– Боже, Тайлер, что это было?
Он смеется, сощурив свои инопланетные глаза цвета темного шоколада с фисташками. Перевешивает через плечо черное махровое полотенце, почти насквозь влажное. За ухом – белая роза, все еще свежая, нежная, нетронутая, и Джош абсолютно не подозревает о том, что Тайлер сравнил бы этот цветок со своим лучшим другом.
– Почему всего лишь роза, чувак? Почему не коробочка с кольцом?
Он будто бы обиженно выпячивает нижнюю губу, но через пару секунд снова смеется, доставая розу из-за уха, взяв за длинный темно-зеленый стебель. Смотрит на нее, едва касается лепестка кончиком носа, задевает его серебряным колечком и
улыбается.
Тайлер глотает свои собственные органы, настырно лезущие наружу.
Ему нужно что-то ответить?
– Когда наше правительство разрешит иметь и жену, и мужа, я все сделаю, бро.
Его голос немного отрешенный, как будто телом он здесь, да, в гримерке, а вот головой – явно где-то между Плутоном и Марсом, которые крутятся на своих орбитах прямо в этих шоколадно-фисташковых глазах. Крутятся и крутятся, как органы Тайлера. Снова и снова.
– Ладно, я буду ждать, – кивает Джош.
И
улыбается.
– Спасибо, Тай, – Дан раскидывает руки в стороны и тепло, так тепло и крепко сгребает Тайлера в объятия, что тот чуть ли не хрипит.
Обнаженный торс Джоша все еще чуть влажный, горячий-горячий, и Джозеф начинает плавиться, таять, млеть, как угодно, а звезды в черной бездне его головы начинают мерцать ярче и ярче. Маленькие искорки, такие замечательные. Он улыбается в чужую шею, вдыхает привычный запах, который, как все думают, самый потрясающе горячий и сладкий в мире, но на самом деле он лишь отдает жгучими лучами софитов, потом и ноткой одеколона. Если бы Тайлера спросили, как пахнут громкие удары по барабанам, он бы ответил: «
Как мой Джош после концерта». Тайлер дышит и не может надышаться, сжимая пальцами сильную спину. Мерцание за мерцанием.
Еще одно, самое яркое, – и его ладони, все-то в размазанной черной краске, неловко переходят на чужие ребра, пальцы снова сжимают. На светлой коже остаются едва заметные разводы, но это ничего страшного, точно. Оба молчат, пока Тай медленно цепляет стебель розы из чужих пальцев и теперь заводит его за их уши, когда он поднимает голову и тычется лбом в лоб Джоша. Ладони такие наглые, но это тоже ничего. Они скользят выше, по раскаленной коже груди перед собой, по ключице, ложатся на плечи и резко замирают. У Тайлера закрыты глаза, и за веками, в черноте, крошится на части вся солнечная система, а пульс, бьющийся словно перед взрывом, напоминает ему звук тиканья часов, считающих до момента его смерти. Его маленькая смерть. Такая же маленькая, как и эти искорки в мозгу. Это называется «эффект ожога». Когда телесный контакт с человеком сродни прикосновению языков пламени. Тайлер читал.
Джош выдыхает шумно, его ладони сжимают чужую поясницу сквозь промокшую ткань белой майки, и в этот, именно в этот момент происходит тот самый взрыв. Пульс останавливается на несколько секунд, Тайлер задерживает дыхание, в эти несколько мгновений весь внутренний Космос расщепляется на обломки. Его сознание сходит с орбиты, оно ее теряет и падает куда-то вниз, в вакуум, который засасывает.
Господи.
– Wise… men say, – Тай начинает нет, не петь даже, а просто мелодично говорить.
И его голос слегка сипит, но это не потому, что он не переставая пел последние полтора часа.
– Only fools… rush in…
Джош сжимает пальцы сильнее, где-то над тазобедренными косточками друга, прямо там. Тайлер сжимает пальцы сильнее, где-то во впадинках между плечами и шеей друга, прямо там тоже.
