Кошмар

Наш общий сон начался с темноты. Я даже сначала подумал, что нам обоим просто ничего не снится, вот и смотреть нечего, но потом в темноте вздохнул Шурф. — Извини. Это не тот сон, который я хотел бы тебе показывать. Я понял, что куда-то иду, попытался остановиться, но не смог. Ладони мои сжались на толстых цепях, живота коснулось чужое тепло. — Шурф? — нервно спросил я. — Какого черта происходит? — Ничего особенного, — тихо отозвался Шурф. — Просто один мой кошмар. Я был бы рад, если бы ты мог проснуться, но вряд ли это возможно. А я, к сожалению, помочь не могу. — Почему? — я ничего не понимал, и это очень пугало — особенно с учетом того, что руки мои совершенно помимо воли скользнули по звякнувшим цепям, нашли худые лодыжки Шурфа и сжали так, что если бы я был на его месте, наверняка взвыл бы от боли. Шурф только поморщился — я вдруг понял, что могу различить его в темноте и тут же зажмурился. Смотреть на скованного и обнаженного Шурфа было… Я с удивлением понял, что не страшно, и покраснел. А потом еще сильней, когда мои руки прошлись по его груди, почти до крови царапая короткими ногтями. — Извини… Я правда не хочу это делать! — К сожалению, нам остается только покориться сюжету сна, — бесстрастно ответил Шурф. Наверняка еще и плечами пожал бы, если бы мог, но руки его были прикованы высоко над головой, а шею перехватывала цепь, так что шевелиться ему определенно не стоило. Вряд ли даже Шурф и даже во сне хотел бы себя задушить. Повисла тишина, прерываемая только звяканьем цепей, когда я задевал их, или когда Шурф рефлекторно вздрагивал от моих прикосновений, которые то ласкали его кожу, то причиняли боль. Я все-таки подсматривал из-под ресниц и видел, как мои пальцы сжимали его соски, выкручивали, поглаживали. Как затем мои ладони с размаху опускались на разведенные бедра, оставляя на белой коже алые следы. Шурф лежал вроде бы совершенно безучастно, стоически претерпевая все происходящее, но то и дело сбивающееся дыхание выдавало его. Он замирал на вдохе, когда мои пальцы скользили по его груди и животу, затем снова торопливо пытался восстановить спокойный ритм, удивительно бесплодно для человека, чья дыхательная гимнастика помогала даже такому эмоциональному парню, как я. Он был красив — оказалось, что под белым лоохи Истины скрывалось совершенно потрясающее тело. Даже длинные ноги не выглядели смешно, как у большинства несчастных мужчин, включая меня самого. На его коже почти не было волос, только тонкая дорожка, спускающаяся к паху, и почти прозрачный пух на середине груди. Мое тело как раз решило припасть к нему губами. Кожа у Шурфа оказалась сухой и тонкой, как бумага, и пах он почему-то так же — скорее новой книгой, только что из типографии, чем живым человеком. — Прости, Макс, — тихо сказал он. — Мне жаль, что тебе приходится присутствовать при моей слабости и в некотором смысле принимать в ней участие. Я в этот момент был занят тем, что прикусывал его соски и с неожиданным удовлетворением отмечал, как от этого действия чаще начинает биться сердце под моим ухом. Так увлекся, что чуть не прослушал его слова, но все-таки легкомысленно отозвался, как только события позволили: — Да ладно, какая там слабость! Всем иногда снятся кошмары. Ну, и эротические сны тоже. Правда, у меня они раньше так причудливо не смешивались. И с удивлением увидел, как Шурф краснеет. На его светлой коже нежный румянец смотрелся странно и красиво — будто неведомый художник решил таким образом придать жизни фарфоровой кукле. Ответил он, однако, почти что холодно: — Мне подобное раньше вообще не снилось. — О, — я растерялся, — понятно… А почему