Foreign sun in another sky

Тэхен не плачет. Он не плачет, когда Хосок исчезает на кажущиеся вечностью недели; не плачет, когда Хосок улыбается всем, кроме него; не плачет даже тогда, когда Хосок открыто его игнорирует. Тэхен привык. Даже к тому, что Хосок никогда не звонит первым. Даже если Тэхен уверен, что Хосок этого хочет не меньше, чем он сам. Тэхен же не просто хочет - он готов на стенку лезть, душу продать, лишь бы слышать этот голос хоть пару минут. Но когда телефон вспыхивает короткими гудками, обжигая щеку, Тэхен только молчит и тяжело дышит - словно целый час бежал, а не гипнотизировал потолок забитым взглядом. Один гудок. Два. Три. Хосок никогда не звонит первым - но и никогда не сбрасывает. - Жду в 6. Тэхен приходит на полчаса раньше и жмется возле соседнего подъезда, отсчитывая оставшиеся минуты. Тэхен пытается не думать о тех парнях, с которыми так часто сталкивается возле дома Хосока. Об их блаженных улыбках, взглядах, растрепанных чуть влажных волосах. Сегодня это совсем молодой мальчишка, чем-то знакомый Тэхену; он идет с высоко поднятой головой и гордо и радостно показывает свое счастье миру. Тэхен сутулится и старается слиться со стеной. Он тоже когда-то был таким. Когда Хосок открывает, Тэхен просто стоит в дверях и смотрит. Зло, испуганно, вызывающе. Хосок лениво облокачивается на дверной косяк, складывает руки на груди и тоже смотрит - не впускает, но и не гонит. В почти черных глазах Тэхена плещется дикая смесь ненависти и похоти. И чего-то еще - о чем Хосок думать не хочет. Этот взгляд пьянит его сильнее самой забористой водки, хотя он наверняка знает, что на дне - яд. Это лишь добавляет остроты. Когда Тэхен, все так же настороженно глядя, пытается проскользнуть в неосвещенный коридор, то тут же врезается в стену, подминаемый горячим телом. - Зачем пришел? Тэхен только усмехается - достаточно дерзко для того, чтобы руки на его бедрах сжались еще сильнее, наверняка синяки останутся. Но ему действительно, искренне весело, так отчаянно смеется приговоренный к смерти. Его рубашка уже на полу, джинсы расстегнуты, а на шее некрасивым алым пятном разливается первый засос. Зачем?.. Они оба слишком хорошо знают, зачем, но он все равно молчит, только рвано стонет в закушенную до боли ладонь. - Попроси меня, - Хосок отнимает его руку и толкается пальцами в рот, властно глядя в помутневшие от желания глаза и стискивая до болезненных стонов чужой член свободной рукой. Хосоку нравится ломать его. Тэхен снова бьется головой - на этот раз уже об спинку кровати. Рядом со стены вниз гулко летит картина - плевать, как и на разбитую вазу возле двери, и на сломанную вешалку в прихожей. Тэхен переводит взгляд на лихорадочно стягивающего с себя футболку Хосока и закусывает губы до крови. У Хосока бледная кожа, поджарое тело с красивым рельефом мышц, а под правым соском тонкая царапина - Тэхен помнит, как зализывал ее... Хосок подхватывает его под коленки и стягивает до своего уровня - одним мощным рывком, попутно окончательно срывая узкие джинсы и закидывая одну ногу себе на плечо. Это выглядит настолько порочно, что Тэхену даже становится немного стыдно - пока Хосок не целует чувствительную кожу на внутренней поверхности бедра, спускаясь все ниже. Еще одно "не": Хосок никогда не целует его в губы. Сделать убийственный минет - легко. Поцеловать в губы - никогда. Тэхена уже ломает, тонкие хлопковые простыни трещат в ладонях, когда Хосок, сосредоточенный и явно возбужденный, накрывает влажными губами головку члена. Из Тэхена вышибает весь воздух, перед глазами все плывет, хочется только затянуть этот момент навсегда. Хосок заглатывает почти целиком, идеальные губы складываются в не менее идеальное "о", зрачки сливаются с радужкой и Тэхен от этого всего не стонет только потому, что в этот момент он в состоянии только бессильно скулить в подушку. Когда он дергается от подступающего оргазма и прикрывает глаза, на горло опускается рука и давит - так, что Тэхен начинает задыхаться, но уже по-настоящему. Тэхену хочется плакать - от боли, наслаждения и благодарности. Он бы не прочь так умереть, но Хосок слишком хорошо знает эту тонкую грань, по которой так любит ходить Тэхен. Поэтому Тэхен кончает - в этот красивый рот, с фейерверками в глазах и снова поступающим в легкие кислородом. Хосок поднимает голову и пошло облизывается. - А теперь скажешь? - Я...