Don't you know?

В аэропорту на него косятся, как на идиота. Еще бы, на улице влажный, будто спрессованный, воздух, нежаркое солнце и все двадцать градусов. Карл в своем пуховике, все еще присыпанный нью-йоркским снегом, и сам чувствует себя нелепо, как из другого комикса. Кто-то должен подправить картинку, раз у него самого руки укомплектованы не там, где нужно. Он не может даже посчитать в уме простейшее - сколько времени в Нью-Йорке. Всего-то отнять восемнадцать часов от жизнерадостных новозеландских трех дня. Мозг, так и не перезагрузившийся после пересадки в жопе мира, отказывается работать, и Карл думает - слишком сложно, да ну нахуй. Из багажа - только ручная кладь, что закономерно; много ли надо человеку, который находит извращенное удовольствие мотаться за херову тучу километров ради ничего не значащего траха. Спасибо Закари, который на удивление точно может подобрать слова. В конце концов, у него Майлз, собаки; разве ты не знал? У тебя тоже кто-нибудь будет, помимо двух детей. Такими темпами, думает Карл, упрямо натягивая капюшон на помятую озлобленную рожу, у него скорее будет грыжа. С другой стороны, чем не объект для любви и преданности. Мучает вопрос, кого Куинто любит все-таки больше? Пса? Тощее патлатое недоразумение, именуемое гордым "парень"? Утиную грудку под ягодным соусом? Все это потому, думает Карл, ловя такси, что он не модный. Не м-о-д-н-ы-й; определение от зажравшихся засранцев. Из него бы даже сумочку Chanel не сделали бы, объявив кожу выбраковкой и скинув куда-нибудь на свалку, где томятся бедные крокодилы. У него одни и те же джинсы на пять лет, потому что удобно облегают зад. Но кому важно удобство, если на тебе нет внушительного ярлычка или ценника - иди нахер. Нахер - это Веллингтон. С кричащей рекламой на каждом углу, с вылепленными как по картинке зданиями, бегущими людьми, что на ходу потрясают яблочной техникой, Веллингтон все равно островная деревня; многие бы удивились, не увидев шоу, где местное население - дикие аборигены - дерутся в чем мать родила за банан. Урбан знает, что загоняется. Факт - он совсем не пил, хотя очень хотелось. В самолете на маленькую бутылочку он взглянул с нескрываемым презрением к ее объему. Ему не помог бы и литр самой паленой водки, которую можно достать в Бруклине якобы от русских. Русским вообще везло в Нью-Йорке; они сидели на Брайтон Бич, отпуская комментарии по поводу тощих задниц американок. Еще на Брайтон Бич сдавались в аренду небольшие коттеджи почти у самой береговой линии. Вместе с ними сдавались не слишком надежные кровати из Икеи и едкое парфюмированное мыло. Карл предупреждал, что лучше с песком в жопе проходить, чем пользоваться этой хуетой, но кто бы его слушал. Хороший вопрос - слушал ли его Закари когда-либо вообще или автоматически переключал его в режим фоновых звуков. Карл изредка, после тяжелого дня съемок, проделывал такой фокус с Пайном. Не то, чтобы парень был слишком пиздлив, да и слушатель ему не требовался. Даже тумбочка трейлера принимала в таких разговорах больше участия, чем Урбан. У него есть квартира в приличном районе, где слой пыли в воздухе превышает содержание кислорода. Карл задумчиво смотрит на будто подернутую пленкой картину - какая-то цветная поебота, жутко дорогая. Модная, естественно, топовая, как утверждал Закари, презентуя эту хрень. Карл не пьет кофе в пафосных стаканчиках с известным на весь миром брендом, вообще не пьет кофе, предпочитая сенчу. Воняет, конечно, так себе, а вкус просто отвратительный. У Урбана непереносимость зеленого чая, но пойти против системы - о, это куда привлекательнее, чем выбирать сироп к своему трехслойному фраппучино с будто высранными сливками. Маленький повод почувствовать себя Нео. Ему срочно нужно руководство для барышень с разбитым сердцем. Заросший щетиной по самые гланды Урбан ни при каких обстоятельствах не катит на несчастную девицу, да и сердце разбить нельзя, пусть дешевые бульварные романчики и утверждают обратно. Но мысль интересная. Следующие полчаса, сидя в толчке, Карл обдумывает - кто знает, если заморозить мышцу, а потом хорошенько приложить молотком, тогда выражение "сердце разбито" будет оправдано или нет? И, да, умом, теми извилинами, что еще не свернулись в грейпвайн после перелета, Карл понимает - это того не стоит. Редкие встречи в перерывах между съемками, бесконечно поджимающаяся задница от зловещей участи разоблачения, игнорирование месяцами. Пиздострадания для романтичных ромашек, не умеющих брать эмоции под контроль. Карл умеет, натренировался. Надо же было как-то устраивать свою личную жизнь, пусть и на сплошном вранье, ожидая очередной подачки от Куинто. Его личная жизнь в жопе, которая как раз находится в долбанном Южном полушарии, где-то между островами Полинезии, что тоже смахивает на филейную часть тела. Как тут не думать о заднице, когда за окном билборд как раз с этой частью тела? Разумеется, хорошо отфотошопленной. Смотреть приятно. Истерика проходит быстро, Карл не успевает хлопнуть второй стакан виски, как внутри разливается тепло и приятное чувство под названием "насрать". В квартире по-прежнему пыльно, на повторе засел какой-то прилипчивый - модный, сука, лучше тебя, - трек, а привлекательный зад из окна кажется еще лучше. Падая мордой в подушку, Урбан почти любит эту жизнь, даже без отсутствия некоторых деталей. А когда через две недели придет краткая смс, с назубок выученным содержанием, Карл не дернется. Не побежит судорожно искать чистые трусы и презервативы - этого дерьма у Куинто всегда было полно. Останется валяться в гамаке, игнорируя предупреждения о возможной сейсмической опасности. Это потом, месяца через три, на какой-то гламурной тусовке, куда Урбан придет исключительно ради омаров, выяснится, что его ждали, в заснеженном Нью-Йорке, в этой жопе мира с точки зрения нормального новозеландца; разве ты не знал?