One step

Кларк тушит сигарету о край высокой металлической мусорки и опускает взгляд в пол, изучая ряд трещинок на кирпичной брусчатке. Семь утра. До лекций два часа. А она, как последняя сумасшедшая, начинает свой день с сигареты, отвратительного растворимого кофе в термокружке из пакетика, который ей предстоит хлебать весь день, и непреодолимого желания спать. А все почему? Потому что она идиотка. И никакого другого эпитета подобрать нельзя. Потому что вместо того, чтобы просто подойти и заговорить с девушкой, которая ей симпатична – на паре, например, или в столовой, или в коридоре кампуса, она как чертов сталкер каждое утро, в любую погоду, дожидается ее с пробежки, выкуривая одну сигарету за другой, в надежде, что именно сегодня она заведёт с ней беседу. Но каждое утро, в любую погоду, так же неизменно, как утренняя ненависть Кларк ко всему живому и внутренняя робость, буквально парализующая каждую клеточку ее тела, они только смотрят друг на друга, изредка кивая в знак приветствия. Лекса вообще не понимала, что именно выгоняет Кларк каждый день в одно и то же время из тёплой постельки, заставляя торчать у входа в кампус с сигаретой и таким видом, что ещё секунда и она уснёт прямо там. Ну, или расплачется. В общем, с видом крайне жалким. И, обычно, уставшая и потная, проходя мимо Гриффин, она каждый раз мысленно крутила пальцем у виска, поражаясь, почему же людям не живётся спокойно и легко. В это промозглое осеннее утро все было в точности так же, как и во все предыдущие дни. День Сурка, собственноручно созданный Кларк. Очередное утро, прожитое в надежде на то, что она сможет перебороть собственную трусость. Но ведь действительно переборола в этот раз! Она выдавила из себя целое робко-заикающееся: «Привет...», выдохнутое чуть ли не в лицо Лексе в облачке сигаретного дыма. И ведь Кларк даже получила в ответ немного растерянное, но бодрое: «Доброе утро!». Но на этом их беседа снова подошла к концу, и каждая из девушек отправилась по своим делам: Лекса быстра зашагала по длинному коридору, ведущему к лестнице, а Кларк так и осталась стоять, прикурив одну сигарету от другой, снова внутренне истязая себя за свою нерешительность. Эх, если бы только Лекса знала, на что обречёт себя Кларк из-за их утренней встречи, если бы могла догадаться. *** «Тебе нужно сделать всего два шага!» – проговорила про себя Кларк, глядя прямо перед собой. Туманное утро воскресенья укрыло все окрестности почти ощутимым серо-мглистым туманом, превратив высокие дома в мрачные, далекие, едва различимые тени и абсолютно стерев линию между землёй и небом. Остро чувствовалось, что ещё немного и эта безрадостное месиво над головой прольётся на землю не ливнем, но мелкой и противной моросью. Кларк сделала маленький шажок навстречу краю крыши, чувствуя, как ужас, зародившись где-то в районе солнечного сплетения, медленно просачивается и расползается по всему телу. Внизу, где-то там, на расстояние в тридцать пять метров, простиралась земля, укрытая сейчас клочком тумана. Ощущения у Гриффин были такие, что она стояла не на краю крыши, а на самом краю мира, и что те два шага, на которые она все никак не могла решиться, отделяли ее от бескрайней Вселенной, и, когда она их сделает, то ее не спасут ни силы гравитации, ни законы элементарной логики, и она полетит не к асфальту, ускоряясь с каждой секундой, а далеко-далеко, прорываясь сквозь пелену облаков. «Сделаешь этот шаг, и твоя жизнь изменится. Ты уже больше не будешь трусить,» – пронеслось в голове, а колени начали предательски трястись. Руки, к слову, тоже. Кларк хотелось бы сейчас закурить, но при всём желании, она бы не смогла зажечь сигарету, потому что ни одна часть тела не слушалась ее так, как должна была, а в горле стоял противный