Я сегодня умер на войне

Последнее, что я помню, девочку в белом платье, гуляющую по полю, с букетом белых георгинов в руках. Она ходила и раскладывала по цветку на каждого погибшего в этом сенокосе смерти. Ей было все равно, своим был этот солдат, или вражеским. Казалось, она даже не знала, к кому из них она относилась, кто был ее врагом, а кто соотечественником. А были ли среди этих людей ее соотечественники? На вид ей было лет шесть. Опускался вечер, слабый ветер колыхал подол ее платья, а девочка продолжала свою необычную работу. Ума не мог приложить, где она нашла эти цветы в столь неспокойное время, не говоря уж о том, кто отпустил эту малышку из тихого убежища. Я наблюдал за ней с любопытством и некоторой боязнью за нее. Правда, любопытство пересилило все остальные мысли в голове, и я продолжал наблюдать издалека. Я даже не был уверен, видит она меня, или нет. Но, ей, кажется, это было не интересно. Окончив свою работу, у нее осталось лишь два цветка, она села на небольшое пятнышко земли, не занятая чьими-либо конечностями или внутренностями, положила два цветка перед собой, и стала смотреть на небо… Над полем пролетел самолет. За ним еще один. И еще. Я продолжал лежать в окопе, наблюдая за девочкой. По всему телу искрило ощущение, что мне не нужно было идти к ней. Меня словно сковало, я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, чтобы встать, или хотя бы подползти к ней, и укрыть, спасти от неизбежного. «Ты должен встать. Встать, и помочь этой девочке.» Эта мысль билась о мой воспаленный ум с силой мяча, который бросили в комнате из резиновых стен. -Помоги себе… - вдруг раздалось откуда-то извне, а может, мне так показалось, и это было в моей голове? Не уверен. Ни в чем не уверен. -А?! Что?! – раздалось откуда-то поближе. Возможно, это уже был я. А может быть, тот, кому предназначался один из двух оставшихся ее посмертных георгинов. Девочка обернулась и проницательно посмотрела на меня голубыми, как озерная гладь, глазами. -Подожди меня, солдатик, ладно? – девочка еще несколько секунд грустно смотрела в мою сторону, взяла один из лежащих на земле цветов и пошла в сторону другого бедняги, как и я утопающего в алом море убийства. Девочка убрала слипшиеся волосы с его искаженного мукой лица, а после, легко, словно ангел, поцеловала его в лоб. Сделав неимоверные для своего ранения усилия, я, наконец, смог разглядеть цвет формы бедняги. Он был моим врагом. Возможно, даже я убил его! Сейчас я должен злорадствовать от его смерти, но, нет, я не испытывал ничего, кроме грусти. Не светлой грусти, как бывала со мной при расставании с девушками, а тяжкая, удушающая грусть. С моих уст, к моему же удивлению, полетели легкие смешки. Про себя я подумал, что это неуместно, для умирающего. Я стараюсь заглушить смех, но, никак, никак не мог я подавить эти смешки, перерастающие в истерику. -Что с тобой, солдатик? – удивленно подняла на меня глаза девочка. -Я понял! Я наконец понял! – хохотал я, осознавая то, что не давалось мне все время войны, пока я впитывал пропаганду и убивал таких же людей, впитывающих пропаганду и убивающих других. Я даже не знал, за что именно я боролся столь долгие дни. Или месяцы? Может быть годы? Я не знал, не знал! Видя, что девочка заканчивает с моим бывшим врагом и нынешним коллегой, мной овладел страх. Животный страх, ничего более. Он заполнил все мои мысли. Я не мог думать ни о том, что на мне не осталось живого месте, ни о том, что девочке, наверное, всё ещё нужна была защита от возможного обстрела с небес. Только страх и больше ничего. За этими мыслями и прошла вечность, пока девочка вернулась за последним цветком и развернулась в мою сторону. -А вот и я, солдатик. Ты молодец, можешь перестать сдерживать себя, мой герой. – ее развевающееся платье сулило мне лишь упокоение и я поверил ей. Я перестал себя сдерживать и разрыдался. – Плачь, солдатик, плачь. Всё позади. Девочка поцеловала меня в лоб, как сотни павших ранее и мне действительно стало физически легче. Я перестал чувствовать физическую боль, и мне вдруг стало легче. Кажется, я лечу. Я лечу! Я поднимаюсь всё выше и выше к небу и девочка, сидящая рядом с моим телом, махала рукой мне вслед. Я по настоящему счастлив.