Крылья

Огрону давно бы следовало одолеть Диану, вот только он этого не делает. Он точно знает, что его взгляд нельзя и отчасти назвать оценивающим. Но и безразличным он точно не был, потому что что-то в Диане было. Было, когда она смотрела так, находясь в зоне его досягаемости, а значит, рядом с Огроном, ведь пара ее фейских крыльев вряд ли могли враз сильно отдалить ее от него. Одно стремительное движение — и вот она вся. На его ладони. С зелеными глазами, тяжелым ароматом и пышными каштановыми волосами, напоминающими волны. Больше всего Огрон ненавидел нежность, все эти цветы, лепестки и прохладу. Но Диана — Старшая фея природы. Королева Амазонии. Дикой, невероятно сильной, жестокой и живой. Диана — это ее огромные душащие растения, гигантские деревья, ядовитые и хищные цветы. И даже в ее изумрудных глазах ни капли нежности — пронзительно ярких, с изящным разрезом и черным зрачком, который в минуты ярости феи становится почти вертикальным. Кажется, их взгляд был даже более горячим, чем синие глаза Огрона. Он любил огонь и тьму. Диана — сила. Диана — сама Природа. Огрон ненавидел природу. Он хотел забрать ее силу. Вся сила Природы была в ней. Абсолютно вся в ее изящном теле. В глазах и хрупких кистях рук. Трепещущая, пылающая ослепительным зеленым цветом жизнь. Она вызывала у него настороженный и непрекращающийся интерес. Сводящий скулы своей назойливостью и заставляющий сверкнуть улыбкой, похожей на лезвие кинжала. Ее салатовые крылья элегантные, тонкие и напоминают конечно же, листья, когда не трепещут беспрестанно за идеально ровной спиной. Огрону кажется, что если он коснется их, они станут легче и острее. Ее имя такое же гибкое, как и растения, которыми управляют ее ладони, и звучит как-то мрачно-красиво, когда его произносит голос Огрона. Ему кажется, что на ощупь ее смуглая кожа — горячий бархат. Когда он пытается коснуться ее, фея внезапно отпрыгивает назад, шипя, словно кошка, стоит только его ладони мазнуть воздух рядом с ее телом. Острый синий взгляд на долю секунды замечает, как дернулись назад хрупкие плечи в пышных полупрозрачных рукавах, а крылья распахнулись чуть шире.  — В сотый раз тебе повторяю: убирайся отсюда, Огрон! — повелительно и громко слетает с красиво изогнутых губ, и зрачки сужаются иглами от ярости. Она кричит еще очень много всего, крылья резко распахиваются, и Огрон видит, как бессильно разжимаются ладони, когда его бледные пальцы смыкаются на узких запястьях и он дергает фею на себя, чтобы рассмотреть заполонившие изумрудную радужку золотые искры. Почувствовать эту пылающую ярость. От Дианы совсем не пахло этими легкими эфемерными цветочками. Густой, плотный, резкий, ярчайший запах дождя, леса и экзотических плодов обрушился на мага, затягивая в свое отвратительное сладко-терпкое облако. Так, что крылья тонкого носа невольно раздулись, вдыхая ее глубже. Тонкие губы накрыли ее рот в душащем поцелуе, и Огрон почти увидел, как дрожали смоляно-черные ресницы, когда она тащила его за волосы ближе. И он сжимал ее в объятии. В ней было столько жизни, что Огрону казалось, будто он сжал в руке сердце, ощущая собственное биение. Диана была солнечно-горячей и неприлично раздетой, ведь легкое одеяние позволяло бледным пальцам коснуться смуглой кожи почти везде: на животе, бедрах, ягодицах, спине. Фея так отчаянно кусала алые губы, тут же раскрывая их, откидывая голову, когда губы Огрона оставляли отметины на шее, ключицах и груди. Так отчаянно стонала, когда он рывком оказывался в ней, так отчаянно царапала его спину ногтями, прижимаясь к нему. Так, что ощущалось, что это настолько не по настоящему. Огрон чувствует, как выгибается ее спина, сводя лопатки, как тонкие и изящные вздрагивают, мерцая. Он отнимает у феи крылья.