– But I… Can’t… Help… Falling in love with you.
В коридоре слышатся чьи-то шаги, затем дружный мужской смех и пара женских голосов, среди них, возможно, голос Дженны, но Тай не узнает, потому что не слушает. Не думает о том, что сейчас дверь может открыться, что Марк обязательно схватит камеру и начнет кричать, размахивая руками, «
как это мило, мир должен это видеть!», что Дженна поначалу непонимающе окинет взглядом, как и всегда, а потом засмеется со всеми, как и всегда.
– Shall I stay…
Тайлер продолжает петь, едва ли заглушая те голоса за дверью, которые постепенно удаляются, удаляются так же, как и хоть какой-бы-то-ни-было смысл для них двоих, кроме как
этот. Кроме как возможность быть
близко.
– Would it be a sin…
Тайлеру хочется, чтобы руки Джоша коснулись его кожи, а не одежды. Джошу хочется, чтобы руки Тайлера обхватили его шею.
– If I… Can’t… Help… Falling in love with you.
Они абсолютно не знают друг друга и знают друг о друге все. Они абсолютно ничего не понимают, но зато могут быть вместе каждый день своей жизни. Они совершенно не умеют влюбляться правильно, но все равно сделали это
так много лет назад.
Тайлер думает, что сегодня подходящий день, чтобы наконец начать верить в инопланетян. Если бы его спросили, существуют ли они, он бы ответил: «
Да». И он бы хотел, чтобы какой-нибудь пришелец подарил ему свою орбиту, жертвуя, чтобы его душа вновь встала на нее. Чтобы голова хоть как-то принялась работать. Пожалуйста.
– Like a river flows, – голос чуть дергается на последнем слоге, вскочив вверх прямо в момент, когда рука Джоша пробирается под майку и накрывает поясницу, – surely to the sea… – Джозеф продолжает, продолжает, потому что
нельзя не продолжить, – …darling so it goes… – он жмурится, прижимаясь к чужому лбу сильнее, словно хочет проникнуть в эту голову, – some things are meant to be…
Желание Джоша исполняется, когда он чувствует неуверенные пальцы на своей шее. Снова рой голосов за дверью. Джошу интересно, сколько времени. Ему интересно, почему роза именно белая.
– Take my hand…
Им обоим одновременно хочется взять друг друга за руку, но они оставляют все так, как есть.
– Take my whole life too…
В воспаленной плавающей голове Джоша отражаются слова его лучшего друга. «
Я бы отдал тебе свою жизнь, но она уже и так твоя. Не знаю, как так вышло. Не помню. Слишком давно, знаешь». Тогда Дан думал, почему они не встречаются. Да, он думал об этом, и нет, ему не было неловко.
– For I can’t… Help… Falling in love with you…
Снова никаких голосов за дверью. Тишина, которая не угнетает, в которой так чертовски хорошо. Они дышат прямо на губы друг друга, Тайлер подается вперед, но первым целует все-таки Джош. Так чисто, так прекрасно, так бело. Это даже не переходит в полноценный поцелуй:
слишком любяще, чтобы им становиться. Так никогда не поцелуется женатая пара, пробывшая в браке двадцать лет, губы самых страстных влюбленных никогда не коснутся друг друга
так. Так могут только они вдвоем. Как будто взрываются две планеты, с которых они родом.
Джошу интересно, сколько времени и почему роза белая.
– Не гугли, к чему дарят белые розы, – вдруг шепчет Тай, вплотную касаясь влажных, детских губ друга; это тоже своеобразный поцелуй, когда при разговоре вы сталкиваетесь ртами, – там нет ничего из того, что я на самом деле имел в виду.
«
Окей», думает Джош.
– Ты скажешь?
«
Окей», думает Тайлер.
