/POV: Лева/
Смотрю в потолок, по которому то и дело, сменяя друг друга, бегут фонарные рыжие пятна, не дающие ни грамма света этой тёмной бессонной ночи, которую мне приходится коротать в поезде. Вынимаю руку из-под головы, вытягиваю вперёд. С непривычки пальцы с силой врезаются в металлическую поверхность, испещрённую дырочками вентиляции. Откуда-то сбоку недовольно вздыхают. Я любил верхние полки, когда был маленьким. И сейчас люблю, наверное, правда, в данный момент ненавижу. Ненавижу ровным счетом также, как и своё положение. Тело - выжатый лимон после очередного трехчасового концерта - ноет во всех местах; голова, словно вдавлимая невидимыми силами в жесткую подушку, гудит от переизбытка мыслей и усталости. Справа от меня, через своеобразную пропасть, спит моя жена. Я смотрю в её безмятежное лицо, на которое упало несколько растрепавшихся светлых прядок; смотрю и ничего не чувствую. А что, должен? Где тот былой трепет сердца, умиление, минуты любования её чертами, когда она не смотрит? Прошло все. Я смотрю на Асю и мне кажется, что вот-вот начну испытывать нечто, сродни лишь отвращению. Поэтому я отворачиваюсь обратно к потолку, дабы не вызвать это чувство, лишний раз не провоцируя лишний поток неприятных образов. Мои наручные часы пикают четыре раза. Совсем скоро начнёт светать. Поезд прибывает в Санкт-Петербург ровно в восемь. У меня ещё есть время, время в эти рассветные часы. Есть, но для чего? В сотый раз возвращаюсь к мысли о том, как же страшно хочется покурить. Хочется выйти на свежий воздух, вырваться из этой душной клетки, где все звуки - это стук колёс о старое проржавевшее полотно дороги, да позвякивание ложек в стаканах. К сожалению, перекур ни в моих силах, ни в моих возможностях. Нельзя теперь в поездах курить, европеизируемся ибо. Смех. Ярость. Мысли утекают куда-то настолько далеко, что я даже слегка вздрагиваю, когда замечаю, как дверь купе медленно начинает отъезжать в сторону. Темноту разрезает немного сюрреалистичный лучик извне, а затем слышится очень тихое хриплое: - Лев... Лев, ты спишь? Откашливаюсь. - Нет... Нет. Я сейчас, подожди. Сейчас выйду. С горем пополам буквально спадаю вниз, встаю в полный рост, разминая затёкшие за эти часы лежания ноги-руки, натягиваю футболку, валявшуюся на одной из ничейных нижних полок. Тихонечко выскальзываю в коридорчик, задвигая за собой дверь. В тусклом свете дежурных ламп, создающих тёпло-серую обстановку, стоишь ты, прислонившись спиной к стеклу. За окном - едва серое августовское небо, неприветливо и сонно застланное пеленой тяжелых ночных облаков. Ты стоишь, запрокинув голову. Твои волосы растрепаны, под глазами - темные круги, а рубашка вся измята, собственно, как и футболка под нею: тоже не спал. Изнеможенно говоришь: - Скоро совсем рассветет... Покурить хочется. Ты же не спал, да? Хорошо... Не нашёл ещё способ, как и где? Может, в тамбур? Авось не заметят... - Ты заискивающе протягиваешь мне пачку "Мальборо", вызывая внутри целую волну желания зависимого человека. Беру одну сигарету в зубы и, кивнув, веду тебя за собой. Слишком много мыслей, слишком много эмоций и нервов, чтобы не закурить в такой вот момент. Плотно закрыв за собой дверь вагона, мы размещаемся в холодном металлическом тамбуре, прислонившись к двери наружу с большим овальным окном, природа за которым начинает приобретать первые краски нового дня. Облака расступаются, давая звёздам светить чисто и ясно в свои последние предрассветные минуты. Почти одновременно закуриваем, наполняя легкие дымом так, словно это в состоянии нас спасти. Поначалу я ничего не ощущаю, но вскоре узел напряжения глубоко внутри грудной клетки начинает потихоньку развязываться, сердце бьется куда ровнее, а плохие мысли окрашиваются светлыми оттенками. - Шур, скажи, вот ради чего мы все это делаем? Все концерты, сессии. Зачем? - Ты отрываешь взгляд от темного пейзажа, хмуришься, глядя испытующе мне в глаза. - Нет, я правда стал задумываться. Зачем все? - Лев, слушай. Не ты ли мне говорил, что концерты для тебя - это зарядка, личная панацея? - Эх, да... Просто, сейчас я чувствую, что все изменилось. Моё отношение. В последнее время боли и стрессов больше, чем того, что было раньше. Шур, нет, не надо так на меня смотреть, я тут просто так распинаюсь, можешь не реагировать. Я не собираюсь сейчас заявлять тебе, что хочу все бросить, нет... Просто... Может, нам взять небольшой перерыв? - Лев, ты меня прости, но вот что ты хочешь от меня услышать? Ты же знаешь, что я скажу. К тому же, только что же все из отпусков летних вернулись, так чего ты такой пришибленный? Ведь есть что-то ещё, да? Ну, рассказывай, не молчать же теперь. Что тебя так угнетает? Я оборачиваюсь по сторонам, хотя прекрасно знаю, что вокруг