… Огонь, пылающий внутри, Неразличим порой снаружи. «… Так что не смей даже думать, что на свете есть что-то, что я когда-либо ставил выше тебя! Никогда в жизни, никого!» Дин Винчестер
Дин. Он говорит ему: «Братишка». Он называет его: «Сэмми». Никто не знает, как еще Дин называет Сэма в своих мыслях. Если и разводить сантименты, то только в собственной голове. Но неизменно к каждому эпитету Дин добавляет коротенькое слово «мой». Мой, мой, мой. Мой Сэмми. Мой маленький брат. Почему нет? Так было всегда. У Дина был Сэм, у Сэма был Дин. Они были и есть друг у друга. Сэм никогда не принадлежал маме, потому что не знал ее. Не принадлежал отцу, потому что не хотел этого. Он принадлежал старшему брату, который заботился о нем и любил его так, как никто другой. С самого первого дня, когда четырехлетний Дин почувствовал на руках легонькое, крошечное тельце братишки, он принял его в свое сердце. Навсегда. «Мой Сэмми». В глубине души Дин надеется, что и Сэм тоже называет его «своим». Хотя бы иногда. Понятие дома всегда относительно. Особенно для тех, у кого дома, как такового, нет. Постоянные разъезды превратили Винчестеров в вечных скитальцев. Дешевые мотели. Сомнительные домишки на окраине. Съемные квартиры, где из мебели только кровать и стол, а в ванной из ржавого крана льется ледяная вода. Всего этого Дин и Сэм хлебнули по полной. И ничего, привыкли. Однако Дину неважно, в какой дыре им приходиться останавливаться на несколько дней или недель. Чувство дома, ощущение уюта совершенно не зависит от места. Его дом там, где младший брат хмурится над своим ноутбуком, а рядом на столе лежит его дурацкий сэндвич с салатом и курицей. Дом там, где Сэм ворочается на своей кровати и мешает ему заснуть. Дину уютно там, где на спинке стула висит старая куртка брата, а рядом на полу стоят его поношенные кроссовки. Даже бункер, настоящее пристанище для таких, как они, был бы не привлекательнее пещеры без Сэма. Его дом там, где Сэм. Вот и всё. Сэм. Его первая в жизни одержанная победа едва не оборачивается поражением. Побег в Стэнфорд от опостылевшей кочевой жизни. От отца. От охоты. Получается, что и от Дина. И это разрывает его сердце на части. Сэм видит, какую боль он причиняет старшему брату. Дин ничего не говорит. Дин даже улыбается и шутит. А в его глазах – агония. Первые дни его студенческой жизни. Он сразу становиться объектом повышенного внимания преподавателей и студенток. Преподавателям нравится способный первокурсник, девушкам – высокий, привлекательный парень с милой улыбкой. Да, именно таким они его видят. Знали бы они, кто он на самом деле. Знали бы, как чувствует себя Сэм Винчестер, с виду такой спокойный и уверенный. Ему кажется, что каждый вдох дается ему с трудом. Он не может полноценно дышать. Грудь стянута тугим ремнем – не разорвать, не вздохнуть с облегчением. И еще – Сэм чувствует себя обломком, кусочком чего-то разбитого вдребезги. Чтобы вернуть ощущение целостности ему нужен Дин. Только Дин. Впервые за всю свою недолгую жизнь Сэм расстается со старшим братом. Это похоже на ампутацию ноги или руки. Жить вроде можно, но невыносимо трудно. Это похоже на ампутацию половины души. Сэм пишет письма. Каждый день. Некоторые отправляет, другие складывает в ящик стола. Он никогда не пишет отцу. Только Дину. Легче было бы воспользоваться электронной почтой, иногда он так и делает. Но зная нелюбовь брата к подобным штукам, львиную долю своих посланий Сэм пишет ручкой на бумаге. Эти письма – следствие привычки рассказывать брату обо всем. И Сэм рассказывает. Об университете, об однокурсниках, о преподавателях. О книгах, о турнирах по бейсболу и соккеру. Ровные строчки ложатся на страницу, вырванную из блокнота, и Сэму становится немного легче. Будто он и вправду разговаривает с Дином. Видит, как меняется его выразительное лицо, как он улыбается, внимая каждому слову. Большинство из этих писем Дин никогда не прочтет, но все же, все же… Это один из способов Сэма продержаться на плаву. Продержаться без брата. Через много лет Сэм найдет свои письма в комнате Дина. Все до единого. Включая распечатки э-мэйлов. Уму непостижимо, как Дину удалось сберечь эти пожелтевшие листки. И, перебирая собственные надписанные конверты, Сэм не может сдержать слез. Точно так Дин берег каждое воспоминание. Каждый счастливый миг, каждую улыбку. Хранил в своем сердце, в котором он, Сэм, всегда занимал главное место. Всегда. Дин.Я приду к тебе на помощь, Я с тобой, пока ты дышишь, Было так всегда, ты помнишь? Будет так всегда, ты слышишь?