Он кивает, но последующим своим действием дает понять, что точно не сейчас. Да и кивок о многом говорит. Если Джозеф кивает, значит, с ответом тот повременит. Они отстраняются друг от друга, пальцы Дана убирают розу из-за их ушей, реальность начинает медленно просачиваться в их мирок, в их тела, и, ох, как же Тайлер хочет найти сейчас хотя бы какую-нибудь орбиту, чтобы зацепиться за нее хлипко и скользко, но зацепиться, потому что им нужно уходить, а он еле передвигает ноги от
всего этого. Дайте ему хотя бы какого-нибудь пришельца, чтобы он ее подарил.
Джозеф хватает свою концертную толстовку с подлокотника дивана, поднимает взгляд на друга, вскинув брови, мол, «
что-то не так?», а Джош едва мотает головой, мол, «
нет, все окей, бро».
Все крайне
окей, когда Тайлер шепчет «
с днем всех влюбленных, Джош» без намека на улыбку и обычным неторопливым шагом выходит из чужой гримерки.
Все крайне окей.
***
Ему не хочется слышать и слушать звук так шумящей воды в душе, где сейчас его жена. Ему не хочется вставать с кровати, когда он слышит стук в дверь номера, не какой-то там неуверенный, а совершенно обычный. Ему не хочется надевать обручальное кольцо обратно на палец, потому что вертеть и рассматривать его куда интереснее. Все, что ему хочется, – это найти орбиту.
– Пожалуйста, не стучи еще раз, кто бы ты ни был, – в пустоту говорит Тайлер, лениво поднимаясь с кровати.
Он не проклинает себя за свою же лень и дикое желание сна, хотя должен, потому что сегодня все-таки такой романтичный день, и он бы как самый потрясающий муж на свете сводил свою единственно и не единственно любимую в ресторан, а потом они бы занимались любовью до тусклых проблесков солнца на горизонте. Но, вот черт, Тайлер думает только о сне. И о том, что Джош все еще не лез в гугл.
Его рука ложится на ручку двери и все так же лениво тянет вперед, открывая. Джозеф устало трет шею второй ладонью и нехотя поднимает взгляд.
Все плывет ярким, кровавым, насыщенным красным цветом.
У него приоткрывается рот, и застывают все эмоции на лице, застывают в одно мгновение, его парализует. Он как окаменевший смотрит на огромный,
космически огромный букет темно-красных роз, не замечая, что за ним еще кто-то даже стоит. Он глотает, сомкнув губы. На какую-то секунду Тайлер думает, что это кто-то принес Дженне, и не чувствует даже укола ревности. Но лишь на секунду.
– Это кому? – сипло спрашивает он, хмурясь и так и не открывая дверь шире.
– Вам, – бодро отвечает парень, абсолютно не знакомый Джозефу, и протягивает
космический букет в чужие руки в просьбе взять.
– От кого? – руки неуверенные, они еле-еле тянутся за букетом, забирая себе.
– Отправитель предпочел, чтобы вы не знали его имени, – в следующую секунду паренек вскидывает брови, спохватившись, и передает еще что-то, – это прилагается.
Небольшой подарочный пакет, монотонно красный, без каких-либо надписей или рисунков точно так же неловко забирается Тайлером. Он смотрит внутрь пакета, замечая упакованную в прозрачную обертку кучу местных сладостей, которые они сегодня с Джошем рассматривали в кондитерской в паре кварталов от арены. Тайлер ныл, что хотел бы скупить все. Рядом лежит фарфорово-белый картонный лист, такой приятный на ощупь, с черными узорами. Два пальца тянут за край, пока курьер, кивнув зачем-то, уходит по коридору, оставляя Тая одного.
