Клише

Рафаэль просыпается из-за странного шуршания, а через секунду понимает, что утыкается он лицом отнюдь не в плечо своего парня, а в какой-то клочек бумаги на соседней подушке. Сантьяго лениво потягивается, с трудом распахивая глаза и усиленно принимается тереть веки, чтобы снова не провалиться в сон. Взгляд мимолетно падает на прикроватные часы — полпятого утра, до подъёма оставалось-то всего ничего! Рафаэль недовольно фыркает, но садится в кровати. С ночной смены Саймон вернется через полчаса, неплохо бы приготовить ему завтрак. Сантьяго ухмыляется, понимая, что скорее всего этот идиот опять не расслышал свой будильник и из-за поспешных сборов совершенно забыл поесть. Парень титаническим усилием воли заставляет себя подняться с теплой уютной постели, все ещё хранившей неповторимый запах Льюиса и направляется в душ, по пути отмечая себе не забыть устроить птенчику взбучку, потому что такое отвратительное пренебрежение собственным здоровьем его абсолютно не устраивает. Стоя у плиты и помешивая пасту, Рафаэль вдруг вспоминает о том листке бумаги, послужившем причиной такого раннего пробуждения. Он неспешно бредет по коридору, скользя взглядом по многочисленным фотографиям на стенах — вот здесь они с Саймоном в Лондоне, бесстыдно прогуливающие экскурсию, вместо этого предпочитая прогулки по Пикадилли вдвоём. А здесь они на семейном ужине Льюисов. В тот день Саймон впервые знакомил Сантьяго со своей мамой и сестрой; Рафаэль невольно расплывается в широкой улыбке, вспоминая, как сильно они оба тогда нервничали, но это оказалось напрасным — семья Саймона прекрасно приняла его нового парня. В особенности он понравился Ребекке, сестре Льюиса («О мой Бог, Сай, он чертовски, чертовски горяч! Ну почему все классные парни — геи?!»). Рафаэль дергает одеяло, пытаясь высмотреть злополучный листок. Тот оказывается на самом краю кровати и Рафаэль тянется за ним, с интересом рассматривая. Это была записка, сложенная в четверо, ужасно помятая, но оно и не удивительно. Парень только хотел было развернуть её, как вдруг из прихожей раздался громкий хлопок закрываемой входной двери и тихое шипение: — Да чёрт тебя дери, кто поставил эту табуретку сюда?! Сантьяго запихнул листочек в карман своих штанов и вышел из спальни. Посреди прихожей стоял Льюис, согнувшись в три погибели, потирая ушибленную ногу. Едва заметив Рафаэля, он поспешил выпрямиться и широко улыбнулся, с каким-то странным ожиданием глядя на парня. Тот только повел бровью: — Что? — Саймон нахмурился, непонимающе рассматривая Сантьяго и тот чуть сьеживается под его взглядом. Саймон точно ждёт от него чего-то, но Рафаэль просто без понятия, чего именно. Чтобы скрыть своё замешательство, он, откашлявшись, кивает в сторону кухни. — Пойдем, я приготовил пасту. Клянусь, если ты снова пропустишь завтрак, то схлопочешь себе гастрит или ещё чего похуже, а у нас нет достаточно денег на лечение. Это была правда. Рафаэль был сиротой, его родители погибли, когда он был ещё ребёнком. Тогда под свою опеку его взял друг семьи, Магнус Бейн, вырастил и воспитал его, как собственного сына. У Саймона тоже не было отца, лишь мать и младшая сестра. Их семьи едва сводили концы с концами, поэтому и помочь молодой паре они не могли. Чудо еще, что Магнусу досталась в наследство от какой-то дальней родственницы эта крошечная квартирка в Бруклине, иначе вообще не ясно, где бы они ютились. Особыми деньгами они с Саймоном не располагали, им приходилось вкалывать по две смены на нескольких работах сразу, но по крайней мере это было лучше, чем ничего. Они могли обеспечивать не только самих себя, но и подкидывать немного денег своим семьям, пускай это и давалось им таким колоссальным трудом. Парни молча прошли на кухню. Саймон не переставал пристально пялиться на Рафаэля, и это немало так его напрягало. Обычно Льюиса не заткнуть — а теперь вот молчит, будто в рот воды набрал. Рафаэль невольно поёжился, когда, попытавшись поинтересоваться у Саймона о его работе, в ответ получил всё тот же колючий взгляд и напряженную тишину. Сантьяго недовольно поджимает губы. Что-то с этим идиотом не так, не ясно только, что. — Всё хорошо? — осторожно спросил Рафаэль, внимательно рассматривая лицо Саймона, отслеживая любое изменение в мимике. Саймон смотрит на него как-то