быть лучше совершенства?       Возможно, в другой раз, отрешенно думает Эрих, и в его руке загорается клинок цвета неба.       Он чувствует пустоту, протянувшуюся сквозь струны Великой Силы; пустота многосущна, и тень, человек на троне — лишь одна из ее аватар. Пустота заполняет собой сосуды людей и событий, вливает в них свою волю, растекается по миру холодным присутствием. У нее много имен и много путей, и некоторые из этих путей слишком похожи на его собственный.       — Убив одного, ты ничего не добьешься, джедай, — говорит ему император ситхов, часть пустоты, называющей себя Вишейт.       Эрих спокойно кивает и едва заметно улыбается. Великая Сила течет сквозь него, он — ее проводник, потому что она есть жизнь, она есть свет. А свет всегда заполняет собой пустоту.       Клинок цвета неба взлетает стремительно и легко, встречая на выпаде клинок цвета крови.       — Значит, мы встретимся снова, — отвечает Эрих.