тогда ты решил, что это твой сон? Может, это я нас так осчастливил? — Нет. По нескольким причинам. Во-первых, ты не контролируешь свои действия, значит, ты не сновидец и не гость этого сна, ты его объект. Ты мне снишься, но двух Максов в одном сне быть не может, поэтому ты оказался в таком прискорбном положении. — А во-вторых? — уточнил я, с недоверием следя, как мои пальцы скользят по внутренней стороне широко разведенных бедер и Шурф дрожит от этих прикосновений. — А во-вторых, — он сглотнул, прикрыл глаза. Ничего себе, если ему приходится такие видимые усилия прикладывать, чтобы сохранять иллюзию спокойствия, что же с ним на самом деле творится? — А во-вторых, этот сон снится мне не в первый раз. Они всегда… Немного отличаются. Но в целом… Похожи. Я приник губами к его бедру, прикусил кожу, слушая, как едва заметные паузы в речи обозначают, как рвется его дыхание. Меня захватывал своеобразный азарт, то ли мой собственный, то ли следствие сюжета сна. Становилось в самом деле интересно, насколько сильно можно вывести Шурфа из равновесия? Да и к тому же… Мне правда нравилось то, к чему все шло. Я, конечно, очень любил Теххи, а если бы не злодейка-судьба, то и с Меламори провел бы куда больше, чем одну ночь, но Шурф — он был чем-то особенным. Мой лучший друг, а ведь на мой взгляд, любовь — вполне логичное продолжение дружбы. Правда, наяву я об этом как-то раньше не задумывался… — Не… обращай внимания, — выдохнул Шурф. — В моем сне ты часто говорил… Разные вещи. Тебе, наверное… Они будут приходить в голову. — Ага, — беспечно отозвался я. — Приходят. А ты хорошо меня знаешь, если я тебе и раньше говорил то, что сейчас думаю! — В самом деле? — кажется, мое признание даже немного выдернуло Шурфа из той неги, которая неизбежно его засасывала. — Ну да. Я правда считаю, что любовь — вполне логичное продолжение дружбы. И ты совершенно особенный человек в моей жизни. Шурф тихо рассмеялся, будто бы чуть расслабляясь. — Нет, Макс. Я плохо тебя знаю, и хвала магистрам. Я бы очень хотел, чтобы ты никогда не узнал, что я слышал в этом сне — если уж я не могу не показывать тебе, что в нем происходит. И прикрыл глаза, когда мои пальцы проскользнули в него. По счастью, смазка Шурфу снилась, так что я не должен был причинить ему сильной боли, хотя и вряд ли у него, даже во сне, был опыт в подобных делах. С другой стороны… — Я вдруг подумал, что ты, наверное, пробовал такой секс? Ну, например во времена Безумного Рыбника? — Пробовал, — выдохнул Шурф. У него даже пальцы ног поджимались от напряжения. — Но это было очень много лет назад. Пожалуйста, — вдруг вырвалось у него почти беззвучно, но он тут же оборвал себя. — Прости. Ты ничем не можешь мне помочь. Давай просто досмотрим этот сон до конца, и не будем о нем вспоминать. Я промолчал. Я сомневался, что смогу не вспоминать такое зрелище — Шурфа Лонли-Локли в цепях, раскрасневшегося, на миг даже прикусившего губу. Мои пальцы скользили в нем уже без сопротивления, растягивая и подготавливая. Вторая рука ласкала сосок, иногда нежно, а иногда сжимая так, что Шурф против воли задерживал дыхание. — Я вхожу, — тихо предупредил я, когда мое тело явно изготовилось сделать именно это. Надо сказать, что хотя Шурф был достаточно умерен в своем воображении, но все же мои здешние размеры несколько льстили мне настоящему. Шурф кивнул, чуть откинул голову. Ноздри его затрепетали — похоже, для такого случая у него была какая-то особая усиленная гимнастика, выведенная за время предыдущих серий этого эротического кошмара. Между прочим, почему кошмара? Я бы, пожалуй, и наяву повторил… Да и Шурф… Кажется… Не был бы против…