Удивительно, какие мельчайшие подробности давних событий время от времени всплывают на поверхность его памяти. Ему кажется, что о Сэме он помнит все. И это недалеко от истины. Сэму четырнадцать лет. Это не первое его ранение на охоте, но одно из самых серьезных. Когти вервольфа с треском разрывают ткань куртки, он слышит крик Сэма, заглушаемый рычанием твари. Выстрел. Отец успевает вовремя. В такие минуты Дин двигается с почти невероятной скоростью. Он вытаскивает брата из-под тела убитого волка. Отец бросает на старшего сына короткий взгляд и скрывается за деревьями – рядом бродит второй вервольф. Впрочем, Дин и сам знает, что ему делать. На плече Сэма – глубокие борозды от когтей. Кровотечение слишком сильное, видимо, задет важный сосуд. Сэм в сознании, его глаза блестят в неверном лунном свете. Даже в полумраке Дин видит, как стремительно бледнеет лицо брата. - Сейчас, Сэмми, потерпи… - бормочет Дин, а руки его тем временем молниеносно накладывают жгут повыше раны. Он действует, как отлично налаженный автомат. Иначе нельзя. Нужно загнать панику поглубже. Помочь Сэму, спасти его – а эмоции подождут. Кровавый ручей иссякает. Сэм пока в сознании. Хорошо. - Еще немного потерпи, ладно? Он плещет на рану спиртом из фляги. Худенькое тело брата выгибается дугой, но он не издает ни единого стона. Папа может гордиться своим младшим сыном. - Все, Сэмми, все. Дин накладывает повязку. Голова Сэма обессиленно опускается ему на плечо. - Сэм, только не отключайся! Сэм не отвечает. За деревьями мелькает свет фонаря – возвращается отец. - Пап, его нужно отвезти в больницу! – кричит Дин и, не дожидаясь ответа, поднимает Сэма. В четырнадцать лет младший брат ниже Дина на целую голову и легче его на несколько фунтов. Поэтому Дин несет его без особого труда. Но даже будь Сэм таким, каким станет года через три, это ничего не изменило бы. Дин почти бежит по лесной тропе с братом на руках, все крепче прижимая его к груди. «Сэм, Сэм, Сэм» - стучит в висках, как барабанная дробь. Он не реагирует, когда отец пытается забрать у него Сэма. Он не видит ничего кроме бледного лица брата и пропитанной кровью повязки на его плече. Дин начинает воспринимать окружающую реальность только, когда Сэму оказывают помощь и он приходит в себя. Сэм Он верит, что Джесс любит его. Он также верит, что сам любит ее не меньше. Сэм думает, что наконец в его жизни появится то, что есть у большинства людей – любовь, а в перспективе, возможно, семья. Это еще один шаг к нормальной жизни. Он так стремился к этому, ведь так? Тогда почему не проходит это ощущение неполноценности, смутной тревоги? Почему он не чувствует себя счастливым? Джесс милая, ласковая, нежная. Она заботится о нем, старается порадовать. И как же Сэм благодарен ей за это! Он всеми средствами избегает разговоров о своей достэнфодской жизни. По вполне понятным причинам. Единственное, о чем Сэм не в состоянии умолчать – это Дин. Ему приходиться останавливать себя, ведь о Дине он может говорить часами. Дин, Дин, Дин… Невероятно трудно не упоминать об охоте, но Сэм как-то выходит из положения. Спустя некоторое время Джессике уже кажется, что она хорошо знакома с Дином Винчестером, хотя не видела его ни разу. Ей очевидно, какое место Дин занимает в жизни брата. И в его сердце. И на это место она не претендует. Она достаточно умна, чтобы понять это. Дин появляется в их доме однажды ночью и Джесс впервые видит братьев вместе. Единственное, что ей приходит тогда на ум – до этого момента они ничего не знала ни о привязанности, ни о родстве душ. То, как Дин смотрит на младшего брата… то, как они смотрят друг на друга… Дин появляется в их доме однажды ночью и мучительное ощущение недостатка воздуха, с которым Сэм давно свыкся, исчезает. Он может дышать полной грудью и, Господи, какое это счастье! Гораздо большее счастье видеть глаза Дина, улыбку Дина. Слышать его голос, и неважно, что именно он говорит. Будто и не было этих трех лет. Будто они никогда не расставались. Вслед за ослепительной вспышкой счастья следует ужасная мысль: он больше не сможет, не сможет, не сможет жить без брата. Это осмысление длится какую-то долю секунды, а потом стремительный поток событий начисто смывает его из памяти. Но не из подсознания. Там эта мысль останется навсегда.