ком, и сердце громко стучало, отдаваясь пульсацией где-то в желудке. Кларк закрыла глаза и на негнущихся ногах сделала шаг вперёд, с трудом сглотнув ком в горле. Теперь ее от пропасти отделял только один шаг, а рейка под ней, в отличие от крепкой бетонной крыши двадцатиэтажки, подозрительно шаталась, грозясь в каждый момент скинуть ее на землю раньше того, чем она этого сама пожелает. Откуда-то из недр, вперемешку с тошнотной, дрожью и ужасом, поднялся отголосок внутреннего я, захороненного под обломками самобичевания и самоненависти, загнанного в угол настолько, что уже боялся лишнее слово сказать – все равно не послушает, и тихим голосом шепнул: «Дура. Разобьёшься ведь». И в этот момент у Кларк, вопреки здравому смыслу, руки трястись перестали. И она, набрав в лёгкие побольше воздуха, сделала шаг навстречу. Потеряв пусть шаткую, но все же мало-мальски твёрдую опору под ногами, Кларк зажмурила глаза, потому что все животные инстинкты внутри неё кричали от ужаса. Все тело скрутило неприятной судорогой от стремительно ускоряющегося полёта, а ветер нещадно хлестал по лицу холодными порывами-плетями. Кларк казалось, что падение ее длится вечность и что оно должно было завершиться ещё пару секунд назад, но она все летела вниз. Она открыла глаза в тот момент, когда ее тело разорвало невесомую паутины облачка тумана над землёй. Серая асфальтовая дорожка замаячила перед ней в каких-то полуметрах. Страх исчез совсем. Не было ни противного внутреннего голоса, ни дрожи от ужаса, ни внутренних криков первородных инстинктов. Кларк была свободной и опустошённой в этот миг, глядя без каких-либо эмоций на стремительно приближающийся кусочек земли. И тут ее довольно жёстко рвануло вверх. Ремни, к которым была прикреплена веревка, впились в ребра и живот, и она безвольно повисла над землёй в этом несчастном полуметре, покачиваясь на длинном тросе, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Кровь стучала в висках, и она облизнула пересохшие губы, чувствуя, как бешено колотится сердце. – Все в порядке? – к ней подбежал инструктор, ловко отстегивая карабины и подавая руку, чтобы она смогла выпутаться, не упав. Ноги не слушались, как и там, наверху. Разница была только в том, что там она не могла стоять из-за подкашивающего ее ужаса, а здесь от полного расслабления и даже удовлетворения. – Понравилось? – Прекрасно, – с трудом собирая мысли в кучу, пробормотала Кларк, делая неуверенные шаги в сторону ближайшей скамейки. – Очень. – У нас на второй прыжок скидка, приходите, – улыбнулся инструктор. – Мы через неделю будем прыгать с электровышки, можете присоединиться. – Я подумаю, – Кларк выдавила из себя что-то наподобие улыбки, стараясь быть вежливой. Она не была уверена в том, что готова повторить. Эти полметра, что разделяли ее с землёй... ~ – Привет, – уверенно говорит Кларк, подсаживаясь на следующий день за столик Лексы на обеде. – Я Кларк. Это я курю в семь утра, когда ты возвращаешься с пробежки. Для неё теперь, наверно, не существует никаких преград. И руки как-то уже предательски не трясутся, когда некая тревога зарождается в душе. Делов-то было, оказывается, просто подойти и поздороваться. А она себе напридумывала! – Я Лекса, – Вудс улыбнулась, вытаскивая наушники из ушей. – Никогда не думала о том, чтобы начать заниматься вместо того, чтобы курить? – Нет, я лучше уж как-нибудь в сторонке посмотрю, – отшучивается Кларк. – Мы же с тобой на одном этаже живём, да? Лекса кивает и улыбается-улыбается-улыбается, потому что ее забавляет эта странная девушка, которая бойко ведёт беседу и задаёт вопросы, вместо того, чтобы жаться к бетонной стене кампуса, пряча покрасневшие от недосыпа глаза за распущенными волосами. А сделать-то всего нужно было один шаг. В обоих случаях.