хочу тебя... - Ты сучка, - довольно шепчет Хосок, прикусывая и вылизывая мочку уха. - Моя сучка. Хосок оставляет еще один след на ключице - к десятку расцветающих других и переворачивает его на живот, нежно поглаживая поясницу. Тэхен выгибается, вжимаясь пылающим лбом в скрещенные руки, и вздрагивает, когда по выставленным ягодицам течет холодная смазка. Хосок растягивает быстро и умело - но Тэхену уже все равно, где он научился. Когда пальцы сменяет член, Тэхен насаживается уже сам - до самого основания, и низко стонет. Хосок гладит худые бедра, невесомо целует выпирающие позвонки, и Тэхен почти чувствует кожей, как он улыбается в поцелуй. - Хороший мальчик... Хосок не знает, что таким озабоченным мазохистом Тэхен становится только рядом с ним. Не знает, что был у него первым - на какой-то пьянке, где не пил только Тэхен, потому и не забыл. Тэхен не уверен даже, что тот помнит его имя. Зато Тэхен знает, что Хосок - совсем другой. Тэхен видел - пару раз, из-за угла, больно впиваясь ногтями в ладони и бессильно сползая по шершавой стене, - другого Хосока. Веселого, заботливого, доброго. Такого, каким Тэхен его никогда не узнает. Позже Хосок засыпает прямо на нем (еще одно доказательство его власти над Тэхеном), и Тэхен осторожно тянется к его телефону, настраивает будильник - еще один звонок, ровно на полчаса раньше уже установленного. По всему телу разливается приятная усталость и клонит в сон, но он держится из последних сил - выспится потом, дома. Хосок обнимает его во сне, цепляется тонкими пальцами, что-то невнятно бормочет и нежно гладит по щеке, когда снится что-нибудь хорошее. Тэхен слушает, как бьется чужое сердце, гармоничным ритмом отдаваясь в его собственном, и старается даже дышать как можно тише. Он уже давно приходит не за сексом. В такие мгновения Тэхен надеется - позволяет себе надеяться, что Хосок разрешает ему оставаться не только потому, что знает об этом. Что - хоть это и совершенно невозможно - ему тоже это нравится. Тэхен прикрывает глаза и вдыхает терпкий запах, которым наполнена комната - запах секса и Хосока. Такой приятный, что легкие от наслаждения режет, но надеяться - намного больнее. Когда предрассветную густую тишину разрывает энергичная мелодия, Тэхен осторожно выбирается из-под Хосока и быстро собирается. Хосок переворачивается на бок, дышит ровно и мягко, только ресницы беспокойно трепещут. Тэхен точно знает, что он не спит. В холодном утреннем воздухе синяки и засосы горят словно клеймо, и немногочисленные заспанные прохожие косятся на него - испуганно и неодобрительно. Он и сам знает, как выглядит - измученный невольник, сбежавший из рабства, наркоман под кайфом, еще не омраченный болезненным венцом ломки. Плевать. На мосту он останавливается и долго смотрит в темные быстрые воды реки. Унесут - и никто не заметит, убаюкают растревоженную душу в своих прохладных волнах, где такие же неприкаянные, как он, уже нашли свой вечный покой. Но не сегодня. Хосок для Тэхена - ночной кошмар, очнувшись от которого, хочется сдохнуть. Хосок также - Солнце, горячее и озаряющее все вокруг своими ласковыми лучами. У Тэхена же внутри черная дыра, уничтожающая все на своем пути, вечно голодная и ненасытная; даже самый яркий свет в ней исчезает навсегда. Тэхен знает почти наверняка - однажды она поглотит и его самого. Если раньше его не сожжет Хосок. У Хосока с Тэхеном умопомрачительный секс без обязательств. У Тэхена с Хосоком - разъедающая полумертвую уже душу любовь.