Не помеха

      Дима так и не понял, как это произошло. В памяти проносились отдельные кадры, которые он не мог сопоставить. Было холодно, до такой степени, что сводило скулы. Руки онемели, создавалось ощущения пустоты, которая гложет тебя изнутри и не дает покоя ни на секунду. Было глупо полагать, что все будет как раньше, ведь он не мог повернуть время вспять, и он это знал. Ларин сидел на холодном полу, поджав под себя ноги. На него облокотился кудрявый . Пиво пролилось на пол, где то рядом с ними и намочило первому штанину. Было не приятное ощущение сырости, как и от прилипающей к коже ткани брюк, так и в душе. Новатор так и не понял, что именно намочило его штанину. То ли пиво, то ли кровь Юры. Они сидели так уже несколько минут, и Дмитрия больше не трясло. Страха тот почти не чувствовал, вернее, он совсем ничего не чувствовал. Он потерял то, за что готов был отдать все. Дима долго гладил кудри Юры, а потом встал, опираясь на стол. Хованский лежал неподвижно. Ларин не знал,что делать. Он взял Юрия за холодную руку и поволок по полу до дивана, еле-еле взвалив его на подушки. Он укрыл его одеялом и решил, что придумает что нибудь до завтра.       Потихоньку картина восстановилась в памяти; вот он впускает в свою квартиру комика, он прямо с прохода кричит Диме что то в лицо, на что тот очень резко реагирует. Все было видно словно через пелену, не слышно слов, почти не видно лиц. Критик нарезает круги по комнате, в то время как Хованский что то рассказывает и обильно жестикулирует руками. Не было похоже,что ему было интересно, но было видно,что он закипал. Под конец получилась драка, последствия которой и наблюдал сейчас новатор. Юра умер. Да.       Уже светало, но ни один из них не ложился. В комнату было страшно заходить, он молился чтобы Хованский сидел на кровати как ни в чем не бывало, или же его вообще там не было. Скрипя полами он подошел к двери. Комик лежал в том же положении, в котором оставил его Дима. Все. Это конец. Конец всему, конец карьере, конец любви.. Только сейчас зеленоглазый мог сказать, что действительно испытывал что то к своему врагу, но было уже поздно признаваться и делать какие то выводы. Все так легко растворилось, как будто сахар на дне кружки с чаем. Внезапно Ларин почувствовал необъяснимое чувство к Ховану, от чего сильно поморщился, потирая рукой бок. Он не мог смотреть на труп, ему было противно, но с другой стороны влечение было сильнее.       Критик чувствовал себя животным, но ничего. Он любит Юру даже после смерти.