Ему все так же не хочется слышать этот звук воды из ванной. Теперь ему не хочется спать. Короткое «
С Днем всех влюбленных, Тайлер» знакомым почерком заставляет его хотеть вырваться отсюда в ночной город и бежать, кашляя от смеха и нехватки воздуха, пока чужая ярко-желтая макушка мелькает где-то впереди и родной голос кричит «
ты же баскетболист, а бегаешь медленнее меня!». Кричит и будит весь город. Пока его взгляд облюбовывает морозный румянец на худых щеках. Пока его пальцы касаются ледяного колечка в крыле чужого носа, а после и самой кожи, согревая, будто бы спрашивая «
так теплее?»
Тайлер глотает органы. Подрывается с места и, кое-как удерживая букет, хватает ближайшую ручку, лежащую на столе, и черкает размашисто, торопливо, стараясь успеть.
«
Пожалуйста, через десять минут у входа».
Кусает губу и подписывает:
«
p.s. белый – цвет любви для меня».
Он выглядывает из проема и замечает почти скрывшуюся фигуру того парня. Кричит невежливое «эй!» просто потому, что не знает его имени, к сожалению. Тот оборачивается, а Тайлер, как идиот, с этим букетом и пакетом сладостей, подходит ближе, передавая лист в чужие руки.
– Отдай отправителю, хорошо?
Курьер кивает, а Джозеф даже не задумывается, кто же он все-таки такой. Или все это глупости и это просто обычный курьер, такой же обычный, как и все остальные в мире?
Тайлер возвращается в номер тогда, когда Дженна уже вышла из душа, когда с ее окрашенных волос чуть ли не капала вода. Ее рот приоткрывается для вопроса «
куда ты уходил?», но она задает удивленное «
от кого это?».
–
От фаната, наверное, – отвечает он.
***
– Так теплее?
Тайлер натягивает черную шапку прямо на флуоресцентную голову Джоша, заправляя под нее челку. Джош кивает, шмыгая носом. Пар сходит с его бледно-розовых губ прямо на выдохе.
– Сколько у тебя времени?
Тайлер непонимающе хмурится.
– Имею в виду… Не знаю, чувак, такой день. Вы не хотели с Дженной побыть вдвоем и…
– Я попробовал тот марципановый шоколад с солью.
Не в тему, очень мечтательно, пока голова запрокидывается назад, пар клубками выходит изо рта, и Тай смотрит. Здесь видно немного звезд.
– Теперь я понимаю, почему ты так любишь сочетание соленого и сладкого, – усмехнувшись, он вновь опускает голову.
Джош смотрит в улыбающиеся глаза цвета кленового сиропа. Джош понимает, что, если Тайлер пропускает вопрос мимо ушей, его это не волнует. Джош
улыбается.
– Сегодня хороший день, чтобы поверить в пришельцев.
Джош смеется. И Тайлер смеется.
– Не думаю, что ты будешь действительно верить.
– В тебя же я поверил.
Они оба шмыгают носом, и Тай касается теплыми, еще не замерзшими пальцами чужого носа.
– Нам надо пробежаться, – предлагает он и перемещает ладонь на холодную-холодную щеку Джоша.
Они оба разворачиваются, готовясь. Дан говорит «
до той фиолетовой вывески», а Тайлер вместо «окей» говорит «
я люблю тебя». Они оба молчат. Космос вновь начинает формироваться из обломков планет и мерцаний созвездий, из руин космических кораблей инопланетян и кусков разможенных астероидами спутников. Понемногу начинает строиться новая орбита.
– Я знаю, – выдыхает Джош, –
как и я тебя.
Они бегут, запыхавшись, глотая мороз и пар. Смеются, когда один запинается и хватается за другого. Толкают друг друга плечами, стараясь быть первыми. Пробегают ту самую фиолетовую вывеску, забыв про нее.
Притягивают друг друга за шею, постепенно останавливаясь, и целуются, согревая легкие.
У Джоша разрушается его внутренний Космос.
У Тайлера он строится заново, потому что
как хорошо, что у него есть пришелец, способный построить ему новую орбиту для его души и сознания.
Прямо в День всех влюбленных.