точно никого нет. Обхватываю себя руками, дабы унять мурашки и беру у тебя ещё одну сигарету. Ты серьёзен, на лбу залегла тяжелая морщина, красноречиво повествующая о твоей внутренней напряженности. Нет, не такого перекура я желал, но раз уж на то пошло, а на то пошло, меня прорывает на откровенности: - Шур, вот скажи, когда мы последний раз с тобой просто собирались вдвоём посидеть? Аа, я вот тоже не помню... Работа, работа, работа. Я выкладываюсь полностью, забывая о том, что у меня есть друзья, семья. Ася, конечно, денно и нощно рядом витает, но, знаешь... Уже на самом деле начинает доставать это её "Ой, давай я тебя сфоткаю", весь этот пафос в Инстаграме, мол, гляньте, какой у меня знаменитый крутой муж... Да-да, мне реально в последнее время кажется, что я у неё что-то заместо крутого аксессуара по жизни. Удивлён, да? А я тебе не рассказываю, потому что все времени нету у тебя на меня. А дети? Когда я последний раз ходил со своими детьми в банальный, мать его, парк? Мой голос не нарочно срывается, я тру глаза рукой, пытаясь успокоиться. Вот, собственная правда режет, как по живому. Ты выдыхаешь, обдавая меня легким дымом, но я, неспособный теперь заткнуться, продолжаю: - Ася... Эта женщина просто поглощает меня, и это уже пугает... Скажи, Шурик, я сильно изменился за наши годы с ней? Ты топчешься на месте, выкидываешь бычок под ноги, туша его носком кед, кашляешь и, смотря на светло-розовое небо, подернутое теперь пеленой серых рваных облаков, задумчиво отвечаешь: - Конечно, мы все меняемся под воздействием значимых людей в своей жизни... Она как-то повлияла на тебя, но также, как и ты - на неё. Как и мы в своё время друг на друга... Люди вообще порой говорят мне, что мы с тобой как братья похожи становимся, - открыто и искренне улыбаешься, мельком глядя мне в глаза, - и манерой речи, и даже внешне. Знаешь, ты бы просто поговорил как-нибудь с Асей. Просто посади её перед собой и выскажи все, но как-нибудь лояльно... А то опять за старое примется. Закрываю глаза, вспоминая, как не очень давно она в очередной раз психанула и на месяц уехала с мальчишками к маме, на море. Ох, как я настрадался тогда... Сейчас об этом думать хочется меньше всего. Ты прекрасно это понимаешь и пытаешься разбавить повисшую тяжелую паузу: - А что касается нас... Согласен, нам надо больше проводить времени... вдвоем... - Ты осекаешься, упорно глядя себе под ноги, топчешь и без того потухший бычок, едва не роняя зажженную сигарету. - В смысле... ну, не как в старые добрые, конечно.... Ах вот ты что вспомнил! Господи Боже. Теперь ты неловко улыбаешься, все также скрупулёзно глядя вниз, а у меня изнутри поднимается какая-то истерика. Вот как покурили. Вот как поговорили. Я ухмыляюсь, театрально вскидывая бровь: - Мне не послышалось, или ты сейчас нарушил табу? Мне не приснилось? - сарказм сильнее меня; я гляжу на тебя исподлобья, а странное чувство внутри заставляет нести меня эту ересь. Мы ведь на самом деле обещали себе больше не упоминать это, ни в жизни. Но меня уже понесло, извините. - Шурик, а почему бы и нет? Ну что ты так смущаешься? На тебя жалко смотреть. Ты словно не в своей тарелке, накручиваешь на палец волосы и дышишь учащенно, что едва, но заметно. Я совершенно не хочу над тобой издеваться, но так уж получается. Я поймал тебя. - Лев, - произносишь слегка испуганно и серьезно, вызывая своими взволнованными интонациями бурю смеха где-то у меня глубоко внутри, - мы, кажется, прошли через это. Ты изменился, я изменился... Мы уже не те, что прежде... У нас семьи теперь, жены. Ну, по крайней мере, я уже точно не тот... - Да неужели? А если я проверю? - Все, унесла меня нелегкая в неизвестном направлении, так что я тянусь к тебе, делая шаг. Кладу руки сначала на плечи, а потом запускаю их в волосы, прижимаясь к губам, прикосновения которых так и не смог забыть. Я целую тебя, а ты, сначала скованный и напуганный, вскоре расслабляешься и отвечаешь мне. Твои руки ложатся мне на талию, а я лишь крепче прижимаю тебя к себе, разжигая, казалось бы, давно потухшую страсть между нами.*
Поезд идет сквозь бескрайнюю равнину, залитую первыми лучами восходящего солнца. Его мягкие лучи, отражаясь росой в высокой траве, дают миру ту нотку рассветного умиротворения, когда первые птицы взмывают в воздух, дабы пропеть о наступлении нового дня. Поезд идёт, представляя из себя сонное царство десятков разрозненных судеб, а мы с тобой только что, кажется, открыли новую главу судьбы нашей, совместной. Или же перечитываем старую? Да, мы все это уже проходили. И теперь я с уверенностью могу сказать, что людям все-таки с годами меняться не свойственно. Разумеется, теперь мы точно будем проводить времени вместе куда больше. Вдвоем, один на один. Снова...