испуганно, но кивает. Хорошо, теперь Рафаэль Сантьяго точно сбит с толку. — Малыш? — делает он вторую попытку, на этот раз опускаясь на стул напротив парня и оказываясь с ним на одном уровне. Саймон почти подпрыгивает на месте и выглядит перепуганным до смерти. Рафаэль подается вперед и накрывает его руку своей, ощутимо сжимая и заставляя смотреть себе в глаза, потому что взгляд Саймона мечтается по всем углам, будто бы специально избегая встречи со взглядом Сантьяго. — Что произошло? Скажи мне. Рафаэль наблюдает за выражением лица парня. Тот взволнованно кусает губу и резко выдыхает, затравленно поглядывая на Сантьяго. — Скажи. — твёрдо произносит Рафаэль. Саймон долго смотрит на него, будто решаясь на что-то, и Сантьяго не торопит его. Видимо, парень хочет сказать что-то важное и, возможно, неприятное, раз так переживает. Рафаэль молча ждёт, пока Саймон решится, хотя его собственные руки слегка подрагивают от волнения. Но что бы там не случилось, они это выдержат. Вместе. Рафаэль готов к любому исходу. Может быть, Льюис действительно чем-то болен (сердце Рафаэля пропускает удар при этой ужасной мысли), а может что-то случилось с его мамой или сестрой, а может с Магнусом. Догадки, одна страшнее другой, разрывают сознание Рафаэля, но, по крайней мере, он может морально подготовиться к любой (почти) новости, какая бы из них не обрушилась на него. Но чего он точно не ожидал, так это того, что Саймон вдруг одним движением соскользнет со стула, на котором сидел до этого, приземляясь на одно колено и заведя руки за спину, шаря по карманам. — Что...что за?.. Льюис, что ты, чёрт возьми, делаешь?! Саймон что-то выуживает из-за спины, но вопрос сразу же отпадает, когда парень неуверенно разжимает дрожащие пальцы. На его ладони поблескивают в слабом свете солнца из окна два широких обода колец. e incluso la muerte nos separe, — и даже смерть не разлучит нас, читает он выгравированную надпись на внутренней стороне одного из колец и неожиданно широко улыбается. Саймон выдавливает неуверенную улыбку в ответ, но Сантьяго видит, что тело парня все еще напряжено, как струна. — Возможно, мы с тобой встречаемся не так давно и наша жизнь не совсем такая уж и сладкая, но...Чёрт, я просто подумал, что…— запинаясь, выпалил Саймон, смущенно краснея и то сжимая, то разжимая пальцы второй руки в кулак. Парень резко втянул воздух, а вместе с ним, кажется, и силы для продолжения речи. — Я люблю тебя… и я хочу жениться на тебе. Но только, если и ты этого хочешь. Хочешь? Я имею в виду, выйдешь? Выйдешь за меня замуж? Рафаэль внимательно посмотрел на Саймона, из-за чего парень вздрогнул, испуганно округлив глаза. Сантьяго покачал головой и тот вообще сник, разочарованно опустив голову в попытке скрыть ужас, что проскочил в глазах. Но Рафаэль лишь рассмеялся: — Делать предложение в день Святого Валентина — это такое клише, птенчик, — ухмыльнулся он. Саймон резко поднял голову, встречаясь с Сантьяго взглядом. — Поверить не могу, что из всех 365 дней года ты выбрал именно этот. Поверить не могу, что согласен. Саймон пораженно вскакивает на ноги, в изумлении глядя на Рафаэля. — Ты… ты серьезно? Ты согласен? Рафаэль закатывает глаза в своей привычной манере, но все равно ему почему-то никак не удается прекратить так по-идиотски счастливо улыбаться. — Конечно, я согласен, идиот. Моя жизнь абсолютно и совершенно бессмысленна без тебя, — легко признается он, как будто это само собой разумеется. — Ты часть моего мира. Ты самая важная его часть. Саймон резко притягивает Рафаэля к себе за плечи и буквально впечатывается в его губы своими, смыкая руки в замок на его шее, прижимаясь ещё ближе. Рафаэль улыбается настойчивости птенца прямо в поцелуй, чуть приоткрывает свои губы, пуская нежный язык Льюиса к себе, тут же впиваясь пальцами в его талию. И тогда он понимает. Он понимание это с такой ясностью, будто всю свою жизнь ему это было известно. Он любит Саймона Льюиса до беспамятства, до агонии, до крика в тишине, до хруста костей. И никакая смерть их, чёрт возьми, не разлучит. Ничто не разлучит.

«С Днем Святого Валентина, Рафаэль. Я люблю тебя.»

 — прочитал Сантьяго, через несколько часов вспомнив о записке. Парень снова улыбнулся, с нежностью глядя на мирно посапывающего Льюиса под боком. — И я тебя, птенчик, и я тебя.